ватит "Синко Льягас". И тогда нас ждет гибель. Так же как твой отец
опознал флагманский корабль своего брата, так и его брат, конечно, уже
узнал "Синко Льягас". Когда "Энкарнасион" приблизится к нам, то твой дя-
дя поймет, что именно здесь произошло. Нас обстреляют или возьмут на
абордаж. Твой отец знал, что мы не в состоянии драться, потому что нас
слишком мало, но мы не сдадимся без боя, а будем драться! - Он положил
руку на лафет пушки, к которой был привязан дон Диего. - Ты должен ясно
представить себе одно: на первый же выстрел с "Энкарнасиона" ответит вот
эта пушка. Надеюсь, ты понял меня?
Дрожащий от страха Эспиноса-младший взглянул в беспощадные глаза Бла-
да, и его оливковое лицо посерело.
- Понял ли я? - запинаясь, пробормотал юноша. - Но что я должен по-
нять? Если есть возможность избежать боя и я могу помочь вам, скажите
мне об этом.
- Боя могло бы и не быть, если бы дон Диего де Эспиноса лично прибыл
на борт корабля своего брата и заверил его, что "Синко Льягас" по-преж-
нему принадлежит Испании, как об этом свидетельствует его флаг, и что на
борту корабля все в порядке. Но дон Диего не может отправиться лично к
брату, так как он... занят другим делом. Ну, допустим, у него легкий
приступ лихорадки и он вынужден оставаться в своей каюте. Как его сын ты
можешь передать все это своему дяде и засвидетельствовать ему свое поч-
тение. Ты поедешь с шестью гребцами-испанцами, из которых сам отберешь
наименее - болтливых, а я, знатный испанец, освобожденный вами на Барба-
досе из английского плена, буду сопровождать тебя. Если я вернусь живым
и если ничто не помешает нам беспрепятственно отплыть отсюда, дон Диего
останется жить, так же как и все вы. Но если случится какая-либо непри-
ятность, то бой с нашей стороны, как я уже сказал, начнется выстрелом
вот из этой пушки, и твой отец станет первой жертвой схватки.
Он умолк. Из толпы его товарищей послышались возгласы одобрения, а
испанские пленники заволновались. Эспиноса-младший, тяжело дыша, ожидал,
что отец даст ему какие-то указания, но дон Диего молчал. Видимо, му-
жество покинуло его в этом жестоком испытании, и он предоставлял решение
сыну, так как, возможно, не рискнул советовать ему отвергнуть предложе-
ние Блада или, по всей вероятности, посчитал для себя унизительным убеж-
дать сына согласиться с ним.
- Ну, хватит! - сказал Блад. - Теперь тебе все понятно. Что ты ска-
жешь?
Дон Эстебан провел языком по сухим губам и дрожащей рукой вытер пот,
выступивший у него на лбу. Он в отчаянии взглянул на отца, словно умоляя
его сказать что-нибудь, но дон Диего продолжал молчать. Юноша всхлипнул,
и из его горла вырвался звук, похожий на рыдание.
- Я... согласен, - ответил он наконец и повернулся к испанцам. - И
вы... вы тоже согласны! - с волнением и настойчивостью произнес он. -
Ради дона Диего, ради меня, ради всех нас. Если вы не согласитесь, то с
нами расправятся без всякой пощады.
Поскольку дон Эстебан дал согласие, а их командир не приказывал им
сопротивляться, то зачем же им было проявлять какой-то бесполезный геро-
изм? Не раздумывая, они ответили, что сделают все, как нужно.
Блад отвернулся от них и подошел к дону Диего:
- Очень сожалею, что я вынужден оставить вас на некоторое время в та-
ком неудобном положении... - Тут он на секунду прервал себя, нахмурился,
внимательно поглядел на своего пленника и после этой едва заметной паузы
продолжал: - Но я думаю, что вам уже нечего опасаться. Надеюсь, худшее
не случится.
Дон Диего продолжал молчать.
Питер Блад еще раз внимательно поглядел на бывшего командира "Синко
Льягас" и затем, поклонившись ему, отошел.
Глава XII
ДОН ПЕДРО САНГРЕ [42]
Обменявшись приветственными сигналами, "Синко Льягас" и "Энкарнасион"
легли в дрейф на расстоянии четверти мили друг от друга. Через это
пространство покрытого рябью и залитого солнцем моря от "Синко Льягас" к
"Энкарнасиону" направилась шлюпка с шестью гребцами-испанцами. На корме
с доном Эстебаном де Эспиноса сидел капитан Блад.
На дне шлюпки стояли два железных ящика, хранивших пятьдесят тысяч
песо. Золото во все времена было отличным доказательством добросовест-
ности, а Блад считал необходимым произвести самое благоприятное впечат-
ление. Правда, люди Блада пытались доказать ему, что он слишком уж
усердствовал в обеспечении обмана, однако он сумел настоять на своем. Он
взял с собой также объемистую посылку с многочисленными печатями герба
де Эспиноса-и-Вальдес, адресованную испанскому гранду, - еще одно "дока-
зательство", поспешно сфабрикованное на "Синко Льягас".
В немногие минуты, оставшиеся до прибытия на "Энкарнасион", Блад да-
вал последние указания своему молодому спутнику - дону Эстебану, кото-
рый, видимо, все еще колебался в чем-то и не мог решиться высказать
вслух свои сомнения.
Блад внимательно взглянул на юношу.
- А что, если вы сами выдадите себя? - воскликнул тот.
- Тогда все закончится крайне печально для... всех. Я просил твоего
отца молиться за наш успех, а от тебя жду помощи, - сказал Блад.
- Я сделаю все, что смогу. Клянусь богом, я сделаю все! - с юношеской
горячностью воскликнул дон Эстебан.
Блад задумчиво кивнул головой, и никто уже не произнес ни слова до
тех пор, пока шлюпка не коснулась обшивки плавучей громады "Энкарнасио-
на". Дон Эстебан в сопровождении Блада поднялся по веревочному трапу. На
шкафуте в ожидании гостей стоял сам адмирал - высокий, надменный чело-
век, весьма похожий на дона Диего, но немного старше его и с сединой на
висках. Рядом с ним стояли четыре офицера и монах в черно-белой сутане
доминиканского ордена.
Испанский адмирал прижал к груди своего племянника, объяснив себе его
трепет, бледность и прерывистое дыхание волнением от встречи с дядей.
Затем, повернувшись, он приветствовал спутника дона Эстебана.
Питер Блад отвесил изящный поклон, вполне владея собой, если судить
только по его внешнему виду.
- Я - дон Педро Сангре, - объявил он, переводя буквально свою фамилию
на испанский язык, - несчастный кабальеро из Леона, освобожденный из
плена храбрейшим отцом дона Эстебана. - И в нескольких словах он изложил
те воображаемые обстоятельства, при которых он якобы попал в плен к про-
клятым еретикам с острова Барбадос и как его освободил дон Диего.
- Benedicticamus Domino [43], - сказал монах, выслушав эту краткую
историю.
- Ex hoc nunc et usque in seculum [44], - скромно опустив глаза, от-
ветил Блад, который всегда, когда это было ему нужно, вспоминал о том,
что он католик.
Адмирал и офицеры, сочувственно выслушав рассказ кабальеро, сердечно
его приветствовали. Но вот наконец был задан давно уже ожидаемый вопрос:
- А где же мой брат? Почему он не прибыл на корабль, чтобы лично при-
ветствовать меня?
Эспиноса-младший ответил так:
- Мой отец с огорчением вынужден был лишить себя этой чести и удо-
вольствия. К сожалению, дорогой дядя, он немного нездоров, и это застав-
ляет его не покидать своей каюты... О нет, нет, ничего серьезного! У не-
го легкая лихорадка от небольшой раны, полученной им во время недавнего
нападения на остров Барбадос, когда, к счастью, был освобожден из неволи
и этот кабальеро.
- Позволь, племянник, позволь! - с притворной суровостью запротесто-
вал дон Мигель. - Какое нападение? Мне ничего не известно обо всем этом.
Я имею честь представлять здесь его католическое величество короля Испа-
нии, а он находится в мире с английским королем. Ты уже и так сообщил
мне больше, чем следовало бы... Я попытаюсь забыть все это, о чем попро-
шу и вас, господа, - добавил он, обращаясь к своим офицерам. При этом он
подмигнул улыбающемуся капитану Бладу и добавил: - Ну что ж! Если брат
не может приехать ко мне, я сам поеду к нему.
Дон Эстебан побледнел, словно мертвец, с лица Блада сбежала улыбка,
но он не потерял присутствия духа и конфиденциальным тоном, в котором
восхитительно смешивались почтительность, убеждение и ирония, сказал:
- С вашего позволения, дон Мигель, осмеливаюсь заметить, что вот
именно этого вам не следует делать. И в данном случае я высказываю точку
зрения дона Диего. Вы не должны встречаться с ним, пока не заживут его
раны. Это не только его желание, но и главная причина, объясняющая его
отсутствие на борту "Энкарнасиона". Говоря по правде, раны вашего брата,
дон Мигель, не настолько уж серьезны, чтобы помешать его прибытию сюда.
Дона Диего гораздо больше тревожит не его здоровье, а опасность поста-
вить вас в ложное положение, если вы непосредственно от него услышите о
том, что произошло несколько дней назад. Как вы изволили сказать, ваше
высокопревосходительство, между его католическим величеством королем Ис-
пании и английским королем - мир, а дон Диего, ваш брат... - Блад на
мгновение запнулся. - Полагаю, у меня нет необходимости что-либо добав-
лять. То, что вы услыхали о каком-то нападении, только слухи, вздорные
слухи, не больше. Ваше высокопревосходительство прекрасно понимает это,
не правда ли?
Его высокопревосходительство адмирал нахмурился.
- Да, я понимаю, но... не все, - сказал он задумчиво.
На какую-то долю секунды Бладом овладело беспокойство. Не вызвала ли
его личность сомнений у этого испанца? Но разве по одежде и по языку ка-
бальеро Педро Сангре не был настоящим испанцем и разве не стоял рядом с
ним дон Эстебан, готовый подтвердить его историю? И прежде чем адмирал
успел вымолвить хотя бы слово, Блад поспешил дать дополнительное подт-
верждение:
- А вот здесь в лодке два сундука с пятьюдесятью тысячами песо, кото-
рые нам поручено доставить вашему высокопревосходительству.
Его высокопревосходительство даже подпрыгнул от восторга, а офицеры
его внезапно заволновались.
- Это выкуп, полученный доном Диего от губернатора Барба...
- Ради бога, ни слова больше! - воскликнул адмирал. - Я ничего не
слышал... Мой брат желает, чтобы я доставил для него эти деньги в Испа-
нию? Хорошо! Но это дело семейное. Оно касается только моего брата и ме-
ня. Сделать это, конечно, можно. Но я не должен знать... - Он смолк. -
Гм! Пока будут поднимать на борт эти сундуки, прошу ко мне на стаканчик
малаги, господа. И адмирал в сопровождении четырех офицеров и монаха,
специально приглашенных для этого случая, направился в свою каюту, уб-
ранную с королевской роскошью.
Слуга, разлив по стаканам коричневатое вино, удалился. Дон Мигель,
усевшись за стол, погладил свою курчавую острую бородку и, улыбаясь,
сказал:
- Пресвятая дева! У моего брата, господа, предусмотрительнейший ум.
Ведь я мог бы неосторожно посетить его на корабле и увидеть там такие
вещи, которые мне, как адмиралу Испании, было бы трудно не заметить.
Эстебан и Блад тут же с ним согласились. Затем Блад, подняв стакан,
выпил за процветание Испании и за гибель идиота Якова, сидящего на анг-
лийском престоле. Вторая половина его тоста была вполне искренней.
Адмирал рассмеялся:
- Синьор! Синьор! Жаль, нет моего брата. Он обуздал бы ваше неблаго-
разумие. Не забывайте, что его католическое величество и король Яков -
добрые друзья, и, следовательно, тосты, подобные вашим, в этой каюте,
согласитесь, неуместны, но, поскольку такой тост уже произнесен челове-
ком, у которого есть особые причины ненавидеть этих английских собак,
мы, конечно, можем выпить, господа, но... неофициально.
Все громко рассмеялись и выпили за гибель короля Якова с еще большим
энтузиазмом, поскольку тост был неофициальным. Затем дон Эстебан, беспо-
коясь за судьбу отца и помня, что страдания его затягивались по мере их
задержки здесь, поднялся и объявил, что им пора возвращаться.
- Мой отец торопится в Сан-Доминго, - объяснил юноша. - Он просил ме-
ня прибыть сюда только для того, чтобы обнять вас, дорогой дядя. Поэтому
