Жорж Сименон
БУРГОМИСТР ГОРОДА ВЕРНЕ
Изд. "Копирайт", г. Москва, 1997 г.
OCR Палек, 1999 г.
Уведомление
Я не знаю города Верне.
Я не знаю ни его бургомистра, ни его обитателей. Верне для меня не
больше, чем музыкальный мотив. Надеюсь поэтому, что никто наперекор моим
уверениям не узнает себя в том или ином персонаже романа.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
Без двух минут пять. У Йориса Терлинка, поднявшего голову и взглянув-
шего на свой хронометр, который он неизменно кладет на письменный стол,
времени ровно столько, сколько нужно.
Прежде всего на то, чтобы подчеркнуть красным карандашом последнюю
цифру и закрыть папку, на плотной полукартонной обложке которой выведе-
но: "Проект сметы на водопровод и сантехнические работы в целом по новой
больнице святого Элигия" [1].
Затем на то, чтобы чуть-чуть отодвинуть кресло, достать сигару, слег-
ка размять ее и обрезать элегантной никелированной гильотинкой, которую
он вытащил из жилетного кармашка.
Уже стемнело, был конец ноября. Над головой Йориса Терлинка сверкал
целый круг свечей, но свечей электрических, с ложными накладками в виде
желтых капель нагара.
Сигара тянулась отлично - у Терлинка сигары всегда тянулись отлично:
он был владельцем сигарной фабрики и отборную продукцию оставлял себе.
Раскурив сигару, увлажнив и тщательно округлив языком кончик, он завер-
шил приготовления тем, что вынул янтарный мундштук из футляра, который
закрывался с характерным сухим щелчком - по нему вернцы узнавали о появ-
лении своего бургомистра.
Но на все это он израсходовал лишь три минуты. Две оставались в запа-
се. Из своего кресла, чуть повернув голову, Терлинк через просвет между
темными бархатными занавесями на окнах видел главную площадь Верне, его
дома с зубчатыми шпицами, церковь Святой Валбюрги и двенадцать газовых
светильников вдоль тротуаров. Он знал, сколько их, потому что его попе-
чением их и поставили. А вот похвастать тем, что известно, сколько на
площади тысяч неровных маленьких круглых штук брусчатки" которую, каза-
лось, обдуманно уложил каждую на свое место какой-то первобытный худож-
ник, не мог никто.
Надо всем этим - тонкий беловатый пар вокруг уличных фонарей, а внизу
- хоть дождя и не было - нечто вроде лакового покрытия из черной грязи,
где отпечатались следы тяжелых колес.
Еще около полминуты. Вокруг Терлинка клубилось облако сигарного дыма.
Сквозь него бургомистр видел над монументальным камином знаменитый авто-
портрет Ван де Влита [2] в экстравагантном наряде: рукава буфами, узлы
лент, шляпа с перьями.
Трудно определить, бросал Йорис Терлинк беглый взгляд на своего стар-
шего современника или просто моргал, потому что дым щипал ему веки.
Со своего места, заслышав, как у него над головой напрягается и при-
ходит в движение механизм боя башенных часов ратуши, он сумел точно оп-
ределить, когда они бросят в небо пять торжественных ударов, которым, с
отставанием в десятую долю секунды, начнет вторить перезвон с каланчи.
Тогда бургомистр посмотрел на дверь в другом конце просторного каби-
нета, почти незаметную на фоне резных панелей. Он подождал, пока в нее
заскреблись, услышал покашливание и объявил:
- Войдите, господин Кемпенар.
Он мог бы обойтись и без слова "господин": вошедший был секретарем
городского совета, следовательно, его подчиненным. Он употреблял слово
"господин" в обращении к Кемпенару так, словно хотел раздавить последне-
го.
- Добрый вечер, баас!
Самого Терлинка величали "баас", то есть хозяин, патрон - и не только
дома или на сигарной фабрике, но и в ратуше, кафе и даже на улице.
Был час отправки почты. Происходило это всегда одинаково. Кемпенар
наклонялся над бургомистром, получал в лицо залп сигарного дыма и отша-
тывался назад. Терлинк подписывал бумаги, отпечатанные на древней машин-
ке, заставить работать которую умел один лишь секретарь.
На трех страницах Терлинку придраться было не к чему. Только на чет-
вертой он отчеркнул ногтем прописное А, отбитое вместо О, а затем разор-
вал бумагу на мелкие клочки и швырнул их в мусорную корзину, не сказав
при этом, по традиции, ни слова.
Когда процедура закончилась, Кемпенар жадно схватил то, что осталось
от принесенной им папки, и вознамерился нырнуть в дверь, а бургомистр
мысленно отпустил поводок, дал бедняге в надежде на избавление добраться
до середины ковра и, опять натянув сворку, внезапно отчеканил:
- Кстати, господин Кемпенар!..
И слово "господин" прозвучало так выразительно, что на тронутом оспой
лице обернувшегося секретаря выступил пот.
С середины главной площади были превосходно видны как Терлинк в обла-
ке дыма, так и стоящий в нескольких метрах поодаль его подчиненный, и
каждый в Верне знал, что это бургомистр с секретарем, а также и то, что
секретарю придется сейчас пережить неприятную минуту.
- Вы ведь были вчера на благотворительном вечере Общества святого Ио-
сифа?
- Да, баас.
Кемпенар все еще не сообразил, куда нацелен удар.
- Вы, кажется, пели там "Свадьбу Жаннеты", и вам много аплодирова-
ли...
У Кемпенара был баритон, и секретарь часто выступал в любительских
концертах.
- В числе прочих вас поздравил и Леонард ван Хамме.
На этот раз Кемпенар покраснел: он понял. Пивовар Леонард ван Хамме
был в ратуше личным врагом бургомистра.
- Вы говорили с ним обо мне в буфете и дали ему понять, что я, види-
мо, связан с франкмасонством...
- Клянусь вам, баас...
- От вас не только дурно пахнет, господин Кемпенар, и это действи-
тельно так, что вынуждает меня закуривать, как только вы появляетесь у
меня в кабинете; вы еще и предаете ради удовольствия предавать, а также
для того, чтобы угодить тому, кто, возможно, когда-нибудь вам пригодит-
ся. Вы мне противны, господин Кемпенар.
Когда рябоватый, неухоженный и вечно плохо вымытый бедняга секретарь
исчез в приоткрытых дверях, Йорис Терлинк, опершись ладонями о письмен-
ный стол, поднялся и опять глянул на Ван де Влита.
Тот несомненно понял бы его.
Всю зиму он одевался одинаково: черные кожаные гетры, серая тройка из
очень ноской ткани, короткое полупальто на меху. На голове черная выдро-
вая шапка, подчеркивающая огненную рыжину усов и блеклую голубизну глаз.
На Рыночной улице он заглянул в колбасную ван Мелле, где продавались
также ранние овощи, а витрину украшала гирлянда из дичи.
- Что будете брать сегодня, баас? - осведомилась пухленькая г-жа ван
Мелле.
- Куропатки свежие?
- Утренние... Завернуть вам одну?
Терлинк никогда не брал больше одной. Вероятно, об этом судачили, но
ему было, в конце концов, виднее.
Затем он вернулся на главную площадь, где стоял его дом: искусно от-
деланный щипец, почерневший карниз, двойное крыльцо о пяти ступенях с
поручнями из кованого железа. Бургомистр отряхнул грязь с подметок и во-
шел в столовую, где под лампой с розовым абажуром был накрыт стол на две
персоны.
Г-жа Терлинк сидела за шитьем у начищенной до блеска печки и каждый
вечер неизменно вздрагивала при появлении мужа, словно за всю жизнь так
и не смогла свыкнуться с тем, что незадолго до шести он возвращается до-
мой. Она не произносила ни слова, потому что в доме не говорили друг
другу ни "Доброе утро! ", ни "Доброй ночи!" - ну какая в том надобность
людям, постоянно делящимся друг с другом? Она торопливо собрала кусочки
ткани, катушки, ножницы, бросила все это как попало в рабочую корзинку и
приоткрыла дверь на кухню:
- Подавайте, Мария!
В странном освещении, создаваемом розовым абажуром, бургомистр смот-
рел на свое отражение в каминном зеркале. Он оставался совершенно
бесстрастен, но не у отрывал взгляда от зеркала все время, пока снимал
пальто и шапку, а затем грел руки над печкой.
Мария вышла из кухни, приняла от хозяина пакетик с куропаткой, а за-
тем принесла супницу - и все это также без единого слова.
Ставни были открыты, и сквозь окно, где красовался медный горшок с
каким-то зеленым растением, с улицы было видно, как все трое медленно и
безмолвно движутся в розовом свете.
Терлинк уселся, его жена, в свой черед, села, сложила руки и начала
читать благодарственную молитву - сперва еле слышно, одними губами; за-
тем мало-помалу шепот стал различим и на последних словах перешел в бор-
мотанье.
После супа подали картофель с простоквашей. Йорис любил это блюдо,
приправленное мелко нарезанным репчатым луком, и уже тридцать лет ел его
каждый вечер.
Дверь в кухне оставалась открытой, и слышно было, как потрескивает на
огне куропатка, но супруги знали, что достанется ока не им.
Обычно г-жа Терлинк дожидалась, пока хозяин доест, после чего боязли-
во сообщала:
- Привезли уголь.
Или:
- Приходил сборщик платы за газ.
Словом, что-нибудь в таком роде. Мелкие домашние новости.
Бургомистр слушал жену не отвечая, словно думал о чем-то другом, по-
том отодвигал свое кресло и закуривал сигару.
Он еще не успел вставить ее в янтарный мундштук, как в коридоре зад-
ребезжал звонок.
Звонил он очень громко. Коридор был широкий, выложен плитами, лест-
ничная клетка просторная, и звуки, отражаясь от стен, становились осо-
бенно резки по вечерам или когда хозяева никого не ждали.
Действительно, звонок оказался настолько неожиданным, что служанка
Мария на мгновение замешкалась, уставившись на хозяина: она не знала,
как он прикажет ей поступить. Когда она открыла входную дверь, из кори-
дора донеслось шушуканье. Мария вернулась, удивленно и беспокойно доло-
жила:
- Это маленький Клаас.
Одного этого непредвиденного визита оказалось достаточно, чтобы лицо
г-жи Терлинк выразило всю гамму чувств человека, застигнутого катастро-
фой. Она испуганно всматривалась в мужа, в Марию, и глаза ее, созданные
для того, чтобы плакать, выражали отчаяние.
- Где он?
- Я оставила его в коридоре.
Мария даже не зажгла лампу. Терлинк застал Жефа Клааса в темноте: тот
стоял у стены, держа шляпу в руке.
- Что тебе?
- Мне надо поговорить с вами, баас.
Все это не лезло ни в какие ворота: Жеф Клаас, всего несколько меся-
цев назад поступивший служащим на сигарную фабрику, не должен был прихо-
дить к хозяину. Если хотел сказать что-то важное, мог сделать это днем,
в кабинете патрона.
Однако Терлинк открыл дверь, находившуюся прямо напротив столовой,
щелкнул выключателем, вошел в кабинет и нетерпеливо обернулся:
- Ну? Входи же.
В этой комнате не топили по целым дням, но Терлинк, войдя в нее, за-
жег газовый обогреватель, установленный позади его кресла и обжигавший
ему спину.
Усевшись сам, но оставив молодого человека стоять, он заметил, какие
у того лихорадочные глаза и как нервно теребят его пальцы края шляпы.
- Что тебе нужно?
Посетитель был настолько взволнован, что ему никак не удавалось заго-
ворить и он озирался по сторонам, словно намереваясь убежать.
Вместо того чтобы подбодрить молодого человека, глыбообразный Терлинк
глядел на него через сигарный дым, но не так, как смотрят на себе подоб-
ного, а так, Словно перед ним было нечто неодушевленное - стена "или
дождь.
- Понимаете, баас...
Молодой человек знал, что слезы ничему не помогут. Напротив. Поэтому
он сдерживался. Открывал рот, закрывал, поправлял воротничок, который
его душил.
- Я пришел...
Он был худ, как тот единственный из куриного выводка рахитичный цып-
ленок, которого по таинственным причинам остальные отгоняют ударами клю-
ва. Он был во всем черном, в стоячем воротничке, накрахмаленных манжетах
и ботинках с лакированными носами.
- Я должен у вас попросить...
Наконец нарыв прорвался:
- Мне совершенно необходима тысяча франков... Я не осмелился попро-
сить об этом на работе... Удержите ее из моего жалованья.
От сигары, очень черной сигары с исключительно белым пеплом, который
