- Никого? - полюбопытствовал он.
- Только барышня Манола... Вы не испугались дождя? Давайте-ка мне ваш
макинтош.
На пороге большой комнаты, светлой даже в пасмурные дни, Терлинк вся-
кий раз испытывал все то же смущение, все ту же робость и с неизменной
искренностью осведомлялся:
- Не помешаю?
На этот раз он был тем более взволнован, что сон его еще не совсем
забылся. Он искал Лину глазами, чтобы вновь и вновь убедиться - она не
маленькая девочка, а ее ребенок в колыбели не кукла.
- Добрый день, господин Йос. Вчера вас не было?
- Да нет, я был здесь, но не решился подняться к вам. Мне сказали, у
вас кто-то есть.
- Это же был мой брат... Садитесь. Что там в пакете, Элси?
- Духи, сударыня. "Осенний вечер".
- Что вы делали, когда я приезжал?
Девушки переглянулись и чуть не прыснули со смеху. Так бывало часто.
Терлинку часто казалось, что он - взрослый человек, мешающий детям иг-
рать и секретничать.
Секретничали они по любому поводу. Если они смеялись и он спрашивал
над чем, они поддразнивали его добрых четверть часа, прежде чем просто
сказать правду. Если они шептались, Терлинк чувствовал себя несчастным,
пока ему не отвечали - правду или нет, не важно, - о каком секрете шла
речь.
Однажды в антверпенском зоологическом саду Йорис видел львят, которых
по какой-то причине отделили от матери. Их было трое. Толстые, с блестя-
щей шерстью, они забирались друг на дружку, хватали один другого то за
лапу, то за ухо и потягивались с таким блаженноневинным видом, что это
брало умиленных зрителей за душу.
Вот такими в какой-то мере были и Лина с Манолой, так что в доме
только Элси походила на взрослую, но эту взрослую никто не принимал
всерьез, и суровость ее приобретала комедийный оттенок.
А ведь здесь был и настоящий ребенок. Но с ним играли как с куклой.
Играли с жизнью! Играли с Терлинком, или, точнее, с г-ном Йосом.
- Почему вы не хотите мне сказать, что делали?
- Мы спорили.
- О чем?
- Об очень важной вещи.
- О какой?
- О вас.
Здесь все было не так, как всюду. Здесь не придавали значения ни вре-
мени, ни семье, что служит в жизни прочной опорой. Ели где и когда при-
дется, прямо с подноса, и подносы валялись по всем углам. Спали когда
хотелось, и если у вытянувшейся Манолы задиралось платье так, что обна-
жалось бедро, это ее ничуть не беспокоило.
Терлинка прямо-таки подкинуло, когда она впервые объявила при нем:
- Пойду пописаю.
Она не закрыла дверь уборной, так что было все слышно.
- Что же вы говорили обо мне? - настаивал он, не умея сравниться с
ними в легкости общения.
- Много чего. Манола вам расскажет.
Он уже был сбит с толку, выглядел несчастным, и они расхохотались.
- Почему она сразу не говорит?
- Потому что!
- Что - потому что?
- Потому что сейчас она уведет вас к себе. В четыре я жду еще одного
визита.
- Чьего?
- Вы не в меру любопытны, господин Йос. Принесите-ка мне ребенка. Его
пора кормить.
За муслином занавесок неясно маячили мачты судов на серебристом фоне
не то моря, не то неба. Ребенок хныкал и замолчал, лишь когда уткнулся
носом в материнскую грудь.
- Ты заберешь господина Йоса, Манола?
Та неохотно поднялась. Она, как всегда, была в шелках, как всегда,
надушена. Несмотря на пресловутое "пойду пописаю", которого Терлинк ни-
как не мог забыть, было трудно поверить, что она тоже подчиняется суро-
вым законам человеческого существования - такой изнеженной и необычной
казалась Манола.
- Вы не боитесь, что мы поедем ко мне вместе, господин Йос? Ваша ма-
шина у подъезда? Нет? Подгоните ее к дверям, чтобы я не вымокла.
Терлинк нехотя поднялся и подождал, пока Элси принесет его макинтош.
Младенец продолжал сосать. Лина забеспокоилась: подруга снова
скользнула к ней в туалетную.
- Смотри не утащи мою помаду! Каждый раз ты что-нибудь да уносишь.
Да, да, господин Йос. И не делайте, пожалуйста, такое лицо! Что с вами?
Манолы боитесь?
Он вышел, пятясь, оказался на лестнице вместе с Манолой и отправился
за своим автомобилем, а она осталась в подъезде.
За стеклами кафе Терлинк заметил наблюдавшую за ним Яннеке. Он рас-
пахнул дверцу, захлопнул ее, неловко тронул машину с места.
- Надеюсь, вы знаете, где я живу? Улица Леопольда. Как раз за плоти-
ной.
Он нервничал и вел машину плохо.
- Внимание! Здесь одностороннее движение. Сверните во вторую улицу
слева...
- Опять ее брат должен прийти? - спросил он, не отводя глаз от мокрой
мостовой впереди.
Манола не ответила.
- Теперь направо. Сразу за той вон гостиницей. Второй дом.
Она уже искала в сумочке ключ. И машинально проронила:
- Правда, что, пока вы здесь, ваша жена медленно умирает?
Самое странное заключалось в том, что в ее устах эти слова не прозву-
чали трагически. Там, в Верне, медленно умирает г-жа Терлинк? Что ж, ви-
димо, это совершенно естественно.
IV
На лестнице его поразил контраст между темно-красной ковровой дорож-
кой, сверкающими медными штангами и кремовой белизной стен. Позднее ему
несомненно вспомнится огромное зеленое растение в кашпо, а также то,
что, когда они поднялись на второй этаж, на первом настежь распахнулась
одна из дверей.
- Ничего, ничего. Это англичанин, - сказала Манола, вставляя ключ в
замок.
- Какой англичанин?
- Один педераст, снимающий на первом этаже спальню с гостиной... Вхо-
дите. Извините, я на минутку.
Она исчезла за дверью, несомненно ведущей в ванную, продолжая на хо-
ду:
- Не знаю, как другие женщины, но я не могу носить пояс по целым
дням.
Уф! Она вернулась, растирая через платье свои бедра, на которых - это
угадывалось - пояс оставил вмятины, похожие на пчелиные соты.
- Почему вы не садитесь? Что будете пить?
Вероятно, в отсутствие Манолы кто-то занимался у нее хозяйством, по-
тому что к их приходу все было в безупречном порядке. Но при ее манере
вести себя хватило нескольких минут, чтобы воссоздать, привычный для нее
беспорядок.
Однако она отдавала себе в этом отчет и, забывая, что находится у се-
бя, старалась держаться как подобает хозяйке дома:
- Коньяк? Ликер?
Терлинку не хотелось ни того ни другого, но он не посмел отклонить
предложение, хотя так и не сел, несколько оглушенный шуршащим вихрем,
каким казалась ему Манола.
Здесь все было иного пошиба, нежели у Лины. Обстановка казалась еще
более разнеживающей: все словно обволакивалось чем-то мягким и утопало в
нем. Самое сильное, правда, сначала еще ничем не обоснованное впечатле-
ние - просто это было первое, что он увидел, - произвел на Терлинка ам-
пирный камин из белого мрамора, в котором на медной решетке с головами
сфинксов медленным и как бы угодливым пламенем горели настоящие поленья.
- Садитесь в это кресло... Я подумала, что лучше привести вас сюда,
чем говорить при Лине. Не следует все-таки забывать, что ей восемнад-
цать.
Что она хотела этим сказать? При чем здесь восемнадцать лет Лины? Де-
ло в том, что Маноле недоставало уверенности в госте. Она хмуро разгля-
дывала Терлинка, который со шляпой на коленях застыл в кресле.
- Да положите вы вашу шляпу! - потеряла она наконец терпение. - Вы
даже не знаете, на кого сейчас похожи!
Она тоже этого не знала. Во всяком случае, он не был похож на челове-
ка, с которым легко выйти на известные темы.
- Можете курить свою сигару. Да, да, я хочу, чтобы вы выкурили сига-
ру. И я даже возьму за компанию сигарету.
Все это говорилось, чтобы выиграть время, походить взад-вперед, ук-
радкой рассматривая гостя. Такая манера шпионить за ним произвела на Йо-
риса странное действие. Он вдруг подумал, что точно так же на него смот-
рели всегда и все, особенно женщины, и первая - его мать, когда он был
еще мальчиком, потом, после его женитьбы - Тереса, затем Мария, которой
даже в интимные минуты не удавалось быть с ним естественной, еще сегодня
утром - Марта и, говоря по правде, мамаша Яннеке, до сих пор не разоб-
равшаяся в нем.
- Знаете, вы странный тип, - неожиданно перешла в атаку Манола с раз-
вязностью, которая, как ей казалось, все упростит. - Вчера мне много по-
рассказал один хорошо вас знающий человек. Правда ли то, что я сказала о
вашей жене, когда мы приехали?
- Да, правда.
- И вы способны спокойно думать, что она может умереть, пока вы нахо-
дитесь здесь? Правда ли также, что у вас тридцатилетняя дочь?
Чувствуя на себе взгляд Манолы, Терлинк, чтобы скрыть смущение, отх-
лебнул коньяку.
- Разумеется, это меня не касается. Это ваше дело.
Мы беседуем - вот я и сказала... Я хотела поговорить с вами не об
этом. Меня интересует другое - как вы намерены поступить с Линой.
Манола облегченно вздохнула. Самое трудное было позади, и теперь,
сказав главное, она могла перевести дух.
- Как я намерен поступить?
- Да. И не прикидывайтесь, что не понимаете, ладно? Не попусту же вы
ежедневно мотаетесь в Остенде и привозите столько подарков, что их де-
вать некуда...
Йориса шокировала вульгарность, которой он раньше не замечал за Мано-
лой.
- Вчера, после визита Фердинанда - это брат Лины, офицер-летчик из
Брюсселя, - я посоветовала ей серьезно обдумать положение. Знаете, поче-
му он приезжал?
Иногда Терлинк спрашивал себя, действительно ли сцена происходит ная-
ву - с такой комичной серьезностью Манола обсуждала эти вопросы. Говоря,
она продолжала наблюдать за ним и даже не давала себе труда это скры-
вать. Наверняка она сказала Лине: "Предоставь действовать мне. Я-то уж
разберусь, чего от него ждать! "
Она старше! Опытней! Она решила быть наставницей и покровительницей
юной девушки.
- Так вот, он привез ей предложение отца... Вы знаете Леонарда ван
Хамме? Ему лучше со мной не встречаться. Ему мало выбросить дочь с ре-
бенком на улицу: теперь он хочет сплавить ее куда-нибудь подальше - в
Англию, во Францию. С этим Фердинанд и приехал на мотоциклете из Брюссе-
ля.
Манола оживилась, приняла свой рассказ близко к сердцу и, подчеркивая
отдельные фразы, дотрагивалась до колена Терлинка.
- Вам известно хотя бы, сколько досталось Лине от матери? Ван Хамме
богаты, так ведь? Однако родители Лины вступили в брак на условии раз-
дельного имущества. Деньги Леонарда, вложенные в дело, не переставали
приносить доход. Но ясно также, что он пользовался приданым жены, а оно
составляло двести тысяч франков. Сегодня он это отрицает. Понимаете?
Терлинк все, конечно, понимал. И невольно изумлялся, видя, как все
больше горячится Манола.
- Эти двести тысяч франков были довоенными франками... [7] А вернуть
он хочет эту сумму в нынешних. Вот в чем штука! Словом, Лина получила за
все про все сто тысяч бумажных франков. Даже меньше - надо ведь вычесть
пошлины и расходы. Теперь рассчитайте, что остается на ренту. Из расчета
трехпроцентной не выйдет и трех тысяч. Половина того, во что мне обхо-
дится квартира. Лина не отдает себе в этом отчета. Проедает основной ка-
питал. Одни только роды встали ей в...
Самое удивительное: в Маноле чувствовался интерес к цифрам и денежным
вопросам. Она даже забыла закурить новую сигарету и выпить свою рюмку
ликера. Время от времени она продолжала поглаживать себе живот и бедра
там, где натер пояс.
- Старый Леонард сообразил, что дочери не прожить на такую малость.
Этим он ее и держит. И вчера Фердинанд приехал с новым предложением. Ес-
ли Лина согласится осесть в Англии или Франции, отец будет давать ей три
тысячи франков в месяц... Как поступили бы вы?
Она и впрямь призывала его в свидетели? Самым серьезным и почти дра-
матическим тоном спрашивала, какое решение принял бы Терлинк на месте
девушки!
- Не знаю, - промямлил он.
Уже несколько минут Йорис испытывал странное чувство: он, похоже, ут-
