воду.
Я кивнул и расплатился. Потом медленно пошел домой.
В мастерской стоял отремонтированный "форд". Новых заказов не было.
Следовало что-то предпринять. Кестер и я отправились на аукцион. Мы хо-
тели купить такси, которое продавалось с молотка. Такси можно всегда
неплохо перепродать.
Мы проехали в северную часть города. Под аукцион был отведен флигель
во дворе. Кроме такси, здесь продавалась целая куча других вещей: крова-
ти, шаткие столы, позолоченная клетка с попугаем, выкрикивавшим "Привет,
миленький! ", большие старинные часы, книги, шкафы, поношенный фрак, ку-
хонные табуретки, посуда - все убожество искромсанного и гибнущего бы-
тия.
Мы пришли слишком рано, распорядителя аукциона еще не было.
Побродив между выставленными вещами, я начал листать зачитанные деше-
вые издания греческих и римских классиков с множеством карандашных поме-
ток на полях. Замусоленные, потрепанные страницы. Это уже не были стихи
Горация или песни Анакреона, а беспомощный крик нужды и отчаяния чьей-то
разбитой жизни. Эти книги, вероятно, были единственным утешением для их
владельца, он хранил их до последней возможности, и уж если их пришлось
принести сюда, на аукцион, - значит, все было кончено.
Кестер посмотрел на меня через плечо:
- Грустно все это, правда? Я кивнул и показал на другие вещи:
- Да, Отто. Не от хорошей жизни люди принесли сюда табуретки и шкафы.
Мы подошли к такси, стоявшему в углу двора. Несмотря на облупившуюся
лакировку, машина была чистой. Коренастый мужчина с длинными большими
руками стоял неподалеку и тупо разглядывал нас.
- А ты испробовал машину? - спросил я Кестера.
- Вчера, - сказал он. - Довольно изношена, но была в хороших руках.
Я кивнул:
- Да, выглядит отлично. Ее помыли еще сегодня утром. Сделал это, ко-
нечно, не аукционист.
Кестер кивнул и посмотрел на коренастого мужчину:
- Видимо, это и есть хозяин. Вчера он тоже стоял здесь и драил маши-
ну.
- Ну его к чертям! - сказал я. - Похож на раздавленную собаку.
Какой-то молодой человек в пальто с поясом пересек двор и подошел к
машине. У него был неприятный ухарский вид.
- Вот он, драндулет, - сказал он, обращаясь то ли к нам, то ли к вла-
дельцу машины, и постучал тростью по капоту. Я заметил, что хозяин
вздрогнул при этом.
- Ничего, ничего, - великодушно успокоил его парень в пальто с поя-
сом, - лакировка все равно уже не стоит ни гроша. Весьма почтенное
старье. В музей бы его, а? - Он пришел в восторг от своей остроты, гром-
ко расхохотался и посмотрел на нас, ожидая одобрения. Мы не рассмеялись.
- Сколько вы хотите за этого дедушку? - обратился он к владельцу.
Хозяин молча проглотил обиду.
- Хотите отдать его по цене металлического лома, не так ли? - продол-
жал тараторить юнец, которого не покидало отличное настроение. - Вы,
господа, тоже интересуетесь? - И вполголоса добавил: - Можем обделать
дельце. Пустим машину в обмен на яблоки и яйца, а прибыль поделим. Чего
ради отдавать ему лишние деньги! Впрочем, позвольте представиться: Гвидо
Тисе из акционерного общества "Аугека".
Вертя бамбуковой тростью, он подмигнул нам доверительно, но с видом
превосходства. "Этот дошлый двадцатипятилетний червяк знает все на све-
те", - подумал я с досадой. Мне стало жаль владельца машины, молча сто-
явшего рядом.
- Вам бы подошла другая фамилия. Тисе не звучит, - сказал я.
- Да что вы! - воскликнул он польщенно. Его, видимо, часто хвалили за
хватку в делах.
- Конечно, не звучит, - продолжал я. - Сопляк, вот бы вам как назы-
ваться, Гвидо Сопляк.
Он отскочил назад.
- Ну, конечно, - сказал он, придя в себя. - Двое против одного...
- Если дело в этом, - сказал я, - то я и один могу пойти с вами куда
угодно.
- Благодарю, благодарю! - холодно ответил Гвидо и ретировался.
Коренастый человек с расстроенным лицом стоял молча, словно все это
его не касалось; он не сводил глаз с машины.
- Отто, мы не должны ее покупать, - сказал я.
- Тогда ее купит этот ублюдок Гвидо, - возразил Кестер, - и мы ничем
не поможем ее хозяину.
- Верно, - сказал я. - Но все-таки мне это не нравится.
- А что может понравиться в наше время, Робби? Поверь мне: для него
даже лучше, что мы здесь. Так он, может быть, получит за свое такси чуть
побольше. Но обещаю тебе: если эта сволочь не предложит свою цену, то я
буду молчать.
Пришел аукционист. Он торопился. Вероятно, у него было много дел: в
городе ежедневно проходили десятки аукционов. Он приступил к распродаже
жалкого скарба, сопровождая слова плавными, округлыми жестами. В нем бы-
ла деловитость и тяжеловесный юмор человека, ежедневно соприкасающегося
с нищетой, но не задетого ею.
Вещи уплывали за гроши. Несколько торговцев скупили почти все. В от-
вет на взгляд аукциониста они небрежно поднимали палец или отрицательно
качали головой. Но порой за этим взглядом следили другие глаза. Женщины
с горестными лицами со страхом и надеждой взирали на пальцы торговцев,
словно на священные заповеди господни. Такси заинтересовало трех покупа-
телей. Первую цену назвал Гвидо - триста марок. Это было позорно мало.
Коренастый человек подошел ближе. Он беззвучно шевелил губами. Казалось,
что и он хочет что-то предложить. Но его рука опустилась. Он отошел на-
зад.
Затем была названа цена в четыреста марок. Гвидо повысил ее до четы-
рехсот пятидесяти. Наступила пауза. Аукционист обратился к собравшимся:
- Кто больше?.. Четыреста пятьдесят - раз, четыреста пятьдесят -
два...
Хозяин такси стоял с широко открытыми глазами и опущенной головой,
точно ожидал удара в затылок.
- Тысяча, - сказал Кестер. Я посмотрел на него. - Она стоит трех, -
шепнул он мне. - Не могу смотреть, как его здесь режут.
Гвидо делал нам отчаянные знаки. Ему хотелось обтяпать дельце, и он
позабыл про "Сопляка".
- Тысяча сто, - проблеял он и, глядя на нас, усиленно заморгал обоими
глазами. Будь у него глаз на заду, он моргал бы и им.
- Тысяча пятьсот, - сказал Кестер.
Аукционист вошел в раж. Он пританцовывал с молотком в руке, как ка-
пельмейстер. Это уже были суммы, а не какие-нибудь две, две с половиной
марки, за которые шли прочие предметы.
- Тысяча пятьсот десять! - воскликнул Гвидо, покрываясь потом.
- Тысяча восемьсот, - сказал Кестер.
Гвидо взглянул на него, постучал пальцем по лбу и сдался. Аукционист
подпрыгнул. Вдруг я подумал о Пат.
- Тысяча восемьсот пятьдесят, - сказал я, сам того не желая. Кестер
удивленно повернул голову.
- Полсотни я добавлю сам, - поспешно сказал я, - так надо... из осто-
рожности.
Он кивнул.
Аукционист ударил молотком - машина стала нашей. Кестер тут же упла-
тил деньги.
Не желая признать себя побежденным, Гвидо подошел к нам как ни в чем
не бывало.
- Подумать только! - сказал он. - Мы могли бы заполучить этот ящик за
тысячу марок. От третьего претендента мы бы легко отделались.
- Привет, миленький! - раздался за ним скрипучий голос.
Это был попугай в позолоченной клетке, - настала его очередь.
- Сопляк, - добавил я.
Пожав плечами, Гвидо исчез.
Я подошел к бывшему владельцу машины. Теперь рядом с ним стояла блед-
ная женщина.
- Вот... - сказал я.
- Понимаю... - ответил он.
- Нам бы лучше не вмешиваться, но тогда вы получили бы меньше, - ска-
зал я.
Он кивнул, нервно теребя руки.
- Машина хороша, - начал он внезапно скороговоркой, - машина хороша,
она стоит этих денег... наверняка... вы не переплатили... И вообще дело
не в машине, совсем нет... а все потому... потому что...
- Знаю, знаю, - сказал я.
- Этих денег мы и не увидим, - сказала женщина. - Все тут же уйдет на
оплату долгов.
- Ничего, мать, все снова будет хорошо, - сказал мужчина. - Все будет
хорошо!
Женщина ничего не ответила.
- При переключении на вторую скорость повизгивают шестеренки, - ска-
зал мужчина, - но это не дефект, так было всегда, даже когда она была
новой. - Он словно говорил о ребенке. - Она у нас уже три года, и ни од-
ной поломки. Дело в том, что... сначала я болел, а потом мне подложили
свинью... Друг...
- Подлец, - жестко сказала женщина.
- Ладно, мать, - сказал мужчина и посмотрел на нее, - я еще встану на
ноги. Верно, мать?
Женщина не ответила. Ее переволновавшийся муж был весь в поту.
- Дайте мне ваш адрес, - сказал Кестер, - иной раз нам может понадо-
биться шофер.
Тяжелой, честной рукой человек старательно вывел адрес. Я посмотрел
на Кестера; мы оба знали, что беднягу может спасти только чудо. Но время
чудес прошло, а если они и случались, то разве что в худшую сторону.
Человек говорил без умолку, как в бреду. Аукцион кончился. Мы стояли
во дворе одни. Он объяснял нам, как пользоваться зимой стартером. Снова
и снова прикасался к машине, потом приутих.
После обеда пришел булочник, чтобы забрать свой "форд". У него был
унылый, грустный вид. Я стоял один во дворе.
- Нравится вам цвет? - спросил я.
- Да, пожалуй, - сказал он, нерешительно оглядывая машину.
- Верх получился очень красивым.
- Разумеется...
Он топтался на месте, словно не решаясь уходить. Я ждал, что он попы-
тается выторговать еще что-нибудь, например, домкрат или пепельницу.
Но произошло другое. Он посопел с минутку, потом посмотрел на меня
выцветшими глазами в красных прожилках и сказал:
- Подумать только: еще несколько недель назад она сидела в этой маши-
не, здоровая и бодрая!..
Я слегка удивился, увидев его вдруг таким размякшие, и предположил,
что шустрая чернявая бабенка, которая приходила с ним в последний раз,
уже начала действовать ему на нервы. Ведь люди становятся сентимен-
тальными скорее от огорчений, нежели от любви.
- Хорошая она была женщина, - продолжал он, - душевная женщина. Ни-
когда ничего не требовала. Десять лет проносила одно и то же пальто.
Блузки и все такое шила себе сама. И хозяйство вела одна, без прислу-
ги...
"Ага, - подумал я, - его новая мадам, видимо, не делает всего этого".
Булочнику хотелось излить душу. Он рассказал мне о бережливости своей
жены, и было странно видеть, как воспоминания о сэкономленных деньгах
растравляли этого заядлого любителя пива и игры в кегли. Даже сфотогра-
фироваться по-настоящему и то не хотела, говорила, что, мол, слишком до-
рого. Поэтому у него осталась только одна свадебная фотография и нес-
колько маленьких моментальных снимков.
Тут меня осенило:
- Вам следовало бы заказать красивый портрет вашей жены, - сказал я.
- Будет память навсегда. Фотографии со временем выцветают. Есть один ху-
дожник, который делает такие вещи.
Я рассказал ему о деятельности Фердинанда Грау. Он сразу же насторо-
жился и заметил, что это, вероятно, очень дорого. Я успокоил его - дес-
кать, если я пойду с ним, то с него возьмут дешевле. Он попробовал укло-
ниться от моего предложения, но я не отставал и заявил что память о жене
дороже всего. Наконец он был готов. Я позвонил Фердинанду и предупредил
его. Потом я поехал с булочником за фотографиями.
Шустрая брюнетка выскочила нам навстречу из булочной. Она забегала
вокруг "Форда".
- Красный цвет был бы лучше, пупсик! Но ты, конечно, всегда должен
поставить на своем!
- Да отстань ты! - раздраженно бросил пупсик. Мы поднялись в гости-
ную. Дамочка последовала за нами. Ее быстрые глазки видели все. Булочник
начал нервничать. Он не хотел искать фотографии при ней.
- Оставь-ка нас одних, - сказал он наконец грубо.
Вызывающе выставив полную грудь, туго обтянутую джемпером, она повер-
нулась и вышла. Булочник достал из зеленого плюшевого альбома несколько
фотографий и показал мне. Вот его жена, тогда еще невеста, а рядом он с
лихо закрученными усами; тогда она еще смеялась. С другой фотографии
смотрела худая, изнуренная женщина с боязливым взглядом. Она сидела на
