Крыма, и он выжидал именно бунта татарской знати - это стало вторым его
шагом.
- Господи, помоги мне в третьем, - молился он...
Самойлов, по наущению Потемкина, подсказывал Шагин-Гирею: откажись от
престола в Бахчисарае, и Россия поможет тебе обрести престол в... Пер-
сии. Хана отвезли в Никополь, а русские войска заняли позицию перед Пе-
рекопом; ворота крепости были наглухо закрыты, для вящей прочности запо-
ров татары обкрутили их проволокой. Ханский престол занял Батыр-Гирей,
вступивший в прямые сношения с Ганнибалом. Иван Абрамович переслал По-
темкину его письмо: в нем было написано, что Батыр избран волею народа
татарского, но с русской "кралицей" он ссориться не желает. Потемкин
выждал время, все обдумав.
- Батыр - шельма! Залепляет глаза нам мнимою дружбой, а из Турции
флот призывает в подмогу себе. У нас флота еще нет, и когда он будет?
Посему приказываю: инфантерией форсировать Днепр и ступать маршем прямо
на Кизикермен, Самойлову велю браму перекопскую, проволокой обрученную,
ломать штурмом!
Алим-Гирей собрал тысячное войско, но был разбит казаками. Батыр-Ги-
рей вознамерился бежать на Кубань, его настигли и пленили. В горах Крыма
изловлен был и Алим.
Потемкин опять проявил выдержку. Он велел Рубану:
- Отпиши воинству нашему, чтобы далее на рожон не перли. А нам выгод-
нее, ежели сейчас в Крыму все попритихнет...
Шагин-Гирей снова объявил себя ханом. Самойлов рапортовал светлейшему
дяде: "Брату своему Батыр-Гирею хан даровал жизнь, прочие возмутители
казнены обычаем татарским - в куски изрублены!" Агентов турецкого султа-
на Шагин-Гирей собрал в саду дачи на Катаршахе, он оплевал им лица,
"бешлеи" закидали их камнями насмерть. Вот этот момент крымской истории
русский Кабинет и засекретил от внимания иностранцев.
- Что сейчас в Крыму? - часто спрашивали у Потемкина.
- Из Крыма привезли свежие балыки и мешок изюму.
- А что еще знаете? - допытывались у него.
- Еще бурдюк с вином... очень плохим, пить нельзя!
В конце года Екатерина переслала ему секретный рескрипт, возлагая на
Потемкина всю ответственность за присоединение Крымского ханства к Рос-
сии. Палец светлейшего снова рыскал вдоль берегов Черноморья.
- Вася, - окликнул он Рубана, - вот тут, за Кинбурном, приткнулась к
морю турецкая крепостца Гаджибей, где беглые запорожцы приют сыскали...
Как она ране-то прозывалась?
- В древности от греков звалась она Одиссоса.
- Местечко приметно. И для флота. И для торговли...
Одиссоса - Гаджибей - будущая Одесса!
- Пока хватит мечтать, - сказал Потемкин, заваливаясь на софу под
картиною Греза. - Итак, нам осталось сделать последний шаг-третий, а по-
том...
Высохшими от старости пальцами "старый Фриц" барабанил по дешевой та-
бакерке, которую привык называть "ящиком Пандоры". О боги! Когда вы соз-
давали женщину, вы вручили ей тайны хитрости, пороков и лживости - все
эти качества Пандора хранила в сосуде, столь мало похожем на табакерку.
- Но иногда отсюда кое-что из опыта Пандоры выскакивает, - сказал ко-
роль. Сейчас он ужасался брачным химерам Иосифа II: разве можно допус-
тить, чтобы две родные сестры, Мария в России и Елизавета в Австрии,
царствовали в будущем одновременно? - В этом случае, - сказал король, -
моя бедная Пруссия попадет в русско-австрийский капкан...
В поисках выхода из опасной комбинации Фридрих усиливал сближение с
Англией, а для маскировки пытался привлечь к союзу и... Россию. Безбо-
родко не сразу, но все-таки разгадал содержимое "ящика Пандоры", а Ека-
терина при встрече с Гаррисом разрушила козни "старого Фрица":
- Известно ли, милорд, вашему кабинету, что, предлагая союз Англии,
король Пруссии предложил такой же союз и Франции, но уже направленный
против вашего королевства?
- Какое низкое коварство! - воскликнул Гаррис.
- А вы опять неискренни, - прищурилась Екатерина...
Накануне зимы Безбородко, приняв в Кабинете усталого курьера с Моз-
докской линии, вошел к ней с докладом:
- Царь грузинский Ираклий и царица Дареджан из мингрельского дома
князей Дадиани слезно просят помощи у престола вашего, дабы спасли вы
Грузию от набегов лезгинских. Обязуются содержать на своем коште четыре
тыщи наших солдат, ежегодно отсылая ко двору вашему по две тыщи ведер
вина и четырнадцать лошадей самой лучшей породы.
- Нужны нам эти ведра, и нужны нам эти лошади... Опять новые заботы,
- вздохнула Екатерина. - Ираклий - муж славный, но вот супруга его
Дарья, - язва, каких свет не видывал. Подумаем. Извести светлейшего...
Светлейший уже предвидел события. Раздираемая внутренними распрями,
интригами царицы Дареджан, Грузия была ослаблена войнами, царь Ираклий
II поступил как мудрейший политик, издали протянув руку России. В кре-
пости Георгиевск (что неподалеку от Пятигорска) был подписан Георгиевс-
кий трактат о дружбе и помощи, который навеки соединил два народа -
русский и грузинский. Отныне Грузия отвергала зависимость от Ирана (Пер-
сии) и Турции, уповая едино лишь на защиту русского оружия.
- Устроились они там за горами, - ворчал Потемкин, - пока доберешься
с пушками, все мосталыги переломаешь...
Главная трудность была в том, что кубанские татары, ногаи грабили
русские обозы, полонили людей, убивали раненых. Россия ежегодно словно
дань платила - выкупала из плена солдат и офицеров, годных после плена
лишь в инвалидные команды. Потемкин велел Суворову снова выехать на Ку-
бань, дать отчет в делах тамошних, в январе обещал встретиться для сове-
щания.
Как раз в это время из Европы вернулся князь Григорий Орлов. Уже по-
мешанный после смерти жены, он часто пребывал в меланхолии, иногда же,
впадая в буйство, ломал в руках дубовую мебель, крошил в пальцах фарфор
и хрустальные чашки. Страшно бьию Екатерине слышать вопли его: "Бог на-
казал меня за грехи ваши... за кровь невинную!" Дикие инстинкты владели
им: Орлов все время склонялся к насилию, женщины разбегались при его по-
явлении. Потемкин предложил связать Орлова и обливать холодной водой.
Екатерина сказала, что он извещен во множестве государственных тайн, мо-
жет их разболтать. Она отправила его под Сарепту - на царицынские воды.
Только что Россия обрела новый орден - святого Владимира, даваемый за
военные и гражданские доблести, и Екатерина сделала безумца владимирским
кавалером: пусть тешится! После питья вод Григорий Григорьевич был отве-
зен в Москву и сдан под надзор братьев.
- А если сбежит? Что делать? - спрашивал Потемкин.
- Сбежит-ловить станем, - отвечала Екатерина...
Потемкин тоже сделался кавалером владимирским. Последние дни он му-
чился стихами: не своими - чужими.
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат...
Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож,
Кто сколько мудростью не знатен,
Но всякий человек есть ложь.
- Эй, звать сюда Державина! - повелел Потемкин.
Державин явился. Уже статский советник.
- Читай то место, где "я", проспавши до полудни...".
- Да разве ж я вашу светлость осмелюсь в виршах своих воспевать? Но
если изволите указывать, прочту:
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая праздник в будни;
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан...
- Хорошо писать стал, Гаврила, - сказал Потемкин. - Я не сержусь, что
восславил ты пороки мои. "Сегодня властвую собою, а завтра прихотям я
раб"... Верно ведь!
Державин удалился, возвышенный...
Екатерина от державинской "Фелицы" была в восторге: поэт, воспев ее
заслуги, высмеял вельмож. Впервые за всю жизнь Державину не пришлось до-
казывать свое дарование. И не хлопотал о вознаграждении. Императрица по
своей воле переслала ему 500 червонцев в золотой табакерке с надписью:
"От Киргиз-Кайсацкой царевны Фелицы-мурзе Державину"...
Бедный Вася Рубан! Когда ж тебя пощекочут славою? И сам, кажется, до-
гадывался, что вдохновенен был единожды в жизни. Когда вложил в душу в
надпись к Фальконетову Камню. Кашлянув, он привлек внимание светлейшего
к себе:
- А вот и мое: "К Фебу при отдаче стихов на Камень".
- Валяй, - разрешил прочесть Потемкин...
Мне славу Камень дал, а прочим вечный хлеб:
При славе дай и мне кусочек хлебца, Феб!
Да не истлеет весь от глада лирный пламень.
Внемли моленьям, Феб! Не буди тверд, как камень.
- Я не Феб тебе, а сердце не каменно: сто рублев дам.
Поздней осенью "графы Северные" пересекли рубежи, возвращаясь домой.
Хмурое небо над Россией выплескивало дожди на оголенные леса, в редких
деревеньках едва мерцали лучинные огни. Непролазная грязища на дорогах.
Карканье ворон над убогими погостами...
Это была Русь!
- Что тут любить? - спросил Павел, качаясь в карете.
- Россия отстала от Европы, - вторила ему жена.
Чего только не нашила Мария Федоровна у мадам Бертень, которая одева-
ла и французскую королеву. В конце длинного кортежа через колдобины и
лужи российских проселков измученные лошади тащили 200 сундуков, напол-
ненных модными платьями, туфлями, муслином, газовыми материями, кружева-
ми, помпонами, лентами, блондами, шелком, фальборами, вышивками. Понятно
было ощущать себя хозяйкой "всего вот этого"!
Но чем ближе становился день возвращения сына, тем больше мрачнела
Екатерина. Придирчивым взором она еще раз окинула свою женскую свиту:
русские сарафаны с кокошниками украсят любую дурнушку лучше, чем мадам
Бертень... Иосиф II верно предвидел, что все неприятности для "графов
Северных" обнаружатся в конце путешествия. Когда они предстали перед им-
ператрицей, она чеканным голосом прочла суровую нотацию:
- Молодых людей, еще не окрепших в священной любви к отечеству,
нельзя выпущать в Европу, ибо, ничего толком в ее делах не распознав,
они там едино лишь пенки вкусные с чужих тарелок слизывают. Наверное, я
лучше вас знаю все удобства европейской жизни. Но не вижу поводов для
того, чтобы низкопоклонствовать перед Европой в ущерб престижу отечест-
ва, даже в убогости всегда нам любезного...
Павел с Марией опустились на колени, заверяя императрицу в верности
ее престолу. Глядя на их склоненные головы, Екатерина проявила знание о
содержимом двухсот сундуков.
- Приготовьте ножницы, - сказала она (как, наверное, сто лет назад
говорил Петр I, собираясь стричь бороды боярам).
Ножницы щелкнули, и копна волос невестки упала к ногам императрицы,
стелясь мягкими волнами.
- Будьте проще, дети мои, - сказала Екатерина. - Кстати, вы напрасно
мучите лошадей. Как раз перед вашим приездом я объявила указно об отмене
всяких пассажей. Отделка платьев допущена мною не шире двух дюймов,
блонды и фальборы мною запрещены, а высота прически должна быть умерен-
на...
Павел и Мария Федоровна боялись зарыдать!
7. ОДНАЖДЫ ЗИМОЮ
Кронштадтский рейд - будто деревня зимою, а корабли как избы, заме-
тенные снегом: иней закуржавил снасти, из камбузных труб вьются дымки,
словно мужики баньки топят. На берегу в трактире пьяных не было. Не за-
тем сюда и ходили, чтобы напиваться. Офицеры флота скромно вкушали
скромную пищу.
- Я, - сказал Федор Ушаков, - не сочту море Средиземное ни алжирским,
ни гишпанским, ни венецианским, ни, паче того, агарянским. Море-то об-
щее, и нам там плавать.
- А что от жизни теперь взыскуешь? - спросили его.
- Ищу службы труднее, дабы умереть было легше. Ныне вот и рапорт в
коллегию подал, чтобы в Херсон перевели...
Федор Федорович (уже в чине капитана второго ранга) плавал до Ревеля
