прошу вашего разрешения откланяться.
Адмирал, разумеется, не счел возможным их задерживать.
Подходя к веревочному трапу, Блад тревожно взглянул на матросов "Эн-
карнасиона", которые, перегнувшись через борт, болтали с гребцами шлюп-
ки, качавшейся на волнах глубоко внизу. Поведение гребцов, однако, не
вызывало оснований для беспокойства. Люди из команды "Синко Льягас", к
счастью для себя, держали язык за зубами.
Адмирал попрощался с Эстебаном нежно, а с Бладом церемонно:
- Весьма сожалею, что нам приходится расставаться с вами так скоро,
дон Педро. Мне хотелось бы, чтобы вы провели больше времени на "Энкарна-
сионе".
- Мне, как всегда, не везет, - вежливо ответил Блад.
- Но льщу себя надеждой, что мы вскоре встретимся, кабальеро.
- Вы оказываете мне высокую честь, дон Мигель, - церемонно ответил
Блад. - Она превышает мои скромные заслуги.
Они спустились в шлюпку и, оставляя за собой огромный корабль, с га-
каборта которого адмирал махал им рукой, услыхали пронзительный свисток
боцмана, приказывающий команде занять свои места. Еще не дойдя до "Синко
Льягас", они увидели, что "Энкарнасион", подняв паруса и делая поворот
оверштаг [45], приспустил в знак прощания флаг и отсалютовал им пушечным
выстрелом.
На борту "Синко Льягас" у кого-то (позже выяснилось, что у Хагторпа)
хватило ума ответить тем же. Комедия заканчивалась, но финал ее был нео-
жиданно окрашен мрачной краской.
Когда они поднялись на борт "Синко Льягас", их встретил Хагторп. Блад
обратил внимание на какоето застывшее, почти испуганное выражение его
лица.
- Я вижу, что ты уже это заметил, - тихо сказал Блад.
Хагторп понимающе взглянул на него и тут же отбросил мелькнувшую в
его мозгу мысль: капитан Блад явно не мог знать о том, что он хотел ему
сказать.
- Дон Диего... - начал было Хагторп, но затем остановился и как-то
странно посмотрел на Блада.
Дон Эстебан перехватил взгляды, какими обменялись Хагторп и Блад,
побледнел как полотно и бросился к ним.
- Вы не сдержали слова, собаки? Что вы сделали с отцом? - закричал
он, а шестеро испанцев, стоявших позади него, громко зароптали.
- Мы не нарушали обещания, - решительно ответил Хагторп, и ропот сра-
зу умолк. - В этом не было никакой необходимости. Дон Диего умер еще до
того, как вы подошли к "Энкарнасиону".
Питер Блад продолжал молчать.
- Умер? - рыдая, спросил Эстебан. - Ты хочешь сказать, что вы убили
его! Отчего он умер?
Хагторп посмотрел на юношу.
- Насколько я могу судить, - сказал он, - он умер от страха.
Услышав такой оскорбительный ответ, дон Эстебан влепил Хагторпу поще-
чину, и тот, конечно, ответил бы ему тем же, если бы Блад не стал меж
ними и если бы его люди не схватили молодого испанца.
- Перестань, - сказал Блад. - Ты сам вызвал мальчишку на это, оскор-
бив его отца.
- Я думаю не об оскорблении, - ответил Хагторп, потирая щеку, - а о
том, что произошло. Пойдем посмотрим.
- Мне нечего смотреть, - сказал Блад. - Он умер еще до того, как мы
сошли с борта "Синко Льягас", и уже мертвый висел на веревках, когда я с
ним разговаривал.
- Что вы говорите? - закричал Эстебан.
Блад печально взглянул на него, чуть-чуть улыбнулся и спокойно спро-
сил:
- Ты сожалеешь о том, что не знал об этом раньше? Не так ли?
Эстебан недоверчиво смотрел на него широко открытыми глазами.
- Я вам не верю, - наконец сказал он.
- Это твое дело, но я врач и не могу ошибиться, когда вижу перед со-
бой умершего.
Снова наступила пауза, и юноша медленно начал сознавать, что случи-
лось.
- Знай я об этом раньше, ты уже висел бы на нок-рее "Энкарнасиона! "
- Несомненно. Вот поэтому я сейчас и думаю о той выгоде, какую чело-
век может извлечь из того, что знает он и чего не знают другие.
- Но ты еще будешь там болтаться! - бушевал Эспиноса-младший.
Капитан Блад пожал плечами и отвернулся. Однако слова эти он запом-
нил, так же как запомнил их Хагторп и все, кто стоял на палубе. Это вы-
яснилось на совете, состоявшемся вечером. Совет собрался для решения
дальнейшей судьбы испанских пленников. Всем было ясно, что они не смогут
добраться до Кюрасао, так как запасы воды и продовольствия были уже на
исходе, а Питт еще не мог приступить к своим штурманским обязанностям.
Обсудив все это, они решили направиться к востоку от острова Гаити и,
пройдя вдоль его северного побережья, добраться до острова Тортуга.
Там, в порту, принадлежавшем французской ВестИндской компании, им по
крайней мере не угрожала опасность захвата.
Сейчас возникал вопрос, должны ли они тащить с собой испанских плен-
ников или же, посадив их в лодку, дать им возможность самим добираться
до земли, находившейся всего лишь в десяти милях. Именно это предлагал
сделать Блад.
- У нас нет иного выхода, - настойчиво доказывал он. - На Тортуге их
сожгут живьем.
- Эти свиньи заслуживают и худшего! - проворчал Волверстон.
- Вспомни, Питер, - вмешался Хагторп, - чем тебе сегодня угрожал
мальчишка. Если он спасется и расскажет дяде-адмиралу о том, что случи-
лось, осуществление его угрозы станет более чем возможным.
- Я не боюсь его угроз.
- А напрасно, - заметил Волверстон. - Разумнее было бы повесить его
вместе с остальными.
- Гуманность проявляется не только в разумных поступках, - сказал
Блад, размышляя вслух. - Иногда лучше ошибаться во имя гуманности, даже
если эта ошибка, пусть даже в виде исключения, объясняется состраданием.
Мы пойдем на такое исключение. Я не могу согласиться с таким хладнокров-
ным убийством. На рассвете дайте испанцам шлюпку, бочонок воды, нес-
колько лепешек, и пусть они убираются к дьяволу!
Это было его последнее слово. Люди, наделившие Блада властью, согла-
сились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и его соотечественники
покинули корабль.
Два дня спустя "Синко Льягас" вошел в окруженную скалами Кайонскую
бухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступную
цитадель для тех, кому посчастливилось ее захватить.
Глава XIII
ТОРТУГА
Сейчас будет вполне своевременно предать гласности тот факт, что ис-
тория подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбию
Джереми Питта - шкипера из Сомерсетшира. Молодой человек был не только
хорошим моряком, но и обладателем бойкого пера, которое он неутомимо ис-
пользовал, воодушевляемый несомненной привязанностью к Питеру Бладу.
Питт вел судовой журнал так, как не велся ни один подобного рода жур-
нал из тех, что мне довелось видеть. Он состоял из двадцати с лишним то-
мов различного формата. Часть томов безвозвратно утрачена, в других не
хватает многих страниц. Однако если при тщательном ознакомлении с ними в
библиотеке г-на Джеймса Спека из Комертина я временами страшно досадовал
на пропуски, то порой меня искренне удручало чрезмерное многословие Пит-
та, создававшее большие трудности при отборе наиболее существенных фак-
тов из беспорядочной массы дошедших до нас документов.
Первые тома журнала Питта почти целиком заняты изложением событий,
предшествовавших появлению Блада на Тортуге. Эти тома, так же как и соб-
рание протоколов государственных судебных процессов, пока что являются
главными, хотя и не единственными источниками, откуда я черпал материалы
для моего повествования.
Питт особенно подчеркивает тот факт, что именно эти обстоятельства,
на которых я подробно останавливался, вынудили Питера Блада искать убе-
жища на Тортуге. Он пишет об этом пространно и с заметным пристрастием,
убеждающим нас в том, что в свое время на этот счет высказывалось другое
мнение.
Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей по несчастью ка-
ких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которые пре-
вратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу, от-
куда и совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.
По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать во Францию или
Голландию. Однако в ожидании попутного корабля он израсходовал почти все
имевшиеся у него деньги. Их у него было не очень много, и Питт сообщает,
что тогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства, мучившего
его друга. Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в эти дни
вынужденного бездействия с искателями приключений, заразился их настрое-
ниями, столь характерными для этой части Вест-Индии.
Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумывании каких-то
оправданий для своего друга, потому что многое действительно могло угне-
тать Питера Блада. Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил
с ума, сознавая, что она для него недосягаема. Он любил Арабеллу и в то
же время понимал, что она потеряна для него безвозвратно. Вполне объяс-
нимо, конечно, его желание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли
он мог объяснить и отчетливо представить себе, что будет там делать.
Ведь в конце концов он был беглым рабом, человеком, объявленным вне за-
кона у себя на родине, и бездомным изгнанником на чужбине. Оставалось
только море, открытое для всех и особенно манящее к себе тех, кто
чувствовал себя во вражде со всем человечеством.
Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный ему дух смелой
предприимчивости, толкнувшие его в свое время на поиски приключений
просто из-за любви к ним, вынудили его уступить, а наличие у него бога-
того опыта и, я сказал бы, даже таланта в командовании военными корабля-
ми лишь умножило соблазнительность выдвигаемых предложений. Следует так-
же помнить, что такие заманчивые предложения исходили не только от зна-
комых ему пиратов, наполнявших кабачки Тортуги, но даже и от губернатора
острова д'Ожерона, получавшего от корсаров в качестве портовых сборов
десятую часть всей их добычи. Помимо этого, д'Ожерон неплохо зарабатывал
и на комиссионных поручениях, принимая наличные деньги и выдавая взамен
их векселя, подлежащие оплате во Франции.
Занятие, которое казалось бы отвратительным, если бы в защиту его
высказывались только грязные, полупьяные авантюристы, охотники, лесорубы
и прибрежные жители, собирающие все то, что выбрасывается морем, стано-
вилось солидной, почти узаконенной разновидностью каперства [46], когда
его необходимость убедительно доказывал изысканно одетый господин,
представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании с таким
видом, будто он был представителем самой Франции.
Все, кто спасся с Питером Бладом с плантаций Барбадоса, и в числе их
сам Джереми Питт, в ушах которого постоянно шумел настойчивый зов моря,
почувствовав себя вечными изгнанниками, также хотели присоединиться к
великому "береговому братству", как называли себя пираты. Они настоя-
тельно требовали от Блада согласия быть их, вожаком и клялись следовать
за ним повсюду.
Если подвести итог под записями Джереми, посвященными этому вопросу,
то выйдет так, что Блад подчинился своим настроениям и настояниям друзей
и отдался течению судьбы, заявив, что от нее все равно никуда не уйдешь.
Я думаю, что основной причиной его колебаний и столь длительного соп-
ротивления была мысль об Арабелле Бишоп. Ни тогда, ни позже он не заду-
мывался о том, что им, может быть, не суждено больше встретиться. Он
представлял себе, с каким презрением она будет вспоминать о нем, услы-
шав, что он стал корсаром, и это презрение, существовавшее пока лишь в
его воображении, причиняло ему такую боль, как если бы оно уже стало ре-
альностью.
Мысль об Арабелле Бишоп никогда не покидала его. Совершив сделку со
своей совестью - а воспоминания об этой девушке делали его совесть бо-
лезненно чувствительной, - он дал клятву сохранить свои руки настолько
чистыми, насколько это было возможно для человека отчаянной профессии,
