- Он неправильно ведет себя, - забеспокоился я. - Слишком много гово-
рит. Ведь булочник - это целая гора недоверия; его надо убедить молчани-
ем. Пойду-ка и сменю Готтфрида.
Кестер рассмеялся:
- Ни пуха ни пера, Робби.
Я подмигнул ему и вышел. Но я не поверил своим ушам, - Готтфрид и не
думал петь преждевременные дифирамбы "кадиллаку", он с энтузиазмом расс-
казывал булочнику, как южноамериканские индейцы выпекают хлеб из куку-
рузной муки. Я бросил ему взгляд, полный признательности, и обратился к
булочнику:
- К сожалению, этот человек не хочет продавать...
- Так я и знал, - мгновенно выпалил Ленц, словно мы сговорились.
Я пожал плечами:
- Жаль... Но я могу его понять...
Булочник стоял в нерешительности. Я посмотрел на Ленца.
- А ты не мог бы попытаться еще раз? - тут же спросил он.
- Мог бы, конечно, - ответил я. - Мне все-таки удалось договориться с
ним о встрече сегодня после обеда. Но как мне найти вас потом? - спросил
я булочника.
- В четыре часа я опять буду здесь поблизости. Вот и наведаюсь...
- Хорошо, тогда все уже будет известно. Надеюсь, дело все-таки выго-
рит.
Булочник кивнул. Затем сел в свой "форд" и отчалил.
- Ты что, совсем обалдел? - вскипел Ленц, когда машина завернула за
угол. - Я пытался задерживать этого типа чуть ли не насильно, а ты от-
пускаешь его ни с того ни с сего!
- Логика и психология, дорогой мой Готтфрид! - возразил я и похлопал
его по плечу. - Этого ты пока еще не понимаешь как следует...
Он стряхнул мою руку.
- Психология... - заявил он пренебрежительно. - Удачный случай - вот
лучшая психология! И такой случай ты упустил! Булочник никогда больше не
вернется...
- В четыре часа он будет здесь, как штык! Готтфрид с сожалением пос-
мотрел на меня.
- Пари? - предложил он.
- Пожалуйста, - сказал я, - но ты влипнешь. Уж я-то знаю его лучше,
чем ты! Такие залетают на огонек по нескольку раз. Кроме того, не могу
же я ему продать вещь, которую мы пока что сами еще не имеем...
- Господи боже мой! И это все, что ты можешь сказать, детка! - воск-
ликнул Готтфрид, сокрушенно качая головой. - Ничего из тебя в этой жизни
не выйдет. Ведь у нас только начинаются настоящие дела! Пойдем, я бесп-
латно прочту тебе лекцию о современной экономической жизни...
Днем я пошел к Блюменталю. По пути я сравнивал себя с молодым козлен-
ком, которому надо навестить старого волка. Солнце жгло асфальт, и с
каждым шагом мне все меньше хотелось, чтобы Блюменталь зажарил меня на
вертеле. Так или иначе, лучше всего было действовать быстро.
- Господин Блюменталь, - торопливо проговорил я, едва переступив по-
рог кабинета и не дав ему опомниться, - я пришел к вам с приличным пред-
ложением. Вы заплатили за "кадиллак" пять тысяч пятьсот марок. Предлагаю
вам шесть, но при условии, что я действительно сумею сбагрить его. Это
выяснится сегодня вечером.
Блюменталь восседал за письменным столом и ел яблоко. Теперь он пе-
рестал жевать и внимательно посмотрел на меня.
- Ладно, - просопел он через несколько секунд, снова принимаясь за
яблоко.
Я подождал, пока он бросит огрызок в бумажную корзину.
- Так, значит, вы согласны?
- Минуточку! - Он достал из ящика письменного стола другое яблоко и с
треском надкусил его. - Дать вам тоже?
- Благодарю, сейчас не надо.
- Ешьте побольше яблок, господин Локамп! Яблоки продлевают жизнь!
Несколько яблок в день - и вам никогда не понадобится врач!
- Даже если я сломаю руку? Он ухмыльнулся, выбросил второй огрызок и
встал:
- А вы не ломайте!
- Практичный совет, - сказал я и подумал, что же будет дальше. Этот
яблочный разговор показался мне слишком подозрительным.
Блюменталь достал ящик с сигарами из небольшого шкафа и предложил мне
закурить. Это были уже знакомые мне "Корона-Корона".
- Они тоже продлевают жизнь? - спросил я.
- Нет, укорачивают ее. Потом это уравновешивается яблоками. - Он вы-
пустил клуб дыма и, наклонив голову, посмотрел на меня снизу, словно за-
думчивая птица. - Надо все уравновешивать, - вот в чем весь секрет жиз-
ни...
- Но это надо уметь.
Он подмигнул мне:
- Именно уметь, в этом весь секрет. Мы слишком много знаем и слишком
мало умеем... Потому что знаем слишком много.
Он рассмеялся.
- Простите меня. После обеда я всегда слегка настроен на философский
лад.
- Самое время для философии, - сказал я. - Значит, с "кадиллаком" мы
тоже добьемся равновесия, не так ли?
Он поднял руку:
- Секунду...
Я покорно склонил голову. Блюменталь заметил мой жест и рассмеялся.
- Нет, вы меня не поняли. Я вам только хотел сделать комплимент. Вы
ошеломили меня, явившись с открытыми картами в руках! Вы точно рассчита-
ли, как это подействует на старого Блюменталя. А знаете, чего я ждал?
- Что я предложу вам для начала четыре тысячи пятьсот.
- Верно! Но тут бы вам несдобровать. Ведь вы хотите продать за семь,
не так ли?
Из предосторожности я пожал плечами:
- Почему именно за семь?
- Потому что в свое время это было вашей первой ценой.
- У вас блестящая память, - сказал я.
- На цифры. Только на цифры. К сожалению. Итак, чтобы покончить: бе-
рите машину за шесть тысяч.
Мы ударили по рукам.
- Слава богу, - сказал я, переводя дух. - Первая сделка после долгого
перерыва. "Кадиллак", видимо, приносит нам счастье.
- Мне тоже, - сказал Блюменталь. - Ведь и я заработал на нем пятьсот
марок.
- Правильно. Но почему, собственно, вы его так скоро продаете? Он не
понравился вам?
- Просто суеверие, - объяснил Блюменталь. - Я совершаю любую сделку,
при которой что-то зарабатываю.
- Чудесное суеверие... - ответил я.
Он покачал своим блестящим лысым черепом:
- Вот вы не верите, но это так. Чтобы не было неудачи в других делах.
Упустить в наши дни выгодную сделку - значит бросить вызов судьбе. А
этого никто себе больше позволить не может.
В половине пятого Ленц, весьма выразительно посмотрев на меня, поста-
вил на стол передо мной пустую бутылку из-под джина:
- Я желаю, чтобы ты мне ее наполнил, детка! Ты помнишь о нашем пари?
- Помню, - сказал я, - но ты пришел слишком рано.
Готтфрид безмолвно поднес часы к моему носу.
- Половина пятого, - сказал я, - думаю, что это астрономически точное
время. Опоздать может всякий. Впрочем, я меняю условия пари - ставлю два
против одного.
- Принято, - торжественно заявил Готтфрид. - Значит, я получу бесп-
латно четыре бутылки джина. Ты проявляешь героизм на потерянной позиции.
Весьма доблестно, деточка, но и не менее глупо.
- Подождем...
Я притворялся уверенным, но меня одолевали сомнения. Я считал, что
булочник скорее всего не придет. Надо было задержать его в первый же
раз. Слишком уж он был ненадежен.
В пять часов на соседней фабрике перин завыла сирена. Готтфрид молча
поставил передо мной еще три пустые бутылки. Затем прислонился к окну и
уставился на меня.
- Меня одолевает жажда, - многозначительно произнес он.
В этот момент с улицы донесся характерный шум фордовского мотора, и
тут же машина булочника въехала в ворота.
- Если тебя одолевает жажда, дорогой Готтфрид, - ответил я с большим
достоинством, - сбегай поскорее в магазин и купи две бутылки рома, кото-
рые я выиграл. Я позволю тебе отпить глоток бесплатно. Видишь булочника
во дворе? Психология, мой мальчик! А теперь убери отсюда пустые бутылки?
Потом можешь взять такси и поехать на промысел. А для более тонких дел
ты еще молод. Привет, сын мой!
Я вышел к булочнику и сказал ему, что машину, вероятно, можно будет
купить. Правда, наш бывший клиент требует семь тысяч пятьсот марок, но
если он увидит наличные деньги, то уж как-нибудь уступит за семь.
Булочник слушал меня так рассеянно, что я немного растерялся.
- В шесть часов я позвоню этому человеку еще раз, - сказал я наконец.
- В шесть? - очнулся булочник. - В шесть мне нужно... - Вдруг он по-
вернулся ко мне: - Поедете со мной?
- Куда? - удивился я.
- К вашему другу, художнику. Портрет готов.
- Ах так, к Фердинанду Грау...
Он кивнул.
- Поедемте со мной. О машине мы сможем поговорить и потом.
По-видимому, он почему-то не хотел идти к Фердинанду без меня. Со
своей стороны, я также был весьма заинтересован в том, чтобы не остав-
лять его одного. Поэтому я сказал:
- Хорошо, но это довольно далеко. Давайте поедем сразу.
Фердинанд выглядел очень плохо. Лицо серо-зеленоватого оттенка каза-
лось помятым и обрюзгшим. Он встретил нас у входа в мастерскую. Булочник
едва взглянул на него. Он был явно возбужден.
- Где портрет? - сразу спросил он.
Фердинанд показал рукой в сторону окна. Там стоял мольберт с портре-
том. Булочник быстро вошел в мастерскую и застыл перед ним. Немного по-
годя снял шляпу. Он так торопился, что сначала и не подумал об этом.
Фердинанд остался со мной в дверях.
- Как поживаешь, Фердинанд? - спросил я.
Он сделал неопределенный жест рукой.
- Что-нибудь случилось?
- Что могло случиться?
- Ты плохо выглядишь.
- И только-то?
- Да, - сказал я, - больше ничего...
Он положил мне на плечо свою большую ладонь и улыбнулся, напоминая
чем-то старого сенбернара.
Подождав еще немного, мы подошли к булочнику. Портрет его жены удивил
меня: лицо получилось отлично. По свадебной фотографии и другому снимку,
на котором покойница выглядела весьма удрученной, Фердинанд написал
портрет еще довольно молодой женщины. Она смотрела на нас серьезными,
несколько беспомощными глазами.
- Да, - сказал булочник, не оборачиваясь, - это она. - Он сказал это
скорее для себя, и я подумал, что он даже не услышал своих слов.
- Вам достаточно светло? - спросил Фердинанд.
Булочник не ответил.
Фердинанд подошел к мольберту и слегка повернул его. Потом он отошел
назад и кивком головы пригласил меня в маленькую комнату рядом с мас-
терской.
- Вот уж чего никак не ожидал, - сказал он удивленно. - Скидка по-
действовала на него. Он рыдает...
- Всякого может задеть за живое, - ответил я. - Но с ним это случи-
лось слишком поздно...
- Слишком поздно, - сказал Фердинанд, - всегда все слишком поздно.
Так уж повелось в жизни, Робби.
Он медленно расхаживал по комнате:
- Пусть мой клиент побудет немного один, а мы с тобой пока сыграем в
шахматы.
- У тебя просто золотой характер, - сказал я.
Он остановился:
- При чем тут характер? Ведь ему все равно ничем не помочь. А если
всем вечно думать только о грустных вещах, то никто на свете не будет
иметь права смеяться...
- Ты опять прав, - сказал я. - Ну, давай - быстро сыграем партию.
Мы расставили фигуры и начали. Фердинанд довольно легко выиграл. Не
трогая королевы, действуя ладьей и слоном, он скоро объявил мне мат.
- Здорово! - сказал я. - Вид у тебя такой, будто ты не спал три дня,
а играешь, как морской разбойник.
- Я всегда играю хорошо, когда меланхоличен, - ответил Фердинанд.
- А почему ты меланхоличен?
- Просто так. Потому что темнеет. Порядочный человек с наступлением
вечера всегда становится меланхоличным. Других особых причин не требует-
ся. Просто так... вообще...
- Но только если он одинок, - сказал я.
- Конечно... Час теней... Час одиночества... Час, когда коньяк кажет-
ся особенно вкусным.
Он достал бутылку и рюмки.
- Не пойти ли нам к булочнику? - спросил я.
- Сейчас. - Он налил коньяк. - За твое здоровье, Робби, за то, что мы
все когда-нибудь подохнем!
- Твое здоровье, Фердинанд! За то, что мы пока еще существуем.
- Сколько раз наша жизнь висела на волоске, а мы все-таки уцелели.
Надо выпить и за это!
- Ладно.
Мы пошли обратно в мастерскую. Стало темнеть. Вобрав голову в плечи,
булочник все еще стоял перед портретом. Он выглядел горестным и потерян-
ным в этом большом голом помещении, и мне показалось, будто он стал
