да охотнейше давала приют французам - гувернерам, кондитерам, ювелирам,
зеркальщикам, хлебопекам, виноделам и модисткам. А теперь на русскую
службу толпами устремились французские аристократы (графы, маркизы и
герцоги), согласные командовать батальонами и галерами. Охотно покидали
Францию и простые офицеры. Среди них предложил России свои услуги никому
не известный поручик артиллерии Наполеон Буонапарте, корсиканец проис-
хождением. Ему сказали, что согласны принять на русскую службу... ниже
одним чином! Буонапарте вспылил:
- Тогда я продам свою шпагу султану Турции.
- Продавайте кому угодно. Вы нам не нужны...
Во всем этом какой-то рок! Указ о принятии иностранцев волонтерами на
русскую службу с понижением на один чин вышел за два дня до того, как
будущий император Франции подал о том прошение. Опереди он этот указ, и
Франция не имела бы Наполеона, а русская армия, возможно, имела бы одно-
го лишнего генерала...
Много позже Суворов высказался о Наполеоне:
- Резв! Всю тактику у меня побрал. Но если когда-либо повстречаю во-
ришку, заставлю его вернуть все краденое...
Нет не едино на штык уповал Суворов. "Огнем открывать победу!" - не
раз говорил он. Хорошим стрелкам позволял выбегать из цепи или каре,
сражаясь в одиночку (а кто тогда думал о снайперах?). Солдату давал Су-
воров по сотне выстрелов на ружье (где еще в мире бывал такой запас?)...
Устранив Румянцева от войны, светлейший часть полевой армии доверил
князю Репнину, а Суворову повелел: не терпеть перед собой скоплений про-
тивника - рассеивать. Турки ждали, когда в реках спадет высокая вода,
чтобы выступить в поход. Выдвинутый вперед суворовский корпус остановил-
ся в Бырладе, почти смыкаясь флангами с австрийцами принца Кобургского.
Потемкин предупреждал: Австрия склонна к замирению с турками, потому не-
обходима победа, дабы от мира их отвратить. Из предупреждения слагался
логический вывод: Юсуф-паша будет стараться разбить корволант Кобургско-
го, чтобы затем вывести из войны "Священную Римскую империю".
Суворов завтракал с офицерами. Завтрак состоял из жирных сельдей, ва-
реных языков и свежего масла. За едою полковник Швейцер часто ссылался
на газетные известия: "В газетах пишут, если можно верить газетам..."
- Не верьте! - сказал Суворов умнику. - Человеку пристало знать и
другие вещи, о коих в газетах - ни гугу.
- Однако же излагают там ясно.
- В газетах ясно. А вот у нас ничего не ясно...
Была середина лета - разгар кампании. Князь Репнин разрешал Суворову
действовать по своему усмотрению:
- Но чтобы не позже шести дней вернулись к Бырладу. Поймите, я разре-
шаю вам то, чего не разрешил бы вам Потемкин...
Потемкин и Репнин имели очень много власти, зато ответственность за
исход кампании свалили на одного Суворова. Был жаркий день, когда прис-
какал курьер от принца Кобургского, молившего о помощи: оттоманский кор-
пус в 40 тысяч валил прямо на его корволант. Суворов объявил марш:
- На Фокшаны! Наступление. Ярость. Ужас. Слово "ретирада" из лексико-
на исключается... Христос с нами!
Начался суворовский марш: 60 верст за 28 часов. Кобургский примчался
на встречу с Суворовым.
- Скажите ему, что я пьян, - отвечал тот из палатки.
Кобургский пожелал видеть его вторично.
- Скажите, что я молюсь Богу.
Принц не погнушался снова явиться к нему.
- Скажите, что я снова напился и теперь сплю...
Союзников было в четыре раза меньше, нежели турок, и начинать битву
австрийцы боялись. Однако Суворов не принял от них никаких возражений;
он послал курьера.
- Ваше высочество, - доложил тот принцу, - если ваши войска не высту-
пят, наши семь тысяч бой все равно примут.
- Передайте его высокопревосходительству, что, ценя таланты его, под-
чиняюсь дирекции суворовской... Езжайте!
Ночь прошла в движении, для турок незаметном. Говорили шепотом, на
речных бродах переправлялись без шума. Конница в 15 тысяч сабель ожидала
их перед лесом Фокшанским. Пять часов бились здесь насмерть, но атаки
отразили и стали огибать лес: Суворов слева, Кобургский справа. Затем
Суворов шагнул в гущу леса, повел войска за собой, показывая, как надо
продираться через колючий кустарник. Зато, когда вышли из зарослей, все
турецкие пушки были обращены не к лесу, а в другую сторону: успех! Союз-
ники двигались в плотных каре, следом за ними пушки громили турецкую ар-
тиллерию.
- Огнем, огнем их! - подбадривал канониров Суворов, потом велел уда-
рить в штыки: турки побежали. - Кавалерия, - указал Суворов, - бери их в
шашки... руби, гони!
Теперь только успевай собирать трофеи: обозы, верблюдов, амуницию,
фуры с ядрами, аптеки, быков, знамена и халаты.
Суворов средь офицеров отыскал Швейцера.
- Кстати, и о газетах! - сказал он ему. - В газетах пишут, что це-
сарские солдаты от турок неизменно бегают. А сегодня при Фокшанах они
заставили турок бегать...
Обычай войны требовал дележа добычи. На гнедой кобыле, издали сняв
шляпу, к Суворову подъехал принц Кобургский:
- Надеюсь, что эта процедура не омрачит праздника! Что вы хотите от
меня? Бунчуки? Верблюдов? Или пушек?
- Все поровну, а провиант оттоманский отдаю вам целиком, благо мне
поспешать в Бырлад надобно...
Заметив, что Суворов слегка припадает на ногу, принц Иосия Кобургский
заботливо осведомился - не ранен ли он?
- Бог миловал на сей раз. А то, что хромаю, так это по дурости: на
иголку швейную наступил пяткой. Оттого-то турки, мою хромоту приметя, и
прозвали меня "Топал-пашою".
Пока солдаты делили трофеи, пока они там бегали по валашским деревням
в поисках вина, принц Кобургский, добрый малый, устроил в своем шатре
союзный обед.
- В первый раз, - сказал он Суворову, - вы были пьяны, во второй мо-
лились, а в третий спали... Скажите, генерал, отчего не пожелали вы бе-
седы со мной до битвы?
Суворов охотно выпил и съел свежий огурчик.
- А к чему лишние разговоры? Уверен, что ваше высочество с моими пла-
нами не согласились бы. На споры мы потратили бы весь день. Остались бы
при этом друг другом недовольны. И конечно, я бы вам уступил: вы - так-
тик. Тактики я не знаю, да вот беда - тактика меня хорошо знает!
Николай Васильевич Репнин послал принцу Кобургскому очень горячее
поздравление с победой, за что и получил нагоняй от светлейшего: "Вы не-
которым образом весь успех ему отдаете. Разве так было? И без того це-
сарцы довольно горды".
А сам похаживал, довольный, говоря Попову:
- Пишет мне Суворов реляции свои на таких мизерных бумажках, что и
курицс не подтереться... Или бумаги на слова жалеет? Как же мне матуш-
ке-государыне о Фокшанах докладывать, ежели из его "синаксари и" одно
мне ясно: победил!
Сейчас он жил только войной, и Василий Степанович Попов счел нужным
намекнуть, что влияние Платона Зубова при дворе делается уже опасным.
Светлейший беззаботно ответил, что все эти Зубовы (а сколько их там?)
для него - даже не гады подколодные, а хуже червей поганых:
- Что они сделают, ползая под могучим дубом?
Сытое лицо Попова вдруг исказила гримаса.
- Не заблуждайтесь, ваша светлость, - сказал он. - Для дуба не змеи,
а черви опасны, способные подточить самые могучие корни... Ведь у Плато-
на Зубова еще три брата: Николай, Дмитрий и Валериан, жадные до власти и
удовольствий.
При ставке Потемкина работала типография, регулярно выпуская "Вестник
Молдавии", цензуре неподвластный, и каждую неделю этот листок оповещал
армию о том, каково здоровье светлейшего, какие дамы навестили его и ка-
кие собираются навестить. Заодно листок сообщал правду о революции во
Франции, а сам Потемкин при слове "Франция" махал рукой - безнадежно:
- Из альянсов европейских сия держава выключилась...
Он навестил верфи Николаева, заехал в Тавриду проследить за охраною
побережья, из Херсона готовил морскую экспедицию для овладения турецкой
крепостью Гаджибей.
Де Рибасу он заявил со всей прямотой:
- Больно вы все до наград охочи, а дела-то от вас не видать. Коли не
возьмешь Гаджибея, я тебя...
- Перед Гаджибеем флот султана дрейфует!
- А ты ночью, ночью... когда все спят. Или забыл, как в Испании
апельсины из чужих садов воруют?
Гаджибей моряки и запорожцы брали штурмом. Начали с вечера, поутру
все было кончено: над воротами крепости взвился русский флаг. Заодно
побрали и деревню татарскую (будущую Молдаванку). Никто в России слыхом
не слыхал о Гаджибее, и потому взятие его прошло незаметно для публики,
будто в темноте комара раздавили.
Но Потемкин уже предвидел будущее большого города:
- Гаджибей татарский бывал Одиссосом в мужском роде. Так пусть поя-
вится в роде женском-Одесса! А название с древнеэллинского языка приохо-
тит к нему греков ради торговли прибыльной. Хорошо бы сразу там и стро-
иться.
- Война. Денег нет, - намекнул Мордвинов.
- У нас всегда война и всегда денег нет. Однако мы еще не пропали ни
разу и, даст бог, не пропадем далее...
Он был доволен, что в Гаджибее резни никакой не было, никого не гра-
били, а взяв крепость, праздновали в единственной городской кофейне, ко-
торую содержал грек Аспориди - чуть ли не первый житель этого города.
Потемкин распорядился, чтобы в ГаджибейОдессу сразу посылали отставных
матросов и тех, которые увечья получили или семьями отягощены:
- Пусть начинают жить, как все люди живут...
Князь Репнин с главными силами уже обратился к Измаилу, но поглядел
на высоченные стены его и вернулся обратно.
- Мои солдаты не мухи, чтобы на Измаил взлетать, - сказал он Потемки-
ну. - Там засел сам Эски-Гасан...
Ко дню рождения светлейшего генералы обещали Потемкину взять для него
Аккерман, он предостерег их:
- Лучшим подарком мне будет взятие Аккермана без пролития крови. Зас-
тавьте турок искусством дипломатическим помыслить о печальном их жребии,
и не кровью, господа, а лишь угнетением духа неприятеля умейте его одо-
левать...
Начинался сентябрь. Кажется, турки заманивали русских под Измаил соз-
нательно: не сразу открылось, что великий визирь перевел армию за Дунай.
Бурные ливни расквашивали дороги, и без того разбитые конницей. Неуемная
тоска возникала в сердце при виде унылых полей, жалкой кукурузы, побитой
дождями. В кустарниках и буераках прятались турецкие дезертиры.
Юсуф-Коджа велел их ловить. Он спрашивал:
- Откуда вы бежали, собаки?
- Из-под Фокшан, где снова явился Топал-паша.
- Врете! - отвечал визирь. - Суворов, о том все знают, взлетел на
Кинбурне с пороховым погребом к небу...
Дезертиров вешали, двигались дальше. Эски-Гасан, бывший капудан-паша,
завлекал русских под стены Измаила, а принц Кобургский снова увидел пе-
ред собой армию визиря числом в 100 тысяч сабель. "Спасите нас", - напи-
сал принц Суворову, и курьер прискакал обратно с таким же лапидарным от-
ветом: "Иду". Выступив с войском в полночь, Александр Васильевич за два
дня преодолел 70 верст. Страшные грозы бушевали над Молдавией, молнии
втыкались в землю, поражая столетние дубы. Юсуф-Коджа пил вечерний кофе
в своем шатре, окруженный подушками и мальчиками-рабами, когда к нему
втолкнули мокрого от дождя, задыхающегося лазутчика:
- Топал-паша уже здесь! В лагере цесарцсв.
- Повесьте его, - указал визирь на лазутчика.
- Я говорю правду, - клялся тот.
- Тем легче тебе будет умирать...
Суворов принял Кобургского в солдатской палатке, они прилегли рядом
на охапке сена. Дождь стегал в парусину, из щелей текла вода, одинокую
свечу задувало. Принц спросил:
- Как вы думаете, генерал, почему Юсуф медлит?
- Значит, турки еще не готовы к битве.
- Но их много! Очень много на этот раз.
- Чем больше публики, тем больше беспорядков. Пусть нас мало. В малом
войске всегда больше храбрецов.
- Вы меня утешаете. Неужели принять бой?
