Батарейная палуба купалась в красном дыму, переборки казались обитыми
малиновым бархатом. Перегретые пушки не остывали. Одна из них разорва-
лась, перекалечив прислугу, умиравшую здесь же, под ногами товарищей. В
куски разнесло и вторую пушку, а каждый кусок металла сразу находил себе
жертву. [40]
- Пашка, - позвал Петя Курносов, - жив ли еще?
- Живой. Только дышать нечем...
С другого борта мичманов оповестили:
- На "Иоанне Богослове" что-то неладное. Круз подзывает его к себе,
но "Богослов" отходит прочь.
- Может, тонет?
- Да нет. Кажись к жене и деткам заторопился.
- А кто командиром на "Богослове"?
- Одинцов... растяпа!
Приказ адмирала был исполнен в точности: русские корабли выходили на
дистанцию в два кабельтова, поражая противника в упор. В портовых окош-
ках Курносовы видели иногда даже лица своих врагов - такие же задымлен-
ные и перекошенные в крике, какие, наверное, наблюдали из своих пушечных
портов и шведы... К шести часам утра Кронштадтская эскадра уже избила
авангард герцога Зюдерманландского: шведы один за другим стали покидать
"линию". Курносовы поднялись на верхнюю палубу. Сухотин был еще жив, он
лежал возле мачты.
- Помирать надо, детушки, - сказал он и отвернулся. - Что вы ногу-то
мою бережете? Выкиньте ее за борт...
Круз на шлюпке обходил корабли, поздравлял команды с победой, просил
делать ремонт на ходу.
- Место боя за нами! - возвещал он - Петербурга шведам не видать. Му-
жайтесь: курьеры к Чичагову скачут давно, только бы нам выстоять до при-
хода эскадры Ревельской...
Полдень принес "люфт", и шведы отошли, курсируя между Сескаром и
Бьерке. Ночь прошла в неусыпном бдении, люди прилегли где придется. Кур-
носовы дремали, положив головы на остывающие пушки.
- Пашка, ты есть хочешь?
- Не. До еды ли тут.
- А помнишь, как торт-то измаильский умяли?
- Разве это забудешь?..
Усталых канониров бил надрывный кашель - от угара порохов, от злово-
ния уксуса. Утром все видели, что дым сражения еще не растаял. Горизонт
оставался смутен и зыбок, как воздух над трясиною. Шведы снова открыли
битву, герцогу не терпелось уничтожить эскадру Круза, пока не подошла на
подмогу ему чичаговская эскадра. Александр Иванович Круз велел кораблям
"скатиться" под ветер, завлекая противника на опасные мелководья. Весь
день шла пальба, враги маневрировали в узостях, выгадывали ветер и углы
атак. Ораниенбаум и Петергоф застлало дымом, который и отползал теперь к
столице подобно грозовой туче. Две бессонные ночи и постоянные схватки
измотали русские экипажи, но боевой дух кронштадтцев оставался высок,
как и в начале боя... Наконец среди шведских кораблей возникла суета,
обмен сигналами: король Густав 111 срочно отзывал своего брата, герцога
Зюдерманландского, в укрытие Выборгской бухты, где собирался весь шхер-
ный флот шведов. А с моря уже подходила эскадра Чичагова...
- Ну, все! - говорили матросы. - Мы выстояли!
С бранью выплевывали изо ртов комки пакли, выковыривали из ушей клоч-
ки бумаги. Музыканты заснули среди своих труб и барабанов, среди мертве-
цов и обломков рангоута. Все шведские корабли, включая и галеры, были
заперты в Выборгской бухте, и теперь следовало ожидать капитуляции само-
го Густава III и его брата Карла...
- Наше положение безнадежно, как и у Карла Двенадцатого после Полта-
вы, - сказал за ужином герцог Зюдерманландский.
- Выдайте экипажам водку, - повелел король. - Пусть они пьют, сколько
хотят, чтобы не задумывались о будущем.
Наступал рискованный момент всей шведской истории.
- Короля будем брать в плен! - объявил Круз.
Петербуржцы два дня подряд слышали канонаду боя, от которой звенели
стекла в домах, а ветер с моря заполнил улицы столицы удушливым дымом.
Все сводилось к двум проклятым вопросам: выстоит ли Круз? Успеет ли по-
дойти Чичагов? Екатерина не могла скрыть тревоги. ("Великое беспокойство
во дворце, - писал очевидец, - почти ночь не спали, граф Безбородко
сильно плакал. Таятся оба и не веселы".) Противу возможных десантов вра-
га снова призывали народ в ополчение. На этот раз брали даже беглых бро-
дяг, престарелых мещан, сезонных рабочих и сенатских чиновников. Беда не
приходит одна: в пороховых сушильнях на Выборгской стороне взорвались
сразу 500 бомб. Стекла в окнах домов столицы повылетали, а грохот был
столь велик, что многие приняли его за нападение шведов. 29 мая императ-
рица выехала на Красную Горку, желая наблюдать за морским сражением, ибо
не совсем-то полагалась на точность депеш принца Нассау-Зигена. В чахлом
лесочке старый адмирал Петр Иванович Пущин (дядя декабриста) угощал им-
ператрицу чаем из самовара: потом на шлюпке отправились в Кронштадт.
Здесь ее застало возмущение турок, доблестно служивших гребцами на гале-
рах. Завидуя русским матросам, носившим медали, они не желали принимать
в награду деньги, которыми их щедро оделяли. Обижать турок не хотелось.
Монетный двор спешно начал чеканить из серебряных рублей наградные
"чсленги" (перья вроде султанов) с надписью "за храбрость". Украсив свои
чалмы чслснгами, турки сразу успокоились, а принц Нассау-Зигсн, галерный
начальник, сказал Екатерине:
- Напрасно ваше величество сделали это: султан Селим, если они вер-
нутся домой, всем героям головы отсечет.
- Надеюсь, не все турки пожелают вернуться, а в Казани жить среди
единоверцев-татар многие из них согласятся...
Ей представили Ивана Максимовича Одинцова, командира 74пушечного ко-
рабля "Иоанна Богослова".
- Сколько у вас крепостных душ?
- Девять в деревне под Рязанью.
- А сколько имеете детей?
- Тоже девять. - Одинцов стал плакать.
- Ни слезами, ни бедностью вы меня не разжалобите, - сухо сказала
Екатерина. - Когда вас адмирал Круз призывал сигналом на битву, вы пос-
тыдно поворотили от боя в гавань.
- Я покинул линию, имея повреждение в рангоуте.
- Врете! - крикнула Екатерина. - У вас сбило ядром лишь грот-стеньгу,
а такие аварии балтийцы исправляли под огнем... Стыдно! Когда сражались
мичманы-мальчишки и добровольцы, взятые на флот чуть ли не с улицы, вы
бежали. Шпагу - на стол! Вы арестованы. И если мой Сенат приговорит вас
к петле, я миндальничать не стану: повешу...
Прощаясь с адмиралами, императрица сказала:
- Вы уж тут сами поладьте. А главное - чтобы король из Выборга не вы-
лез. Посидит без хлеба-сам мира запросит...
...Угроза голода была реальна: почти 200 шведских кораблей и галер,
блокированные в шхерах Выборга, имели не только полные экипажи, но еще и
14 тысяч солдат для высадки десантов на петербургских набережных. Коро-
левский совет на "Амфионс" высказался за капитуляцию, Густав III с жаром
воскликнул:
- Никогда! Дух Карла Двенадцатого еще не угас в шведском воинстве, а
Чичагов не тот, который решится на битву...
На рассвете король выбрался на палубу и положил зрительную трубу на
плечо Эренстрема.
- Нам нужен сильный ветер, - сказал он. - Восточный люфт выдует всех
нас из этой западни, как пушинку...
В этот день Эренстрем сделал такую запись: "Трудно объяснить поведе-
ние русского адмирала Чичагова, который оставался нерешительным зрителем
горячего боя..." Всей громоздкою массой кораблей шведы ринулись на про-
рыв блокады между островами, они исколачивали ядрами русские корабли, а
Чичагов не сделал даже попытки преградить им путь в узких проливах. Мимо
один за другим проскакивали корабли Швеции, и, когда они вырвались на
простор моря, Чичагов засуетился:
- Ах, негодники! Догоняйте их, хватайте короля...
Как будто удирал кот, которого еще можно словить за хвост. Но погоня
все-таки началась, благо парусный флот герцога уходил быстро, а гребная
флотилия, ведомая лично королем, сильно отстала.
Русские один за другим пленяли шведские корабли. Доблестный "Вснус",
работая пушками, пролетал вдоль шведского строя, и там, где он проходил,
шведы покорно спускали флаги, сдаваясь. Король с корабля прыгнул в бот,
с бота перескочил в шлюпку; настал момент, когда его следовало хватать
за фалды и тащить в плен... Но Чичагов отдал приказ:
- "Бонусу" отойти! - И король был спасен...
"Венус" притащил за собой два корабля противника: это был адми-
ральский "София-Магдалена" и "Ретвизан". Перед Чичаговым поставили под-
нос с королевским гербом.
- Завтрак шведского короля, - объявили ему.
Чичагов, довольный таким трофеем, сказал:
- Сейчас же доставьте в Петербург, пусть матушка-государыня полюбует-
ся, до какой нищеты дошел ее братец...
Это была катастрофа! На русской эскадре матросы открыто говорили об
измене и подкупе адмирала Чичагова:
- Сволочь старая, лопух драный! Небось взял у короля бочку золота, и
нам воевать не дозволил...
Екатерина, узнав об этом, впала в отчаяние:
- Чичагов-то! После такого обеда горчицы мне дал...
Она писала Потемкину, что до сих пор неизвестно, куда подсвался
шведский король: "Завтрак его взят, он состоял из шести сухарей, копче-
ного гуся и двух штофов водки..."
Густав III, после прорыва из Выборга, завернул гребную флотилию в
шхеры Роченсальма (там, где в море впадает река Кюмень и где сейчас на-
ходится город Котка). Здесь король как следует укрепился и стал выжи-
дать, что будет делать принц Нассау-Зиген, подходящий к Рочснсальму со
своими галерами.
Екатерина переслала принцу именной рескрипт, в котором указывала со-
вершенно истребить неприятеля. Шторм разбросал русские галеры в разные
стороны, иные прибило даже к Ссстрорецку. Но принц Нассау-Зиген уже вос-
пылал жаждою подвига. "Я не успел узнать, какие имеются у шведов суда в
Роченсальме, - отписывал он Екатерине, - но это для меня ничего не зна-
чит..." Рескрипт императрицы он воспринял как страстное желание непре-
менной победы в день 28 июня.
Это был табельный день ее восшествия на престол!
Всю ночь галеры боролись с волной и ветром. Кровь сочилась из ладоней
гребцов, ветер сгонял корабли в кучу, и тогда весла соседних галер пута-
лись, с хряском ломаемые. Гребцы уже падали от изнеможения, наступала
апатия, а шведы сохранили свои силы для боя. Русские галеры выбрасывало
на камни, они горели меж островов, в ночи слышались призывы тонущих, мо-
ре вздымало обломки кораблей, трупы и брошенные весла. Шведы безжалостно
добивали тонущих огнем и ударами весел, никому не давая пощады... К утру
все было кончено! Гребная флотилия Балтийского флота погибла вся цели-
ком, волны еще долго выносили на берега тысячи мертвецов. А сколько по-
гибло при Роченсальме, до сих пор нсизвестно в точности. Но один только
список павших офицеров составил 270 человек.
Екатерина с карандашом в руке вчитывалась во множество фамилий, из-
вестных на Руси со времен Рюрика и совсем новых, но уже заслуженных. Она
сказала:
- Таких потерь не имел даже Очаков, как в этот сумасшедший денек мое-
го восшествия на престол. - Она заметила в списке и фамилии мичманов
Курносовых. - Я отца их помню с давних пор, когда он, тоже молоденек,
непрочный лес из Казани доставил... Дать ему чин бригадира флотского - в
утешенье!
Нассау-Зиген просил военного суда над собой, но при этом обвинял
русских в трусости. Екатерина не стала с ним спорить. Она поступила ум-
нее: собрала в одну пачку рапорты одних лишь иностранцев, бывших волон-
терами на галерах, и эти иностранцы, обвиняя Нассау-Зигена в самодурстве
и неблагоразумии, честно подтвердили, что в губительном Роченсальмском
сражении все русские моряки проявили стойкость и мужество...
Балтика сама озаботилась похоронить русских героев.
Пышный торт в кондитерской "Вольф и Беранже" стал первой и последней
радостью близнецов Курносовых. Они жили один раз!
Им вместе было всего тридцать три года.
11. ЧЕРНОМОРЦАМ - СЛАВА!
После поражения Бибикова под Анапой падишах Селим III издал грозный
фирман к мусульманам Кавказа. "Ныне, - провозгласил он, - наступила свя-
