- А на гроб сгодится?
- На гроб все сгодится...
Из баульчика Потемкин вынимал припасы дорожные. Ставил штофчики с
водками и ликерами, паштет достал, буженину, сардинки. Прошка свою торбу
раскошелил - курочка там, рыбка всякая.
- Может, наших ямщиков покличем? - спросил он.
- Не. Лишние. Мешать будут. Выпьем с морозу-то.
Стаканчики у него были дорогие, золоченые.
- Уж не пойму - барин ты, што ли?
- Какой там барин... ну, глотай!
- Хороша водка у тебя, - сказал Прошка, закусывая.
- Гданская. Поляки мастера ее делать...
Прошка охотно выпил вторую, от третьей отнекался:
- Твоя правда: нехорошо здесь, муторно.
Метель за окном дробно стегнула по крыше.
- Брось! - уговаривал Потемкин. - Поднимай чарочку.
- Уволь. Ты выпей, а я повременю...
Только улеглись, бесшумно возник из мрака хозяин.
- Чего тебе? - спросил Потемкин недовольно.
- Огня берегусь, - поклонился тот. - Уснете вот, а свечечка горит. Я
и погашу ее-от греха подале... Фу! - дунул он.
Потемкин поворочался на хрустящей соломе и уснул.
А парню что-то не спалось. Лежал на спине с открытыми глазами, вгля-
дываясь в потемки, слушал визги метельные, в которые гармонично вплета-
лись и скрипы старого, неуютного дома. В печи догорали, чадя, красные
угли. Прямо над лежащими путниками громадная стреха подпирала потолок.
Вот она тихо опустилась ниже... "Что это?" - Прошка не верил глазам сво-
им. Но снова раздался тихий скрип-стреха отделилась от потолка, нависая
над ними. Тут он все понял. Но не растерялся.
Ладонью он зажал губы Потемкину:
- Не кричи... это я, не бойсь, глянь вверх...
Потемкин очнулся от сна, и оба, еще недвижимы, наблюдали, как много-
пудовая стреха опускается на цепях все ниже и ниже, чтобы лечь прямо на
горло спящим, удушая их. Потемкин шепнул:
- Вынь шпагу тише... пистоли у тебя заряжены?
Держа в руках шпаги, они встали по бокам двери, а стреха, чуть позва-
нивая цепью, уже легла на подушки, еще хранившие тепло их голов. Послы-
шались голоса хозяина и работника, брызнул в лицо свет фонаря. Потемкин
сделал резкий выпад вперед:
- Получай!
Бренча угасающим фонарем, хозяин свалился на пороге. Во мраке над
Прошкою просвистело что-то острое, брошенное в него работником.
- Коли его! - крикнул Потемкин.
Шпага с чмоканьем вошла в тело.
Мрак... Прошка со шпагой в руке тяжело дышал.
- Всадил! - доложил он, испытывая брезгливость.
- Не в стенку, чай?
- Да нет - в мясо. Еще шевелится.
- Добей пса! - жестоко потребовал Потемкин.
Прошка опять вонзил шпагу в работника и выдернул обратно, а на поро-
ге, громко булькая горлом, сдыхал хозяин притона, нещадно исколотый По-
темкиным...
Григорий Александрович в темноте отыскал руку Прошки.
- Дрожишь? - спросил заботливо.
- Дрожу, - сознался Прошка.
- Это сейчас пройдет. Зажги свечи...
В соседнем приделе избы осмотрели они устройство, с помощью которого
разбойники управляли стрехою. Потемкин тронул рычаг, и сразу завращались
цепи, наматываясь на барабан, обернутый для бесшумности войлоком...
- Сколько ж в этом доме людей погубили злодеи?
- Не мы первые.
- Дай бог, чтобы последние.
В остервенении Прошка все горшки на печи шпагою переколотил. Потемкин
бросил свечу в солому - взвилось буйное пламя.
- Пошли, - сказал. - Пусть горит гнездо поганое...
Пурга затихла. Чистое звездное небо над ними.
Разбудили на гумне ямщиков, когда притон разбойников полыхал вовсю,
освещая заснеженные долины. Совместно доехали до Курска. Потемкин ска-
зал, что отсюда ему - на Путивль:
- Меня, брат, на Дунае ждут.
- А мне к Воронежу, потом вниз-до Азова...
Когда на станции вручали подорожные, тут все и открылось: Прошке по-
ложена одна лошадка, а Потемкину сразу четыре, и Прошке еще ждать, а для
Потемкина лошадей запрягли сразу.
Парню стало как-то неловко:
- Не пойму - в чинах ты, что ли?
- Чин невелик: камергер да генерал-майор. Я, Проша, под началом Ру-
мянцева бригадой кавалерийской командую.
- Рад, что повстречались, ваше превосходительство.
- Оставь! Ты мне жизнь спас - этого не забыть.
Он сгреб Прошку в охапку, расцеловал в губы и щеки. Потом отнял у не-
го шпагу, взамен подарил свою - богатую, в эфес которой был вправлен
драгоценный камень.
- Прощай. А может, и свидимся... ежели турки не убьют! - добавил По-
темкин, и в снежной пыли медленно угасли переливчатые звоны его бубен-
цов.
...Азов встретил Прошку Курносова первым весенним цветением.
ДЕЙСТВИЕ ВОСЬМОЕ
Крым - большие перемены
Предаю сие для тех умов, которым, разсматривая общеполезное в целом,
испытуют великие деяния по совершенным подвигам, по пользам, от оных
произшедшим, и по средствам, каковыми оныя произведены: на сих великих
основаниях и приступаю...
Л. Самойлов (первый биограф Потемкина)
1. БАХЧИСАРАЙ, ОТВОРИ ВОРОТА!
В белых широких юбках плясали на базаре дервиши, кружась стреми-
тельно, как заводные волчки, потом вмиг застывали на месте и, абсолютно
недвижимы, оставались в такой позе час, два, три... Минареты Бахчисарая,
тонкие, как пальцы Шехсрезады, еще оставались нерушимыми святынями Вос-
тока, а голубые майолики бань и синие изразцы мечетей сулили татарам
приятное омовение и душевный покой вечерних намазов после боев с Румян-
цев-пашой и сераскиром Паниным. Над кущами садов разливался голос ханс-
кого певца - Эдиба:
Смотрите все! Вы видите Бахчисарай.
Что это? Или обитель гурий? А красавицы сообщили ему прелесть, подоб-
ную нитке жемчуга, украшенной алмазом.
Смотрите, смотрите! Все вы смотрите!
Перед вами Бахчисарай, достойный золотого пера...
Вот уже три месяца, как из Турции не пришло ни единого корабля, а
янычары, составлявшие гарнизон Перекопа, грозили покинуть крепость, если
им не выплатят денег. Наконец султан прислал в Крым дефтердаря Эмин-па-
шу, который и привез 100 кисетов, в каждом по 500 пиастров. Дефтердарь
первым делом отправился на богатый базар Кафы, где его душа возликовала
от изобилия молоденьких невольниц, а торговцы живым товаром после каждой
покупки Эмина раздергивали занавески, обнажая перед пашой новых рабынь -
еще краше, еще моложе... Растратив все казенные деньги, Эмин-паша морем
переправил всех женщин в Стамбул, и тут его пожелал видеть сераскир Иб-
рагим-паша, с утра до ночи кейфовавший в ароматных кофейнях. Сераскир
развернул грязную тряпицу, в которой лежала бурая, истлевшая труха. Иб-
рагим сказал, что это сгнившие на складах сухари, которые перемололи в
муку.
- И получили хлеб такой выпечки... Давай кисеты с пиастрами, - велел
он, подливая в щербет порцию французского шартреза.
- Какие кисеты? - выпучил глаза дефтердарь.
- Которые получил в главной квартире для Крыма.
- Правда, - сознался растратчик, - сто кисетов мне дали. Но казна и
была должна мне ровно сто кисетов, - соврал он.
Ибрагим-паша аккуратно завязал "хлеб" в тряпицу:
- На! - протянул он сверток Эмину. - С этим навозом езжай в Ор-Капу,
покажи янычарам, какой хлеб печется для них. Янычары - люди очень му-
жественные - желаю сохранить мужество и тебе...
Через пять дней Эмин-паша был возвращен в Кафу, опутанный веревками и
с отрезанными ушами. Ибрагим поехал в Бахчисарай, где и стал выпрашивать
у Селим-Гирея денег для укрепления обороны Крыма. Хан, всегда покорный
вассал султана, сказал, что куруши нужны ему самому:
- Ты же видишь, Ибрагим, что я затеял ремонт дворца...
Оглядев штабеля досок, паша прочел персидские стихи:
Твой прелестный характер, неверная, подобен зеркалу Искандера - что
мне сказать еще тебе, кроме того, что не было бы тебе уже известно?..
Скоро Гасан-бей привел в Кафу эскадру; и тут гонец сообщил ему, что
Долгорук-паша целиною ведет гяуров в Ор-Капу, а татары уже обменялись с
ним сигналами...
Был 185 год мусульманской хиджры, что по христианскому календарю оз-
начало смыкание 1770-1771 годов, а Ор-Капу - это Перекоп!
Вторую армию, после отставки графа Панина, принял под свое начало
князь Василий Михайлович Долгорукий, приехавший на фронт с дородной же-
ной и прелестными дочками. Все офицеры из немцев разом подали в отстав-
ку, честно заявив, что при новом командующем им ходу не будет, что с
этим "отсталым" человеком они служить не намерены. Долгорукий отпустил
их без сожаления.
- Обедать прошу у меня, - сказал он офицерам...
Старик был прост, как прост и солдат. Смолоду гоним, лишен титула
княжеского, с четырнадцати лет служил он рядовым под именем "Василия Ми-
хайлова". Анна Иоанновна указала никогда не учить "Михайлова" грамоте,
и, уже став генерал-аншефом, Долгорукий едва умел расписаться, неизменно
обвиняя своих адъютантов:
- До чего же перышко худо чинено! Пиши сам за меня...
Пыль, пыль, пыль - Вторая армия топала на Перекоп: мимо войсковых ря-
дов катался Долгорукий в коляске, подпевая солдатам:
Сударушка Варвару шка, не гневайся на меня, что побил я тебя, а побил
я любя.
Долгорукому следовало штурмовать ворота Ор-Капу, адмирал Сенявин сде-
лает "мост" у Сиваша, там моряки высадят десанты на Арабатскую косу, и
все это надо произвести стремительно. Василий Михайлович лишь однажды
созвал офицеров на совещание, растолковал им кратенько: в этом году, го-
ворил он, Румянцев закрепит на Дунае успехи прошлогодние, эскадра Орлова
в Архипелаге блокаду Стамбула продлит и усилит.
- А нам, сударики мои, - заключил князь, - Крым с бою брать. Иных со-
ображений нету, да и быть их не может...
В трех верстах от Перекопа аншеф задержал марш армии, полки десанта
тронулись к Сивашу, где прибой раскачивал корабли Азовской флотилии, а
сама Араба тская коса хищной стрелой впивалась прямо в тылы Крымского
ханства. Долгорукий растянул свои войска в линию вдоль Перекопа, сгруп-
пировал батареи напротив ворот ОрКапу, и древняя мудрая сова равнодушно
наблюдала за суетой пришельцев из далеких прохладных лесов... Офицеры не
стали говорить князю, что он состарился, но дали ему понять, что одрях-
лела его тактика:
- Небось, таково еще при графе Минихе воевали!
- Ну да, - согласился Долгорукий. - И ведь хорошо воевали! Вот стою я
на том самом месте, где еще солдатом перед штурмом стоял, и Миних ска-
зал: "Братцы, кто первым на ров взойдет, того в офицеры жалую!" Я первый
и взошел... Скажите об этом рядовым!
А солдаты на командующего, как на икону, молились. Хотя и разъезжал
он в коляске, но всегда помнил, что у служивых ноги не железные, оттого
переходы делал "жалостливые", не изнурительные. Его сиятельство не был
барином; любой солдат смело подходил к аншефу, обиды ему выплакивал.
Долгорукий нужды людские понимал, ибо сам шилом патоки нахлебался... В
канун штурма Перекопа к его шатру примчался на лошади Шагин-Гирей:
- Исполать тебе, высокорожденный Долгорук-паша! - И сообщил на ухо,
что Перекоп держится на одних янычарах, буджайские татары против турок
озлоблены. - А беем в Ор-Капу мой брат, Сагиб-Гирей, и он не станет чи-
нить препятствий...
Долгорукий спросил его: где хан Селим-Гирей?
- Он там, - вытянул Шагин руку с плетью во тьму...
В ночь на 14 июня Долгорукий объявил штурм. В глубокий ров полетели
связки фашинника, солдаты по приставным лесенкам вздымались на эскарпы,
батареи отчаянно разбивали ворота крепости, и после полудня гарнизон бе-
жал... Долгорукий просил адъютантов представить ему солдата, который
взошел на вал первым. Героя принесли и положили возле ног генерал-анше-
фа. Василий Михайлович снял с пояса шпагу, возложив ее на грудь мертве-
ца, потом скомкал шарф генеральский, тканный золотом, отдал убитому:
- Погрести его с отданием почестей офицерских!..
А за Перекопом открылся Крым: воды мало, озера соленые, лошадям корма
нет, растет полынь да колючки. Армия разделилась на три луча. Сивашский
