Блад был зол, очень зол и, остановившись в дверях, повернулся к губерна-
тору с улыбкой, не предвещавшей добра.
- А вы не подумали о том, что я ради мосье Питта могу проделать как
раз то самое, что мог бы проделать Тондер и чего вы так боитесь? Вы не
подумали о том, что я могу погнаться за фрегатом и похитить вашу дочь
для моего шкипера?
- Великий боже! - воскликнул д'Ожерон, мгновенно приходя в ужас при
одной мысли о возможности такого возмездия. - Нет, вы никогда этого не
сделаете!
- Вы правы, не сделаю. Но известно ли вам, почему?
- Потому, что я доверился вам. И потому, что вы - человек чести.
- Человек чести! - Капитан Блад присвистнул. - Я - пират. Нет, не по-
этому, а только потому, что ваша дочь недостойна быть женой мистера Пит-
та, о чем я ему все время толковал и что он теперь сам, я надеюсь, пони-
мает.
Это была единственная месть, которую позволил себе Питер Блад.
Рассчитавшись таким образом с губернатором д'Ожероном за его коварный
поступок, он покинул его дом, уведя с собой убитого горем Джереми.
Они уже приближались к молу, когда немое отчаяние юноши внезапно ус-
тупило место бешеному гневу, Его одурачили, обвели вокруг пальца и даже
жизнь его поставили на карту ради своих подлых целей! Ну, он им еще по-
кажет!
- Попадись он мне только, этот де Меркер! - бушевал Джереми.
- Да, воображаю, каких ты тогда натворишь дел! - насмешливо произнес
капитан Блад.
- Я его проучу, как проучил этого пса Тендера.
Тут капитан Блад остановился и дал себе посмеяться вволю:
- Да ты сразу стал записным дуэлянтом, Джереми! Прямо грозой всех
шелковых камзолов! Ах, пожалуй, мне пора отрезвить тебя, мой дорогой Ти-
бальд [81], пока ты со своим бахвальством не влип сноха в какую-нибудь
скверную историю.
Хмурая морщина прорезала высокий чистый лоб юноши.
- Что это значит - отрезвить меня? - сурово опросил он. - Уложил я
вчера этого француза или не уложил?
- Нет, не уложил! - снова от души расхохотавшись, отвечал Блад.
- Как так? Я его не уложил? - Джереми подбоченился. - Кто же его тог-
да уложил, хотелось бы мне знать? Кто? Может быть, ты скажешь мне?
- Скажу. Я его уложил, - сказал капитан Блад я снова стал серьезен. -
Я его уложил медным подсвечником. Я ослепил его, пустив ему солнце в
глаза, пока ты там ковырялся со своей шпагой... - И, заметив, как поб-
леднел Джереми, он поспешил напомнить: - Иначе он убил бы тебя. - Кривая
усмешка пробежала по его гордым губам, в светлых глазах блеснуло что-то
неуловимое, и с горькой иронией он произнес: - Я же капитан Блад.
ИСКУПЛЕНИЕ МАДАМ ДЕ КУЛЕВЭН
Граф дон Жуан де ля Фуэнте из Медины, полулежа на кушетке возле отк-
рытых кормовых окон в своей роскошной каюте на корабле "Эстремадура",
лениво перебирал струны украшенной лентами гитары и томным баритоном на-
певал весьма популярную в те дни в Малаге игривую песенку.
Дон Жуан де ля Фуэнте был сравнительно молод - не старше тридцати
лет; у него были темные, бархатистые глаза, грациозные движения, полные
яркие губы, крошечные усики и черная эспаньолка; изысканные манеры его
дополнял элегантный костюм. Лицо, осанка, даже платье - все выдавало в
нем сластолюбца, и обстановка этой роскошной каюты на большом, сорокапу-
шечном галионе, которым он командовал, вполне соответствовала его изне-
женным вкусам. Оливково-зеленые переборки украшала позолоченная резьба,
изображавшая купидонов и дельфинов, цветы и плоды, а все пиллерсы имели
форму хвостатых, как русалки, кариатид. У передней переборки великолеп-
ный буфет ломился от золотой и серебряной утвари. Между дверями кают ле-
вого борта висел холст с запечатленной на нем Афродитой. Пол был устлан
дорогим восточным ковром, восточная скатерть покрывала квадратный стол,
над которым свисала с потолка массивная люстра чеканного серебра. В сет-
ке на стене лежали книги - "Искусство любви" Овидия [82], "Сатирикон"
[83], сочинения Боккаччо [84] и Поджо [85], свидетельствуя о пристрастии
их владельца к классической литературе. Стулья, так же как и кушетка, на
которой возлежал дон Жуан, были обиты цветной кордовской кожей с тисне-
ным золотом узором, и хотя в открытые кормовые окна задувал теплый вете-
рок, неспешно гнавший галион вперед, воздух каюты был удушлив от крепко-
го запаха амбры и других благовоний.
Песенка дона Жуана восхваляла плотские утехи и сокрушалась о тяжелой
участи его святейшества папы римского, обреченного среди окружающего его
изобилия на безбрачие.
Дон Жуан исполнял эту песенку для капитана Блада; тот сидел возле
стола, опершись о него локтем, положив ноги на стоявший рядом стул.
Улыбка, словно маска, под которой он прятал отвращение я скуку, застыла
на его смуглом горбоносом лице. На нем был серый камлотовый, отделанный
серебряным, кружевом костюм, извлеченный из гардероба самого, дона Жуана
(оба они были примерно одного роста и возраста и одинакового телосложе-
ния), и черный парик, добытый из того же источника.
Целая цепь непредвиденных событий привела, к возникновению этой со-
вершенно невероятной ситуации: заклятый враг Испании оказался почетным
гостем на борту испанского галиона, неспешно режущего носом воды Карибс-
кого моря, держа курс на север, с Наветренными островами милях в двадца-
ти на Траверзе. Оговоримся сразу: томный дон Жуан, услаждавший слух ка-
питана Блада своим пением, ни в малейшей мере не догадывался о том, кого
именно он развлекает.
Историю о том, как Питер Блад попал на этот галион, пространно и доб-
росовестно, с утомительными подробностями изложенную старательным Джере-
ми в судовом журнале, мы постараемся описать здесь вкратце, ибо - позво-
лим себе еще раз напомнить читателю - в этой хронике мы предлагаем его
вниманию лишь отдельные эпизоды или звенья бесконечной цепи приключений,
пережитых капитаном Бладом во время его совместного плавания с бессмен-
ным шкипером и верным другом Джереми Питтом.
Неделю назад на острове Маргарита, в одной из уединенных бухт которо-
го производилось кренгование флагманского корабля "Арабелла", с целью
очистки его киля от наросшей на нем дряни, кто-то из дружественных капи-
тану Бладу карибских индейцев принес ему весть, что в бухту Кариако
пришли испанцы - ловцы жемчуга - и собрали там довольно богатый улов.
Противостоять такому соблазну было слишком трудно. В левом ухе капи-
тана Блада поблескивала крупная грушевидная жемчужина, стоившая баснос-
ловных денег и представлявшая собой лишь незначительную часть фантасти-
ческой добычи, захваченной его корсарами в подобного же рода набеге на
Рио-дель-Хача. И вот, снарядив три пироги и тщательно отобрав сорок наи-
более подходящих для этой операции людей, капитан Блад однажды ночью не-
слышно миновал пролив между островом Маргариты и Мэйном и простоял на
якоре под прикрытием высокого берега почти весь день, а когда свечерело,
неслышно двинулся к бухте Кариако. И тут их заметила испанская береговая
охрана, о присутствии которой в этих водах они и не подозревали.
Пироги повернули и помчались что есть духу в открытое море. Но сторо-
жевое судно в еще не сгустившихся сумерках устремилось за ними в погоню,
открыло огонь и разбило в щепы утлые челны. Все, кто не был убит и не
утонул, подали в плен. Блад всю ночь продержался на воде, уцепившись за
большой обломок. Свежий южный бриз, подувший на закате, гнал его вперед
всю ночь, а на заре его подхватило приливом и, вконец измученного, око-
ченевшего и хорошо просоленного после столь долгого пребывания в морской
воде, как в рассоле, выбросило на берег небольшого островка.
Островок этот, имевший не более полутора миль в длину и меньше мили в
ширину, был, в сущности, необитаем. На нем росло несколько кокосовых
пальм и кустов алоэ, а населяли его лишь морские птицы да черепахи. Од-
нако судьбе было угодно забросить Питера Блада на этот остров именно в
то время, когда там нашли себе пристанище еще двое людей - двое потер-
певших кораблекрушение испанцев, бежавших на парусной пинассе из анг-
лийской тюрьмы в СентВинсенте. Не обладая никакими познаниями по море-
ходству, эти горемыки доверились морской стихии, и месяц назад их слу-
чайно прибило к берегу в тот момент, когда, истощив все свои запасы про-
визии и пресной воды, они уже видели себя на краю гибели. После этого
они не отваживались больше пускаться в море и кое-как влачили свои дни
на острове, питаясь кокосовыми орехами, ягодами и диким бататом, впере-
межку с мидиями, крабами и креветками, которых ловили на берегу между
скал.
Капитан Блад, не будучи уверен в том, что испанцы, даже находящиеся в
столь бедственном положении, не перережут ему глотку, узнав, кто он та-
кой, назвался голландцем с потерпевшего кораблекрушение брига, шедшего с
Кюрасао, и" помимо отца-голландца, присвоил себе еще и мать-испанку, да-
бы сделать правдоподобным не только имя Питера Вандермира, но и свое
почти безупречное кастильское произношение.
Пинасса казалась в хорошем состоянии, и, загрузив в нее изрядный за-
пас батата и черепашьего мяса, собственноручно прокопченного им на кост-
ре, и наполнив имевшиеся на ней бочонки пресной водой, капитан Блад вы-
шел в море вместе с обоими испанцами. По солнцу и по звездам он держал
курс на восток к Тобаго, рассчитывая найти пристанище у тамошних гол-
ландских поселенцев, не отличавшихся враждебностью. Впрочем, осторожнос-
ти ради он сказал своим доверчивым спутникам, что они держат путь на
Тринидад.
Но ни Тринидада, ни Тобаго им не суждено было увидеть. На третий
день, к великой радости испанцев и некоторой досаде капитана Блада, их
подобрал испанский галион "Эстремадура". Делать было нечего, оставалось
только положиться на судьбу и на то, что плачевное состояние одежды сде-
лает его неузнаваемым. На галионе он повторил ту же вымышленную историю
кораблекрушения, снова назвался голландцем, снова добавил себе испанской
крови и, решив, что если уж нырять, так поглубже, до самого дна, и раз
он выбрал себе в матери испанку, то почему бы не выбрать ее из самых
именитых, заявив, что ее девичья фамилия Трасмиера и она состоит в
родстве с герцогом Аркосским.
Смуглая кожа, темные волосы, надменное, спокойное выражение тонкого
горбоносого лица, властная манера держаться, невзирая на свисавшие с
плеч лохмотья, а превыше всего - довольно беглая и утонченная кас-
тильская речь заставили поверить его словам. А так как единственное же-
лание этого испанского гранда сводилось к тому, чтобы его высадили на
берег в одной из голландских или французских гаваней, откуда он мог бы
возобновить свое путешествие в Кюрасао, не было никаких оснований подоз-
ревать его в чрезмерном бахвальстве.
На командира корабля "Эстремадура" - дона Жуана де ля Фуэнте, с сиба-
ритскими наклонностями которого мы уже успели познакомиться, рассказы
этого потерпевшего кораблекрушение испанского гранда о его могуществен-
ных связях произвели сильное впечатление; он оказал ему радушный прием,
предоставил в его распоряжение свой богатый гардероб и каюту рядом со
своей и держался с ним на равной ноге, как с человеком, занимающим столь
же высокое положение, как он сам. Этому способствовало еще и то обстоя-
тельство, что Питер Вандермир явно пришелся по сердцу дону Жуану. Испа-
нец заявил, что будет называть Питера - дон Педро, как бы желая подчерк-
нуть этим его испанское происхождение, и клялся, что кровь Трасмиеров,
без сомнения, должна была полностью подавить кровь каких-то Вандермиров.
На эту тему он позволил себе несколько вольных шуток. Шутки такого сорта
вообще обильно сыпались у него с языка, а четверо молодых офицеров знат-
ных испанских фамилий, обедавшие за одним столом с капитаном, охотно их
подхватывали.
Питер Блад снисходительно прощал распущенность языка еще не оперив-
