нию огня, повелев Грсйгу отдать шпринг (мертвый якорь), и "Три иерарха"
били в турецкие корабли до тех пор, пока они не превращались в пылающие
развалины...
Был тот решающий момент боя, когда люди уже не нуждались в приказах:
каждый давно поставил крест на своей жизни и знал лишь одно - сражаться!
Неистовое бешенство русских, которые вставали на шпринг, выражая этим
абсолютное презрение к смерти, настолько ошеломило турок, что они хао-
тично побежали в сторону близкой Чесменской бухты и укрылись в ней на
ночь.
Притихло. На кораблях русской эскадры догорали пожары, плотники уже
заделывали пробоины, боцманы разносили по мачтам новые паруса, на шкан-
цах отпевали мертвых. Александр Иванович Круз отыскал матросов, вытащив-
ших его из воды:
- Ребята, кто меня по башке веслом потчевал?
Молчали. Что ни говори, а дело подсудное.
- Не бойтесь. Я не зла вам - я добра желаю.
- Я, - отозвался старый матрос с серьгою в ухе.
Круз подарил ему сто рублей:
- Вот спасибо тебе! Ты меня один раз ударил, но хорошо... Вы знайте
сами и другим скажите: отныне капитан первого ранга Круз до самой смерти
своей ни одного матроса пальцем не тронет...
Алехан Орлов, весь закопченный, как вобла, оборванный, обгорелый,
спустился в буфет корабля и невольно вскрикнул:
- Федька! Никак, ты? А что делаешь?
- Яишню жарю. Тебе, брат, тоже сготовить?
Юрий Долгорукий запечатлел эту сцену: "Нашли Федора Орлова-в руке
шпага, в другой ложка с яичницей, адмирала же-с превеликим образом на
груди и с большой дозой водки в руках". Выпив водку залпом, Спиридов
указал эскадре спускаться по ветру; он умело расположил брандвахту, за-
пирая флот Гасан-бея в Чесменской бухте. Вечером созвали флагманский со-
вет. Прихлебывая из кубка черное, как деготь, кипрское вино, Алехан ска-
зал:
- Вот, держу знамя Гасан-бея, которое из зубов убитого матроса выдер-
нули, но имя героя осталось безвестно. Вместе с нашим "Евстафием" улете-
ли под облака шестьсот чистых моряцких душенек. Число наших залпов было
огромно. Однако запасов крюйт-камер хватит, чтобы еще один решающий бой
выдержать... Не стану осуждать контр-адмирала Эльфинстона арьергард ко-
торого в сражении участия не принимал!
Сообща решили: флот турецкий в Чесме вконец разорить, чтоб и духу его
в Архипелаге не было, а действовать противу Гасан-бея брандерами и
брандскугелями (зажигательными). Алехан окликнул Ганнибала:
- Иван Абрамыч, тебе брандеры изготовить.
- Есть.
- Самуил Карлыч, тебе брандерами управлять.
- Иес, сэр, - отвечал Грейг (исполнительный).
Он спешно подготовил четырех офицеров-добровольцев, и Орлов каждого
из четырех расцеловал:
- Хоть один из вас, ребята, живым останьтесь...
Ночью турецкие корабли, укрывшиеся в глубине Чесмы, обкладывали на-
весным огнем. В рапорте командира Грейга толково писано: "Брандскугель
упал в рубашку грот-марселя одного из турецких кораблей, а так как
грот-марсель был совершенно сух и сделан из материи бумажной, он заго-
релся мгновенно". Огонь быстро прыгал по снастям противника; мачта его,
подгорев у основания, рухнула на палубу, весь корабль охватило веселое
пламя.
- Брандерам - вперед! - наказал Грейг.
Две легкие турецкие галеры выплыли напересечку курса и, взяв брандер
на абордаж, нещадно вырезали всю его команду. Второй брандер, выскочив
на мель, был тут же взорван своей командой.
- Скверно начали! Князь Гагарин... с богом!
- Ясно, - послышалось от воды.
Прибавив парусов, брандер князя Гагарина ворвался в Чесменскую бухту
и "свалился" с турецким кораблем - в свирепом огне, раздуваемом ветром,
исчезли и турки и русские. Половина вражеских судов горела, подожженная
артиллерией, но часть была еще не затронута огнем.
- Лейтенант Ильин, - окликнул Грейг четвертый брандер, - ты остался
последний, на тебя вся надежда... Вперед!
Неслышно возникнув из-под тени берега, брандер Ильина плотно, словно
пластырь, прилип к борту неприятеля. Сверху не только стреляли, но даже
плевались турки. Но, запалив факел, Ильин уже бежал вдоль палубы, поджи-
гая кучками рассыпанный порох. Гадючьи посвистывая, огонь юркнул в люк -
прямо в трюмы брандера, где тесно, одна к другой, стояли бочки с поро-
хом.
- Готово! - крикнул Ильин, швыряя факел в море...
Грейг второпях записывал в вахтенном журнале: "Легче вообразить, не-
жели описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприяте-
лем: целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду, поверхность бух-
ты была покрыта множеством голов". Юрий Долгорукий тоже оставил запись:
"Вода, смешанная с кровью и золою, получила прескверный вид; люди обго-
релые, разным видом лежащие между обгорелых обломков, коими так порт на-
полнился, что едва на шлюпке мы могли мимо проезжать..." Кажется, конец!
Лишь после битвы, когда врачи взялись как следует за раненых, обнару-
жилось, что на эскадре сражались и женщины, скрывавшие свое природное
естество под матросской одеждой. Это был извечный грех русского флота
(впрочем, и английского тоже): как ни проверяли корабли перед отплытием,
бабы все равно находили способы затесаться в состав экипажей. Спиридов
был очень растерян:
- Что с ними, треклятыми, делать-то нонеча?
- Что-нибудь придумаем, - отвечал Алехан...
За бортом кораблей волны лениво колыхали толстый и жирный слой пепла
- все, что осталось от турецкого флота. В одну лишь ночь русская эскадра
уничтожила весь флот султана, Европа вздрогнула! Она еще не забыла жал-
кой картины, когда недавно мимо ее берегов протащилась слабенькая эскад-
ра расшатанных кораблей, на которых вымирали экипажи, и вдруг эта эскад-
ра превратила в прах и пепел превосходную армаду Турции, руководимую та-
лантливейшим флотоводцем султана...
Что делается? Что происходит? Кто объяснит?
Русских курьеров Европа по сорок пять дней задерживала в карантинах,
оттого почта из Архипелага запаздывала; Россия известилась о Чесменской
виктории через мальтийских рыцарей и по гамбургским газетам. "Блистая в
свете не мнимым блеском, - писала Екатерина морякам, - флот наш нанес
сей раз чувствительный удар Оттоманской гордости. Лаврами покрыты вы,
лаврами покрыта и вся эскадра". Матросов наградили годовым жалованьем,
сверх того за сожжение турецкого флота они получили еще 187 475 руб-
лей-вот пусть сами меж собой и делят! Была выбита медаль для всех участ-
ников Чесменской битвы: на аверсе изображен погибающий флот султана, а с
реверса отчеканено одно лишь слово: БЫЛЪ.
5. ГРОМ И МОЛНИИ КАГУЛА
Вторая армия графа Петра Панина разворачивалась на Бендеры. Совет
придал ей значительные силы - за счет ослабления Первой армии графа Ру-
мянцева, устремлявшего свое войско к Дунаю.
- Но граф Петр Иваныч не радует нас проворством движения, а я, - рас-
суждал Румянцев, - не могу поспешать к Дунаю, ибо в тылу моем турки из
Бендер кулак нам показывают...
Томительно текли походные дни. Всем было не по себе. На бивуаках чума
язвила нечаянные жертвы. В стакане воды люди разводили ложку колесного
дегтя и пили; солдаты носили на шее чеснок; офицеры обкуривали себя мя-
той и можжевельником.
Румянцев на барабане раскладывал пасьянсы.
- Опять не сошлось! - И кидал карты в кусты...
Не дождавшись гонцов от Панина, он вдруг решительно двинул армию впе-
ред. Кавалерия Потемкина и князя Репнина постоянно шла в авангарде. По-
темкин был настолько изможден разъездами, что держался в седле больше из
гордости. Очевидно, не лучше чувствовал себя и Николай Васильевич.
- Добром это не кончится, - сказал князь, зевая...
Вернувшись в ставку, Потемкин прошел в шатер Румянцева:
- Докладываю: Абды-паша разбил свой лагерь на реке Ларге, а за ним
идут очень большие караваны верблюдов с припасами...
Румянцев указал: все лишнее, отягчающее движение, стаскивать в обозы,
бросить даже рогатки. Многие были удивлены и доказывали, что без рогаток
они беспомощны.
- Огонь и меч вам защитою, - отвечал Румянцев. - А возить за собой
целый лес рогаток, ей-ей, прискучило. Они трусу - ограда, а храбрецу-по-
меха... Не теряйте мгновений, - учил Петр Александрович офицеров, - в
баталиях бывают кратчайшие миги, когда надобно принять решение важное, и
для того нужны смелость души и порыв сердечный. А слава и достоинство
наши не терпят сносить присутствие неприятеля, не наступая на него.
В небе угасали безмятежные звезды. Потемкин осмотрел копыта своей ко-
былы.
- Так и есть! Одна подкова потеряна.
- Ковать уже поздно, - ответил Репнин.
Абды-паша отгородил себя от русских течением Ларги и холмами, но пра-
вый фланг его оставался открытым, хотя и сильно укрепленным. Потемкин
подскакал к Безбородко, слывшему знатоком штабных тайн, и спросил,
сколько противника.
- Сто тыщ будет, - отвечал бурсак, нюхая табачок.
- А нашего брата?
- Наш брат неисчислим - раз в пять меньше.
- Довоевались, - буркнул Потемкин.
- И конца не видать, - согласился Безбородко, чихая.
Потемкин вернулся к своей бригаде.
- Что слыхать в ставке? - спросил его Репнин.
- Ничего путного. Хвастаемся, что на Руси мужиков и баб полно, а коли
до драки дойдет, так всегда людей не хватает.
Перед рядами кавалерии возник всадник - Румянцев.
- Вам бить в лоб по правому флангу, - велел он.
- Я так и думал, - едко рассмеялся Репнин.
Потемкин скормил своей кобыле кусок черствого хлеба. Предстояло штур-
мом брать линию за линией. Позади конных каре сухо громыхала артиллерия
Мелиссино, слева, таясь в лощинах, текла пестрая и страшная лавина та-
тарской конницы. Ночь кончилась... Румянцев указал нагайкой вперед.
- Вот теперь - пошли! - провозгласил он.
Большое, давно не мытое тело Потемкина откачнулось назад, потом нак-
лонилось вперед, и он прильнул к лошадиной холке. Бурая валашская грязь
сочными ломтями вылетела из-под копыт.
- Война, война! Не я, боже, тебя придумал. Не я...
Горсть вражеской картечи сыпанула по его стальной кирасе и отскочила
прочь. Потемкин прошел сам и провел за собой кирасирскую лаву, гремящую
амуницией и палашами, орущую одним дыханием: "Виват Катерина!" Первая
линия уже за спиной. Чудом перемахнули вторую, злобно рубили турецкую
прислугу на пушках. Лошадь под ним, сломавшись в передних ногах, заржала
и рухнула, бурно фонтанируя кровью, - Потемкин, перекатившись через нее,
зарылся локтями в жесткую траву, но тут же вскочил в нетерпении. Мимо
несло кирасирскую лаву, машущую блеском клинков. Он кричал:
- Вперед, хузары, руби в песи, руби в сечку!
Тяжко трамбуя землю, к ногам его рухнул убитый кирасир, и Потемкин с
земли ловко запрыгнул в опустевшее седло, а лошадь, вся в горячке неук-
ротимого порыва, казалось, даже не заметила, что ею овладел другой всад-
ник, - вытянув морду, она мчалась дальше, и было так странно видеть, как
ее раздутые ноздри, словно насосы, ритмично втягивают в себя тонкие
струи порохового зловония... Только не думать! Вперед, надо вперед...
Под ударом палаша с лязгом разлетелся чей-то панцирь.
Еще замах - долой половину черепа.
Потемкин снова опустил свой клинок - получай!..
Но князь Репнин все же опередил его, первым ворвавшись в турецкий ла-
герь, где добра и денег видимо-невидимо. Наверное, Абды-паша надеялся,
что русские здесь и застрянут, накинувшись на пиастры, как мыши на кру-
пу. Но этого не случилось: под ногами кирасирских коней погибали драго-
ценные ковры и подушки, шкатулки с жемчугом, из кисетов сочилось серебро
султанских курушей. В горячке движения Потемкин подскакал к Репнину.
- Какой час уже? - хрипло прокричал он.
На полном аллюре князь открыл карманные часы.
- Девять! Пошел десятый... Вперед!
Татарская лава уже исчезала за рекой, а турки рассеялись столь быст-
ро, словно никогда и не было их на берегу Ларги.
Потемкин мешком вывалился из седла на траву.
