в казначействе не было денег на строительство кораблей. Екатерина все же
наскребла по сусекам империи 12 миллионов рублей для флота. Не хватало
еще конопли, железа, пакли, дегтя. А вернувшиеся из крейсерства эскадры
требовали ремонта... Потемкин говорил:
- Впрочем, не так уж смешно все смешное и не так страшно все страш-
ное: двадцать линейных кораблей всегда можем выставить к бою только на
Балтике...
Теперь, после удаления Панина, английский посол решил снова напомнить
о Минорке... Но холодное отчуждение Потемкина отрезвило посла. Фаворит
откровенно почесал зад и сказал, что Миноркою сыт по горло:
- А Лондону пора бы уж извсститься, что я политикой не занимаюсь. Для
этого дела иные особы приставлены.
- Простите, - сказал Гаррис, - но вас часто видят в обществе Дениса
Фонвизина, бывшего правой рукой в кабинете Панина, и общения с ним вы не
избегаете.
- Мы с Фонвизиным друзья старые. Он писсу сочинил - о недостатках
воспитания на Руси и глупости нашей.
- Вы оказываете внимание и маркизу де Вераку!
- Он хлопочет о марсельской торговле с моим Херсоном...
Вскоре посол убедился, что русские подкупили кое-кого из чинов его
посольства, подбирая отмычки к его секретным замкам. Гаррис депешировал
в Лондон, что отныне верить Потемкину нельзя: "И как он старается меня
провести, так и я хлопочу о том, чтобы сделать вид, что поддаюсь его об-
манам. Я слежу за каждым его шагом". Отлично зная, что светлейший посто-
янно сидит без гроша, а все его миллионы непонятным образом испаряются в
мировом пространстве, Гаррис велел через финансовые каналы Сити прове-
рить все заграничные фонды. Однако контроль банковских счетов Европы не
дал результатов: Потемкин прожигал деньги на корню в домашних условиях,
ни единой копейки не доверив банкирам Европы...
Екатерина залучила светлейшего к себе в кабинет:
- Безбородко стал переводить деньги в Европу.
Григорий Александрович развел руками:
- Зачем? Или бежать от нас вознамерился?
- Никуда от нас не денется. Но влюбился в эту мартышку Анну Берну
цци-Давиа, на ее имя и складывает деньги.
- Помилуй, матушка! Да у нее ни рожи ни кожи.
- Кому что нравится. Говорят же, что на костях мясо слаще. Но теперь
примадонна из нашего визиря только макарон еще не делает. А у нее помимо
всего еще и любовник имеется...
- Кто? - насторожился Потемкин.
- Осип де Рибас, которого мне Алехан Орлов рекомендовал. Я ему воспи-
тание графа Бобринского поручила. Вот и разберись, чтобы у меня голова
не болела...
- Выходит, ты платишь Безбородко, Бсзбородко этой костлявой певунье,
а она еще и де Рибаса подкармливает... Ну и воспитателя ты нашла! Да та-
кой и зарезать может.
- Подлец, конечно. А мой граф Бобринский беспутен и к пьянству скло-
нен. Но звала я тебя по делу иному...
Иное дело было секретным. Недавно перехватили курьера от фли-
гель-адъютанта Павла Бибикова, писавшего другу своему князю Куракину,
который вояжировал в свите Павла.
- Прочти сам эту погань, - сказала Екатерина.
Бибиков писал, что Потемкин подлинный "князь тьмы", губящий Россию
своими бесплодными фантазиями, Екатерина - старая, зажравшаяся самка,
которой впору и окочуриться, дабы затем дворяне насладились мудрым и
спокойным царствованием Павла, познавшего истину от таинств масонских...
- Бибиков вчера под розгами Шешковского во всем каялся. Куракина от
двора отважу, а Бибикова сошлю в Астрахань...
Сына она припугнула грозным посланием, чтобы не забывал: дома с него
за все спросят. В апреле Алексей Бобринский, чадо ее приблудное, вышел
из Кадетского корпуса, она дала ему герб, составленный из деталей рос-
сийского и ангальт-цербстского. Бобринский был вызван матерью в Эрмитаж,
"имея счастие поцеловать у нея ручку. Она играла в биллиард с Ланским,
выиграла партию, начала другую и тоже выиграла, - записал в дневнике
Бобринский. - Ея Величество села потом в кресла и стала говорить, а я
имел счастие еще раз целовать ея ручку".
- От плута де Рибаса отвратись скорее, - наказала мать сыну. - Да не
хватайся, друг мой, за каждую рюмку, которую тебе наливают. Будешь пить
- ни копейки не дам, и ты хорошо знаешь, что слов на ветер я не бросаю.
Если увижу, что под забором валяешься, - проеду мимо и не обернусь да-
же...
Выставив сына прочь, она призвала Камерона:
- Очень хорошо, что хозяев в Павловске нету. Дворец там закладывая,
вы более о красоте думайте, нежели внимать тому, что вам мой сын с не-
весткою дудеть станут. Если им волю дать, так они пожелают в Павловске
иметь нечто подобное Сан-Суси или Этюбу монбельярскому. Не бойтесь, ма-
эстро! При возникновении споров мне жалуйтесь: я на всех управу найду.
25 мая 1782 года денек выдался пригожий. Поручик Уланов, случайно
оказавшийся в парке, где он рисовал пейзажи Славянки, стал свидетелем
закладки первого камня. Казна не отпустила денег на застолье рабочим.
Артель мужиков-каменщиков сама накупила водки, пива и калачей, а раков
для закуски наловили в той же Славянке. Пир удался на славу.
Флот созидался, заводы работали, дворцы строились. А вот денег в им-
перии не было, и Екатерина без тени юмора сказала:
- Хотелось бы мне пожить и богатой женщиной... Помоги мне, сатана!
Ну, а все-таки, - спрашивала она, - может, кто-либо и подскажет, что еще
можно купить для моего Эрмитажа?
Денис Фонвизин не так давно вернулся из Франции, города которой каза-
лись ему вымершими. Фонвизин отвергал весь уклад европейской жизни, в
которой ему ничто не нравилось, все казалось неприемлемым... А французс-
ким крестьянам, глазевшим на русских путешественников, эти праздные
"рюсс бояр" и "графы дю Нор" всегда казались сумасшедшими расточителями.
Конечно, Павел и его свита не разглядели из окошек экипажей всеобщего и
трагического обнищания Франции - был грозный канун Великой французской
революции!
Павел с удовольствием обозревал прелестные шато епископов и дворян, а
нищие хижины крестьян не волновали его, ибо таких хижин (только под наз-
ванием избы) он и в России насмотрелся достаточно... Тревожные зарницы
разгорались над виноградниками Франции. Как раз в этом году жители Тулу-
зы доедали маис; каштаны и гречиха считались на столе благом; в Лимузене
питались репой; в провинции Оверни пекли хлеб пополам с ячменем. По но-
чам Павел не раз наблюдал отсветы далеких пожаров, - полыхали дворянские
замки.
- Народ везде одинаков, - констатировал он...
При въезде его в Париж люди откровенно смеялись:
- Ах, до чего же он похож на обезьяну!
"Графы Северные" остановились в русском посольстве на улице Граммон.
Супруги выходили на балкон отеля кланяться зевакам, которые горячо об-
суждали их внешность:
- Какой коротышечка! А жену выбрал - вроде мортиры!
Бенгальские огни рассыпались над дивными садами Армиды. Версаль и
Трианон ошеломили "графов Северных" блеском великолепия и тонкостью эти-
кета. Людовик XVI, славный косноязычием, говорил не всегда складно. Зато
Мария-Антуанетта была весела и болтлива. "Графиня Северная имела на го-
лове птичку из драгоценных камней, на которую едва можно было смотреть -
так она блистала. Птичка качалась на особой пружинке и хлопала крылышка-
ми по розовому цветочку..." Мария Федоровна с этой птицей на голове
больше всего боялась, чтобы ее не сочли дурочкой, а потому, кстати и
некстати, начинала цитировать твердо заученные фразы по искусству, аст-
рономии, математике.
Танцевали в Зеркальной зале, ужинали на острове Любви, в парках Шан-
тальи при свете факелов охотились на оленей, в Эрмснонвиле Павел возло-
жил свежие цветы на могилу Руссо... Откуда ж ему было знать, что в ни-
щей, убогой мансарде сейчас сидит полуголодный человек, изучающий как
раз Руссо с небывалым трепетом. Звали этого бедного читателя - Ро-
беспьер!
5. УТВЕРЖДЕНИЯ
Петербург был прекрасен. Липовые аллеи давали прохожим приятную сень,
всюду раскидывались широкие ветви кленов, ярилась желтая акация, сады
источали запахи поспевающих вишен и яблок, через заборы обывательских
домишек свешивались сочные гроздья черной смородины.
Маркиз де Верак доложил Екатерине о том "восторге", с каким парижане
встретили ее сына, и - заодно уж! - воскурил фимиам перед "гением" само-
держицы всероссийской.
- Я не гений, - возразила Екатерина. - Управляться с делами мне помо-
гает мой несносный женский характер. Мы, женщины, от природы одарены
умом более практичным, нежели вы, мужчины. Как мать обширного семейства,
я озабочена только своим маленьким (!) хозяйством. И пусть это не кухня,
а флот, пусть не кладовки, а финансы, - я всюду сую свой длиннющий нос,
дабы ничто не испортилось и не залежалось. Надеюсь, маркиз, вы простите
мне этот тяжелый, воистину немецкий Kurzweilwort (шутливый тон)?.. Вооб-
ще-то, - продолжала она, - женскую половину человечества я недолюбливаю.
Сама женщина, я женские недостатки знаю. Но не могу сказать, чтобы мужс-
кая половина мне нравилась безоговорочно... Мужчины, - заключила Екате-
рина почти торжественным тоном, - хороши только до тех пор, пока мы,
женщины, их поддерживаем, пока мы их направляем!
- Отчего вы нас, мужчин, так строго судите?
- Да хотя бы оттого, что в мире не нашлось ни одного мужчины, который
бы осмелился мне веско возразить.
Дс Верак сказал, что она касается очень сложной и опасной темы - рав-
новесия двух различных полов в мире.
- А вот в этом вопросе, - отвечала Екатерина, зардевшись, - я никако-
го равноправия не потерплю! Как можно равнять мужчину с женщиной, если
женщина была, есть и всегда останется существом высшего порядка. Прирав-
нять женщину к положению мужчины - это значит оскорбить и унизить ее!
Мило побеседовав, Екатерина объявила при дворе, что отныне, ради эко-
номии, все дамы обязаны выглядеть скромнейше - никаких парижских моднос-
тей она не потерпит. Этот указ совпал с известием из Парижа о том, что
ее невестка Мария Федоровна тащит на святую Русь двести сундуков с мод-
ными нарядами, а на голове у нее скоро птицы начнут вить гнезда...
В полночь кто-то стал дубасить в двери британского посольства, пере-
будив всех живущих на Галерной улице: Гаррису вручили записку: "Отгадай-
те, кто вам пишет, и приезжайте сразу же".
Потемкин был небрит, возбужден, по-детски радостен.
- Я только что из Херсона, за шестнадцать суток я проскакал три тыся-
чи верст, а спать довелось лишь три ночи...
"И несмотря на это, - писал Гаррис, - в нем не было заметно ни малей-
шего признака усталости, моральной или физической, а когда мы расста-
лись, я, конечно, был утомлен более, нежели он". Гаррис, проявив осве-
домленность, спросил Потемкина о татарских смутах в Крыму, но светлейший
отмахнулся:
- Клопы кусают, не задумываясь, что подвергаются опасности быть раз-
давленными теми, кого они укусили...
Секретарь посольства не ложился спать, терпеливо выжидая возвращения
посла. Выслушав Гарриса, он удивился:
- Чем объяснить, что Потемкин снова любезен?
- Думаю, его встревожили происки короля Пруссии к союзу с нами, после
того как союз Фридриха с Россией дал течь... Будем же тверды! - сказал
Гаррис. - Мне надо теперь поспать, чтобы с утра повидать Безбородко. Но
я уже пишу в Лондон: на мой пост необходима замена, ибо я не та вкусная
форель, которая любит, чтобы ее обжаривали в сметане.
Лондон указал ему: любым способом узнать содержание статей русс-
ко-австрийского альянса. От посла требовали, чтобы он объяснил Потемкину
всю выгодность возвращения к старым союзам, отвратив его внимание от
венского двора.
- Объяснить это, - хмыкнул Гаррис, - все равно что рассказывать вож-
дям африканских негров о свойствах снега...
Только теперь дипломатический корпус Петербурга ощутил, что в Крыму
