которую он сейчас выбрал. Он, видимо, не питал никаких обманчивых надежд
когда-либо добиться взаимности этой девушки или даже вообще встретиться
с ней, но горькая память о ней должна была навсегда сохраниться в его
душе.
Приняв решение, он с увлечением занялся подготовкой к пиратской дея-
тельности. Д'Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех губернаторов, дал
ему значительную ссуду на снаряжение корабля "Синко Льягас", переимено-
ванного в "Арабеллу". Блад долго раздумывал, перед тем как дать кораблю
новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства. Однако его друзья
увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной их ру-
ководителю.
Неплохо разбираясь в людях, Блад добавил к числу своих сторонников
еще шестьдесят человек, тщательно отобранных им из числа искателей прик-
лючений, околачивающихся на Тортуге. Как было принято неписаными закона-
ми "берегового братства", он заключил договор с каждым членом своей ко-
манды, по которому договаривающийся получал определенную долю захвачен-
ной добычи. Но во всех остальных отношениях этот договор резко отличался
от соглашений подобного рода. Все проявления буйной недисциплинирован-
ности, обычные для корсарских кораблей, на борту "Арабеллы" категоричес-
ки запрещались. Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и
во всем подчиняться ему и ими самими выбранным офицерам, а те, кого не
устраивали эти условия, могли искать себе другого вожака.
В канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в мо-
ре на хорошо оснащенном и полностью укомплектованном корабле. Но, еще
прежде чем он возвратился в мае из затянувшегося и насыщенного событиями
плавания, слава о нем промчалась по Карибскому морю подобно ряби, гони-
мой ветром.
В самом начале плавания в Наветренном проливе произошла битва с ис-
панским галионом, закончившаяся его потоплением. Затем с помощью нес-
кольких пирог был совершен дерзкий налет на испанскую флотилию, занимав-
шуюся добычей жемчуга у Риодель-Хача, и захвачена вся добыча этой флоти-
лии. Потом была предпринята десантная экспедиция на золотые прииски Сан-
та-Мария на Мэйне, подробностям описания которой даже трудно поверить, и
совершено еще несколько других менее громких дел. Из всех схваток коман-
да "Арабеллы" вышла победительницей, захватив богатую добычу и понеся
небольшие потери в людях.
Итак, слава об "Арабелле", возвратившейся на Тортугу в мае следующего
года, и о капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных
островов и от Нью-Провиденс [47] до Тринидада.
Эхо этой славы докатилось и до Европы. Испанский посол при
Сент-Джеймском дворе, как назывался тогда двор английского короля,
представил раздраженную ноту, на которую ему официально ответили, что
капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но является
осужденным бунтовщиком и беглым рабом, в связи с чем все мероприятия
против подлого преступника со стороны его католического величества [48]
получат горячее одобрение Якова II.
Дон Мигель де Эспиноса - адмирал Испании в Вест-Индии и племянник его
дон Эстебан страстно мечтали захватить этого авантюриста и повесить его
на нок-рее своего корабля. Вопрос о захвате Блада, принявший сейчас меж-
дународный характер, был для них личным, семейным делом.
Дон Мигель не скупился на угрозы по адресу Блада. Слухи об этих угро-
зах долетели - до Тортуги одновременно с заявлением испанского адмирала
о том, что в своей борьбе с Бладом он опирается не только на мощь своей
страны, но и на авторитет английского короля.
Хвастовство адмирала не испугало капитана Блада. Он не позволил себе
и своей команде бездельничать на Тортуге, решив сделать Испанию козлом
отпущения за все свои муки. Это вело к достижению двоякой цели: удовлет-
воряло кипящую в нем жажду мести и приносило пользу - конечно, не нена-
вистному английскому королю Якову II, но Англии, а с нею и всей ос-
тальной части цивилизованного человечества, которую жадная и фанатичная
Испания пыталась не допустить к общению с Новым Светом.
Однажды, когда Блад, покуривая трубку, вместе с Хагторпом и Волверс-
тоном сидел за бутылкой рома в пропахшей смолой и табаком прибрежной та-
верне, к ним подошел неизвестный человек в расшитом золотом камзоле из
темно-голубого атласа, подпоясанном широким малиновым кушаком.
- Это вы тот, кого называют Ле Сан? [49] - обратился он к Бладу.
Прежде чем ответить на этот вопрос, капитан Блад взглянул на разря-
женного головореза. В том, что это был именно головорез, не стоило сом-
неваться - достаточно было взглянуть на быстрые движения его гибкой фи-
гуры и грубо-красивое смуглое лицо с орлиным носом. Его не очень чистая
рука покоилась на эфесе длинной рапиры, на безымянном пальце сверкал ог-
ромный брильянт, а уши были украшены золотыми серьгами, полуприкрытыми
длинными локонами маслянистых каштановых волос.
Капитан Блад вынул изо рта трубку и ответил:
- Мое имя Питер Блад. Испанцы знают меня под именем дона Педро Санг-
ре, а француз, если ему нравится, может называть меня Ле Сан.
- Хорошо, - сказал авантюрист по-английски и, не ожидая приглашения,
пододвинул стул к грязному столу. - Мое имя Левасер, - сообщил он трем
собеседникам, из которых по крайней мере двое подозрительно его рассмат-
ривали. - Вы, должно быть, слыхали обо мне.
Да, его имя, конечно, было им известно. Левасер командовал двадцати-
пушечным капером, неделю назад бросившим якорь в Тортугской бухте. Ко-
манда корабля состояла из французов-охотников, которые жили в северной
части Гаити и ненавидели испанцев еще сильнее, чем англичане. Левасер
вернулся на Тортугу после малоуспешного похода, однако потребовалось бы
нечто гораздо большее, нежели отсутствие успехов, для того чтобы умерить
чудовищное тщеславие этого горластого авантюриста. Сварливый, как базар-
ная торговка, пьяница и азартный игрок, он пользовался шумной извест-
ностью у дикого "берегового братства". За ним укрепилась и еще одна ре-
путация совсем иного сорта. Его щегольское беспутство и смазливая внеш-
ность привлекали к нему женщин из самых различных слоев общества. Он
открыто хвастался своими успехами у "второй половины человеческого ро-
да", как выражался сам Левасер, и надо отдать справедливость - у него
были для этого серьезные основания.
Ходили упорные слухи, что даже дочь губернатора, мадемуазель д'Оже-
рон, вошла в число его жертв, и Левасер имел наглость просить у отца ее
руки. Единственно, чем мог ответить губернатор на лестное предложение
стать тестем распутного бандита, - это указать ему на дверь, что он и
сделал.
Левасер в ярости удалился, поклявшись, что он женится на дочери гу-
бернатора, невзирая на сопротивление всех отцов и матерей в мире, а
д'Ожерон будет горько сожалеть, что он оскорбил будущего зятя.
Таков был человек, который за столиком портовой таверны предлагал ка-
питану Бладу объединиться для совместной борьбы с испанцами.
Лет двенадцать назад Левасер, которому тогда едва исполнилось двад-
цать лет, плавал с жестоким чудовищем - пиратом Л'Оллонэ - и своими пос-
ледующими "подвигами" доказал, что не зря провел время в его школе. Сре-
ди "берегового братства" тех времен вряд ли нашелся бы больший негодяй,
нежели Левасер. Капитан Блад, чувствуя отвращение к авантюристу, все же
не мог отрицать, что его предложения отличаются смелостью и изобрета-
тельностью и что совместно с ним можно было бы предпринять более серьез-
ные операции, чем те, которые были под силу каждому из них в отдельнос-
ти. Одной из таких операций, предлагаемых Левасером, был план нападения
на богатый город Маракайбо, лежавший вдали от морского берега. Для этого
набега требовалось не менее шестисот человек, а их, конечно, нельзя было
перевезти на двух имевшихся сейчас у них кораблях. Блад понимал, что без
двух-трех предварительных рейдов, целью которых явился бы захват недос-
тающих кораблей, не обойдешься.
Хотя Левасер не понравился Бладу и он не захотел сразу же брать на
себя какие-либо обязательства, но предложения авантюриста показались ему
заманчивыми. Он согласился обдумать их и дать ответ. Хагторп и Волверс-
тон, не разделявшие личной неприязни Блада к этому французу, оказали
сильное давление на своего капитана, и в конце концов Левасер и Блад
заключили договор, подписанный не только ими, но, как это было принято,
и выборными представителями обеих команд.
Договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи, захва-
ченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут действовать
не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться:
корабль оставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а две пятых
обязан был передать другому кораблю. Эти доли в соответствии с заключен-
ным договором следовало честно делить между командами каждого корабля. В
остальном все пункты договора не отличались от обычных, включая пункт,
по которому любой член команды, признанный виновным в краже или укрытии
любой части трофейного имущества, даже если бы стоимость утаенного не
превышала одного песо, должен был быть немедленно повешен на рее.
Закончив все эти предварительные дела, корсары начали готовиться к
выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасер едва не был заст-
релен стражниками, когда перебирался через высокую стену губернаторского
сада, для того чтобы нежно распрощаться с влюбленной в него мадемуазель
д'Ожерон. Ему не удалось даже повидать ее, так как по приказу осторожно-
го папы стражники, сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников,
дважды в него стреляли. Левасер удалился, поклявшись, что после возвра-
щения все равно добьется своего.
Эту ночь Левасер спал на борту своего корабля, названного им, с ха-
рактерной для него склонностью к крикливости, "Ла Фудр", что в переводе
означает "молния". Здесь же на следующий день Левасер встретился с Бла-
дом, полунасмешливо приветствуя его как своего адмирала. Капитан "Ара-
беллы" хотел уточнить кое-какие детали совместного плавания, из которых
для нас представляет интерес только их договоренность о том, что, если в
море - случайно или по необходимости - им придется разделиться, они пос-
корее должны будут снова встретиться на Тортуге.
Закончив недолгое совещание, Левасер угостил своего адмирала обедом,
и они подняли бокалы за успех экспедиции. При этом Левасер проявил такое
усердие, что напился почти до потери сознания.
Под вечер Питер Блад вернулся на свой корабль, красный фальшборт ко-
торого и позолоченные амбразуры сверкали в лучах заходящего солнца.
На душе у него было неспокойно. Я уже отмечал, что он неплохо разби-
рался в людях, и неприятное впечатление, произведенное на него Левасе-
ром, вызывало опасения, увеличивавшиеся по мере приближения выхода в мо-
ре. Он сказал об этом Волверстону, встретившему его на борту "Арабеллы":
- Черт бы вас взял, бродяги! Уговорили вы меня заключить этот дого-
вор. Вряд ли из нашего содружества выйдет толк.
Но гигант, насмешливо прищурив единственный налитый кровью глаз,
улыбнулся и, выдвинув вперед свою массивную челюсть, заметил:
- Мы свернем шею этому псу, если он попытается нас предать.
- Да, конечно, если к тому времени у нас будет возможность сделать
это, - сказал Блад и, уходя в свою каюту, добавил: - Утром, с началом
отлива, мы выходим в море.
Глава XIV
"ПОДВИГИ" ЛЕВАСЕРА
Утром, за час до отплытия, к борту "Ла Фудр" подошла маленькая тузем-
ная лодка - легкое каноэ. В ней сидел мулат в коротких штанах из невыде-
ланной кожи и с красным одеялом на плечах, служившим ему плащом. Вска-
рабкавшись, как кошка, по веревочному трапу на борт, мулат передал Лева-
серу сложенный в несколько раз грязный клочок бумаги.
Капитан развернул измятую записку с неровными, прыгающими строчками,
