новьями, которые все пали, но старик, видя их гибель, не сдался и, уби-
тый, свалился поверх своих же сыновей...
В этот момент прискакал курьер к Суворову:
- Генерал-майор Голенищев-Кутузов от ворот Килийских велит сказать
вам, что его колонне никак не пройти.
На что Суворов ответил:
- Я его знаю, и он меня знает. Передай, что эштафет о взятии Измаила
в Петербург уже послан, а генерала Голснищева-Кутузова с сего момента
назначаю комендантом Измаила...
К восьми часам утра верхний вал был взят!
- Брать город, - вдруг заволновался Суворов.
Он-то понимал, что в симфонии боя отзвучала лишь прелюдия к нему, а
главная тема разрешится в улицах, среди сараев, дворов и подвалов... Да!
Именно внутри крепости и началась бойня за Измаил - не битва, а подлин-
ная бойня.
- Пушки! Вкатывайте артиллерию в город...
Пощады никто не ведал - ни турки, ни русские. Янычар измаильский, уже
старик, засучив рукава халата, рьяно бился на саблях, пока его не изру-
били в куски. Растрепанные мегеры, обуянные фанатичным гневом, кидались
на русских с кинжалами. Из горящих конюшен Измаила дикими табунами выбе-
гали лошади, увеличивая смятение, и ударами копыт добивали павших. В по-
единках встречались запорожцы - "верные" и "неверные"; вчерашние побра-
тимы, они с воплями пластали один другого саблями от уха до затылка.
Крымские татары пытались пробиться к Дунаю, убив на своем пути множество
казаков, но тут подоспели бравые ребята егеря, в камышах они перекололи
всех татар - ни один не прошел к реке... Каждый дом, каждая дверь, каж-
дое окошко брались с бою! Мечети стали неприступными бастионами, их
взрывали вместе с османами. Под ногами катались свертки шелка, пролива-
лось из мешков тягучее золото, из разбитых сундуков сыпался жемчуг, но
сейчас было не до этого.
- Круши их в песи, руби в хузары! Все наше...
И дрались. Так дрались, как никогда еще не бывало.
Священник Полоцкого полка дубасил янычар по головам крестом христи-
анским - символом любви к ближнему своему.
- Православные, да не будет нам сраму! - взывал он...
Суворов уже плохо видел: глаза резало от дыма.
- Много их еще там? - спросил он, показывая на Измаил.
- В каждой щели по турку, - отвечали ему.
- Я предупреждал, что пощады не будет. Всех, кто не сдался, уничто-
жить без жалости, - повелел он...
В восемь часов вечера Измаил дымился горою трупов. Русские лежали
вповалку с янычарами, мертвые лошади валялись подле убитых детей и жен-
щин. Даже стонов не слыхать - все мертво, все закоченело, погибельно и
пахнет кровью.
- Измаил взят, - доложили Суворову.
Голенищев-Кутузов стал его первым комендантом.
Михаил Илларионович с трудом нашел в себе сил написать жене: "Любез-
ный друг мой, Катерина Ильинишна... я не ранен и бог знает как. Век не
увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Кого не спрошу: всяк либо
убит, либо помирает..."
Суворов сошел с пригорка, и тут силы оставили его:
- Скажите Полоцкому попу, [42] чтобы мечеть бусурманскую освятил в
честь святого Спиридония - ради дня этого...
Кто считал тогда рядовых погребенных? О жестокости побоища изма-
ильского судят по убыли офицеров: на штурм пошло 650 офицеров-осталось в
живых всего 250. Впрочем, так и должно быть: офицеры шпагами прокладыва-
ли дорогу штыкам... Где бунчуки? Уже в кострах. Турецкие знамена изорва-
ны, а некоторые из них солдаты припрятали, чтобы переслать в деревню -
бабам на платьишко. Суворов отправил Потемкину донесение: "Народы и сте-
ны пали... штурм был кровопролитен и продолжителен. Измаил взят, с чем
имею вашу светлость поздравить". Но теперь не Суворову бы поздравлять
Потемкина, а пусть сам светлейший поздравляет Суворова...
Потемкин это понял: он готовил победителю торжество, он звал его в
Вендоры, и Александр Васильевич отзывался, что "желал бы коснуться его
мышцы и в душе своей обнимает его колени". Но теперь встретятся не со-
ратники - соперники!
Из гарнизона Измаила уцелел только один удачливый янычар, переплывший
Дунай на бревне, - он-то и поведал у Порога Счастья, какова судьба "вен-
ца венцов" турецкого падишаха.
Падение Измаила повергло Европу в изумление...
До сих пор граф Рымникский почитался в обществе лишь исполнителем во-
ли светлейшего князя Потемкина-Таврического, но теперь, когда Измаил
пал, Александр Васильевич и сам чувствовал, что над Потемкиным он воспа-
рил высоко. Встреча их состоялась в Бендерах: они молча расцеловались и
долго ходили из угла в угол. Наконец Потемкин спросил Суворова:
- Какой награды ты от меня желаешь?
При этом вопросе, кажется, они оба (люди умные) испытали неловкость.
Они продолжили бессмысленное хождение из угла в угол. Маленький и хруп-
кий Суворов попадал в шаг гиганта Потемкина. Их обоюдное молчание стало
невыносимо, и Суворов вдруг резко остановился посреди комнаты.
- Я не купец, и не торговаться мы съехались, - заявил он светлейшему
с поклоном. - Кроме бога и государыни, меня никто иной, и даже ваша
светлость, наградить не может.
- Вот ты с богом и езжай к государыне...
Петербург встретил полководца морозом, а Екатерина обдала его холо-
дом. Нет, она, конечно, признавала все величие успеха измаильского, но с
первых же слов императрицы Суворов понял, что фельдмаршальского жезла
ему не видать. Екатерина поздравила его с чином подполковника лейб-гвар-
дии Преображенской. Это была не награда, а лишь видимость расположения к
нему: что Суворову с того, если в преображенцах сама Екатерина полковни-
ком? Нс в его-то годы красоваться при ней на парадах... Она завела речь
о напряжении внешней политики:
- На севере империя наша небезопасна. Питт безумствует, желая, чтобы
я из окошек дворца своего флот английский на Неве видела. Альянс прусс-
ко-английский вреден, и можно ожидать нападения. Оттого сбираю армию в
Лифляндии и Белоруссии...
Она указала ехать в Финляндию, дабы организовать оборону столицы с
севера. Суворова, как мальчишку, почтили еще и "похвальной грамотой", -
недаром, уже лежа на смертном одре, не мог Александр Васильевич без сод-
рогания вспомнить эти кошмарные дни: "Стыд измаильский не исчез из ме-
ня".
Он быстро отъехал в Выборг; утешение - одно:
"Величие души человека в несчастиях познается..."
14. ЗОЛОТАЯ КУПЕЛЬ
Стараниями Зубовых - особенно отца их, прокурора! - противу московс-
ких мартинистов выдвинулся князь Александр Прозоровский, смолоду усвоив-
ший правило: коли куда назначили, так сокрушай... Но Екатерина еще мед-
лила, тщательно обследуя потаенные каналы связей ее сына Павла с издате-
лем Новиковым и архитектором Баженовым. Лишь в канун штурма Измаила, ма-
ло полагаясь на разум Прозоровского, отправила в Москву и Бсзбородко.
- Новикова я считаю мартинистом хуже Радищева! - И тут она ошибалась:
Радищев, реалист до мозга костей, сам же и осуждал масонские шатания. -
Поедешь под видом праздной прогулки. Даю тебе секретный указ об арссто-
вании Новикова и его шайки. Ежели причин для того на Москве не сыщешь,
вернешь указ обратно и в мои же руки... Ты все понял?
Отец фаворита, таясь в тени престола, очень любил, чтобы народ вели-
кий, народ российский, дрожал от сыска фискального, - это было ему при-
ятно, - а Платон Зубов, сынок его славный, страхи низменные в императри-
це постоянно поддерживал.
- Никаких послаблений народу не давать, - говорил он. - Сейчас не те
времена, чтобы с людьми цацкаться: Франция - пример для нас поучи-
тельный! А посему крамолу везде будем изыскивать, уничтожая ее, доносы
будем деньгами поощрять...
Безбородко был умнее их всех: в страхе виделись одни взмахи ножа
гильотины, а разум подсказывал иное: Франция преподает России уроки на
будущее... Качая на своем колене доченьку Наташку (прижитую от актрисы
Ленки Каратыгиной), граф Бсзбородко думал; он боялся не далекого будуще-
го, которое возрастет на дрожжах французской революции, - нет, он опыт-
ный царедворец, боялся... Павла! Екатерина не вечна, а гневный Павел,
став императором, не простит Безбородко, если тот докопается до связей
наследника с масонами. И потому, совершив "прогулку" до Москвы, Алек-
сандр Андреевич вернул императрице указ об аресте Новикова - как ненуж-
ный.
- Не вижу опасностей от ханжей скучнейших, - сказал он. - А раздава-
телей милостыни народу бунтовщиками не сочту...
Екатерина пребывала в угнетенном состоянии:
- Полюбуйся, что светлейший мне пишет...
Потемкин резко выступил против назначения Прозоровского в Москву:
"Ваше величество выдвинули из арсенала самую старую пушку, которая неп-
ременно будет стрелять в вашу цель, потому что собственной не имеет.
Только берегитесь, - предупреждал он императрицу, - чтобы она не запят-
нала кровью в потомстве имя вашего величества..."
Но братья Зубовы настырно убеждали Екатерину в - том, что Потемкин
опасен для ее самодержавия:
- Ищущий самовластья, он дерзает мечтать о короне Украины и Молда-
вии... Кто знает, не идет ли вслед за ним Пугачев? А масонам многие та-
инства открыты: недаром же они светлейшего Потемкина "князем тьмы" про-
зывают...
Потемкин своим письмом больно ударил по сердцу императрицы, и, когда
в Петербурге явился Попов с докладом о взятии Измаила, она выговорила
Василию Степановичу:
- Пишет мне князь, да не о том, что нужно бы! А вести от него из Ясс
реже, чем от Шслехова из Америки, до меня доходят. Уж не болен ли он? Уж
не состарился ли Цезарь мой?
Некоторые просьбы светлейшего она вернула с "наддранием" (отказом), и
это крайне обескуражило Попова, сделавшего неприятные выводы. Потемкин
прихварывал, а императрица выглядела еще здоровой женщиной, и, если По-
темкина не станет, Зубовы пропустят Попова через свои безжалостные жер-
нова...
Екатерина отправила курьеров в Москву:
- Пусть ананасов из оранжерей присылают поболее...
Яков Иванович Булгаков предупреждал ее из Варшавы: Измаил вызвал пе-
реполох в Европе, даже Англия притихла, но панство не образумилось. Вче-
ра выбили стекла в окнах посольства. Как бы ни была хороша дипломатия,
писал Булгаков, она не всегда способна предвидеть развитие событий. Сей-
час ясновельможные хлопочут о создании армии, подкрепленной из Берлина
пушками. Щенсны-Потоцкий спасается в Вене, куда зовет и Софью Витт, а
что возникнет из этой комбинации - неизвестно.
- Рожа! - выразилась Екатерина, столь вульгарно именуя красавицу-фа-
нариотку; Бсзбородко намекнул, что муж не даст развода Софье Витт, дабы
красотой жены шантажировать и Потоцкого и Потемкина. - Прямо вертеп ка-
кой-то! - отвечала Екатерина. - Но мы не станем утомлять себя вопросами
нравственности. Я готовлю торжество по случаю взятия Измаила. Расплатив-
шись с Суворовым, расплачусь и со светлейшим!
Она велела отвезти во дворец Таврический большую купель, отлитую из
чистого золота, желая поднести ее в дар Потемкину, и вызвала этим бурную
ревность алчного Платона Зубова.
- Все для него, только для него! Не хватит ли уже светлейшему? Я бы и
сам в такой ванне купался охотно.
- Неужели тебе все еще мало?
- Хочу иметь и Васильково на Днепре.
Васильково насчитывало 12 тысяч крепостных.
- Помилуй, оно же давно принадлежит светлейшему.
- Вот именно потому и хочу владеть им... А зачем Потемкину ехать в
Петербург? - продолжал Зубов. - Кому он здесь нужен? Я не желаю видеть
его. А золотую купель надо в моих покоях поставить.
Случилось невероятное: старая женщина на больных ногах пала на колени
перед молодым наглецом, умоляя его:
- Да не души ты меня... Не души! Не могу отнимать то, что дарено. Что
тебе далась эта золотая лохань?
На лице Зубова блуждала язвительная улыбка:
- Так напиши, чтобы светлейший сюда не ехал.
- Потемкин же первая персона в государстве... Фельдмаршал, наместник,
