повернуться. Потемкин, высоченный и грузный телом, с трудом протиснулся
в угол - под божницу, откуда, долго и печально, обозревал красоту Ак-
синьи.
- Хороша, - сказал он, выпивая первую чарку.
Ганнибал подавал всем пример, как надо пить - больше и быстрее. Мах-
муд водрузил ведра с вином на стол. Потемкин кружкой черпал наливки,
пробовал их и нахваливал. Синельников кричал ему через стол, что если
задумали делить Россию по-новому, так Астраханская губерния - монстр чу-
довищный, и Потемкин велел Рубану записать, чтобы от нее отрезали кусок,
образуя новую губернию - Саратовскую.
Аксинья стыдливо пряталась за занавеской.
- Что ты здесь? - стыдил ее Прохор. - Нехорошо.
- Да боюсь я всех. Столько наехало, одноглазый уже кафтан скинул,
арап-то черный, страшный, ругается...
- Иди к гостям, не будь букой, - тянул ее Прохор...
Черныш бродил под столом, куда бросали обглоданные кости. Правоверный
Махмуд оказался за столом, подле Ганнибала, тоже запускал кружку в вед-
ро. Очень скоро только адмирал Клокачев да сам хозяин остались трезвыми,
а всех других развезло от водок и наливок. Потемкин, тыча пальцем вверх,
говорил Прошке, что пришлет ему громадную люстру своего стекольного за-
вода. Курносов не возражал. Наконец Клокачев позвал с улицы адъютантов,
и они с молодецкой ухваткой, ко всему привычные, растащили пьяных на-
чальников по коляскам. Вася Рубан заботливо подсадил в карету светлейше-
го, который не хотел уезжать, еще фантазируя:
- Вася, запиши... чтобы люстру! На двести свечей...
- Ладно, ладно. Завтра писать будем...
В опустевшей землянке царил погром, все лавки были перевернуты, оплы-
вали в поставцах свечные огарки, Махмуд в потемках, что-то бормоча
по-турецки, долго царапал кружкой дно опустевших ведер. Прохор потянул с
ног ботфорты.
- Ну ладно. Спать. Завтра день новый.
Жена спросила его о люстре: не обманет ли?
- Только люстры нам и не хватало! Спи давай...
В августе Потемкин хотел быть уже в Петербурге, чтобы поспеть к
празднику в Преображенском полку. Отъезжал он из Херсона веселым, но в
дороге его навестила хандра, светлейший грыз ногти, озирая поля, ду-
мал...
- Пропадем! - вдруг сказал он и затем объяснил Рубану, что боится не-
урожаев. - Потому и пропадем, ежели без хлебных магазинов останемся.
Нужны большие запасы, а в магазинах зерно гниет в кучах, мука затхлится.
На юге страны потребно заводить макаронные фабрики. Чем в амбарах хлебу
париться или на водку его переводить, так лучше пусть хлебушко в макаро-
нах сохраняется.
- А кто их есть станет? - сомневался Рубан.
- Не хочешь - не ешь! Я сам брезглив, и мне на макароны глядеть про-
тивно: трубка длинная, а внутри дырища. Но голод не тетка: сварят и сож-
рут за милую душу. Вот увидишь, пройдет срок - и станут на Руси гово-
рить: "Что за жизнь, если макарон нету?" Ко всему человек привыкает,
привыкнем и мы к макаронам... Чего так лошади наши тащутся?
Прямо с дороги он распорядился отправить агентов в Италию, чтобы вы-
везти оттуда мастеров "макаронного искусства". Петербург встретил Потем-
кина ливнем. Екатерина сразу уединилась с ним для беседы.
- Слушай! Если мы отказываемся от "Северного аккорда" и если Австрия
уже в "моем рукаве", так не пришло ли время подумать и об учтивости к
Версалю? Ты думал, скажи?
- Думал. Однако прежде следует выждать, когда Версаль пришлет посла
высшего ранга, а маркиз де Верак - не фигура и первую речь свою читал по
бумажке, - ответил Потемкин.
Екатерина сказала, что Гаррис гоняется за ней, как душа, оторвавшаяся
от тела, без которого ей некуда деваться.
- Он, подозреваю, и на тебя сейчас станет наваливаться. Ты, ангел
мой, продолжай с ним притворствовать, в дружбу его вовлекая, чтобы планы
английские выведать...
Осенью близ столицы восстали крестьяне в деревнях помещиков Альбрех-
та, Герздорфа и Бекмана. Сочетание трех подряд немецких фамилий, со вре-
мен Петра I осевших в Ингерманландии, было неприятно для Екатерины, нем-
ки происхождением, и она ругала... немцев: "Небось без палок и на двор
по нужде не выбегают!" Она боялась новой "пугачевщины" и хотя умела
скрывать страх свой, но уже не гуляла по ппркам с собачками, а внутри
загородных дворцов расставила караулы. В городе было тревожно. Пожар (уж
не поджог ли?) опустошил купеческие лабазы с товарами, ни с того ни с
сего сгорели несколько кораблей. На складах флота обнаружили расхищение
леса, дознались, что воры мастерили из него мебель и экипажи. Петербург
был переполнен "тавлинцами", грабившими прохожих, залезавшими в квартиры
через окна. Они выкрали серебро из дома генерал-полицмейстера Волкова, у
фельдмаршала Голицына ободрали с окон 54 аршина занавесок, забрались в
особняк посла Кобенцля, срезав все сукно с его биллиардов. Наконец близ
Немецкого театра нашли задушенную женщину...
Потемкин настаивал на полицейской облаве.
- Облава? А что скажут в Европе? - отвечала царица.
Потемкин сказал, что он плевать хотел на Европу:
- Коли у них там что и случается, так они же в Европе не говорят: "А
что подумают о нас в России?.."
- Говорят, милый мой... уже говорят!
9. ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
Иногда, одевшись попроще, Потемкин посещал загородные гульбища, гла-
зел с народом на кукол в раешниках, бывал в "Красном кабачке" и "Жел-
теньком" в Екатерингофе, в отеле "Лондон" на Миллионной любил обедать в
комнатных рощах, где над головой зрели лимоны, пели канарейки, а в стек-
лянных бассейнах плавали, тихо шевеля лапами, заморские черепахи...
Как-то, поедая говяжий язык под соусом, он заметил близ себя незнакомца
в австрийском мундире, богато расшитом. Потемкина удивило то, что шею
иностранца обвивал тончайший красный шнурок.
- Разве это новая мода, сударь? - спросил он.
- Память о друге, которому отрубили голову.
- Простите, а на какой скотобойне?
- На королевской - в Бастилии...
Он представился: маршал австрийской службы принц Шарль дс Линь, ранее
состоявший на службе королей Франции, прямой потомок знаменитого страши-
лы Европы - "grand diable".
- Вы откуда приехали в Россию?
- Из Лиона, где летал на воздушных шарах.
- Скажите, страшен ли наш мир с высоты облаков?
- Нет. Приятно видеть людей вроде букашек...
В ушах де Линя сверкали громадные серьги. Потемкин знал, что принц
дружил с энциклопедистами, был своим человеком при всех дворах Европы и
в литературных салонах Парижа, де Линь считал себя литератором.
- Говорят, вы много и хорошо пишете?
- Только письма! Но они обессмертят мое имя в веках последующих. С
юных лет я обрел золотое правило: "Nulla dies sine linea" (ни дня без
строчки)... Признайтесь, князь, какова древность вашего славного рода?
- Никак не далее Адама с Евою, - отвечал Потемкин.
Принц, напротив, гордился своим аристократизмом:
- Я появился на свет в бельгийском замке Бсль-Эль, мать рожала меня в
присутствии юристов, зашнурованная фижмами, сидя в креслах, время от
времени поднося к своим глазам томик Мольера... Когда меня женили (и не-
удачно), я бежал на войну. Увидев меня в лагере кутящим с маркитантками,
отец сказал: "Мало мне горя иметь вас своим выродком, так вы еще доста-
лись мне в подчинение. Ну-ка, возьмите солдата и атакуйте вон эти шан-
цы... Клянусь, я не стану рыдать больше минуты, если вас проткнут наск-
возь в первой же свалке!"
На груди де Линя были крест Марии-Терезии и орден Золотого Руна. По-
темкин спросил его:
- Что вы любите еще помимо шпаги и славы?
- Книги с эльзевировским шрифтом. - Де Линь сказал, что гений никогда
не достигает таких совершенств в творениях, каких способны достичь дес-
поты в злодеяниях. Затем он легко начал цитировать Вольтера: - "Тысячи
сражений не принесли человечеству пользы, между тем как творения великих
людей всегда будут служить источником чистейших наслаждений..."
- Любой шлюз канала, - подхватил Потемкин цитату, - картина Пуссена,
театральная трагедия или провозглашенная истина в тысячу раз ценнее всех
военных кампаний". Так?
- Да, князь. У вас отличная память.
- Между тем я не старался запоминать.
- Вы можете прочесть начало "Энеиды?"
- С первой строки читать уже скучно, - ответил Потемкин и начал чте-
ние с последней строчки. - Благодарю, что вы напомнили мне о Вергилии.
Кстати, можете обернуться. Сюда вошел человек, которого я считал мерт-
вым. Но он решил остаться в живых, чтобы завершить "Энеиду" в переводе
на русский...
Это был Василий Петрович Петров - воскрешенный.
- Сквозь знаки на лице угрюмы, - сказал Петров, - бесплодные я вижу
думы... Теперь я буду жить долго!
Де Линь поднялся, Потемкин предложил ему свою протекцию при дворе. Де
Линь ответил, что протекцию ему составляют четыре человека: Людовик XVI,
Иосиф II, Фридрих II и Екатерина II. Он удалился, а Потемкин обнял Пет-
рова:
- Ну, рассказывай, какие новости на том свете?..
Нет, не стал русский Кабинет продавать своих солдат.
Зато внутри государства торговали людьми вполне свободно. Прейскурант
менялся. В царствование Елизаветы Петровны помещик Рогожин (из города
Темникова) продал шесть крепостных душ со скотиною и пожитками всего за
15 рублей... Дешевка! При Екатерине, в ее "золотом веке", цены повыси-
лись, теперь за одного здорового парня брали по 30 рублей, и больше.
Девки-мастерицы стоили очень дорого. Зато меха становились дешевле: 30
рублей платили за тысячу зайцев, 3 рубля за сто рысей, 8 рублей за де-
сять лисиц, столько же за сотню горностаевых шкурок, а простая мерлушка
шла на базарах по 20 рублей за тысячу штук... Опять дешевка!
Александр Сергеевич Строганов, по чину сенатора, получил пакет, в ко-
тором лежал указ о запрете азартных игр в карты. Возмущенный, он кинулся
в Зимний дворец:
- Като! Не понимаю, за что честных людей игрой попрекать, ежели сама
понтируешь ежевечерне в преступное макао?
- Саня, не кричи на меня. Все можно делать, но так, чтобы никто не
знал. Кстати, не хочешь спонтировать?..
Появление де Линя она восприняла как приезд личного атташе Иосифа.
Екатерина часто ужинала с ним в Эрмитаже, в его присутствии напропалую
кокетничала.
- Скажите, принц, какою вы меня представляли?
- Высокой. Глаза как звезды. А фижмы пышные.
- Что вас больше всего удивило во мне?
- Ваша неумеренная слава...
Де Линь без стеснения спросил: как могло случиться, что теперь всюду
поют ей славу льстивые валторны?
- Я в этом не виновата, - ответила Екатерина. - Наверное, люди так
устроены, что без идола не проживут. Сначала все похвалы себе я относила
на счет своих женских качеств, и, не скрою, мне это было приятно. Потом
стала возносить мудрость, и я опять думала: может, и в самом деле я не
глупее других? Наконец, что ни сделаю, все ставят на пьедестал, как дос-
тойное величия, и тут я... махнула рукой. Не бить же мне льстецов по го-
ловам! Но лед бессмертия уже тронулся, и более не хватит сил, чтобы ос-
тановить его быстрое движение...
Шарль де Линь, аристократ голубой крови, не желал льстить ей, вышед-
шей из рода захудалых ангальтинцев, и, когда Екатерина снова расхваста-
лась, что, будь она мужчиной, ее бы давно убили в чине поручика, де Линь
нервно отбросил карты.
- Но я-фельдмаршал, и я еще жив, - смело заявил он...
Впрочем, время для более тесного общения с императрицей выпало не
совсем удобное, и де Линь придержал себя на приличной дистанции от инт-
риг русского двора. Дело в том, что подле Екатерины появился какой-то
Мордвинов, потом возник капитан армии Пожарский, видом сущая горилла,
выступавший пока что в амплуа карточного партнера. Вельможи, сбитые с
толку, не всегда разумели, кому ниже кланяться-Ланскому? Мордвинову?
Или... Пожарскому? Камер-лакеи не раз видели Сашу Ланского в слезах,
Екатерина нежно его утешала... Именно в этот сумбурный период Потемкин в
