ими. Купил он себе дом на Ново-Исаакиевской, и, когда его спрашивали,
сколько пришлось заплатить за него, Безбородко отвечал по-татарски:
- Чек акче верды (много денег ушло)!..
Выживание Панина из дел иностранных началось уже давно, а теперь он
приводил Екатерину в откровенную ярость.
- Какой у меня великий визирь! - бесновалась она. - Испания объявила
войну Англии, а я, жалкая султанша, узнаю об этом не из коллегии - из
гамбургской газеты... А если бы я газет не читала? Так и жила бы дуроч-
кой - в полном неведении!
Во время антракта в театре Петергофа императрица сама подошла к Гар-
рису "и, - как докладывал он в Лондон, - с живостью спрашивала меня, не
имею ли я курьера, не могу ли сообщить ей подробности... Панин недру-
жественен к нам; он всякую идею получает от его прусского величества".
Посол отправил депеши на русском фрегате, который плыл в Англию за кол-
лекцией картин, недавно закупленных для Эрмитажа, но в пути разбился на
камнях и затонул, однако депеши из Петербурга удалось спасти. Гаррис
предлагал Потемкину отправить эскадру в Средиземное море и очень был
удивлен, почему русский Кабинет не внял его совету. В конце июля на мас-
караде посла отозвал в сторону Римский-Корсаков, просил следовать за
ним. Он провел Гарриса в отдельный кабинет и сразу же удалился, из дру-
гих дверей появилась Екатерина.
- Светлейший сказал, вы хотели видеть меня...
- Да! У меня письмо к вашему величеству от короля.
За стеною гремела музыка, в шандалах оплывали дымные свечи. Как и
следовало ожидать, Георг III настаивал, чтобы Екатерина срочно послала
эскадру в Средиземное море; король писал: "Не только самое употребление
(эскадры), но даже один только смотр, сделанный части морской силы, мо-
жет возвратить и упрочить спокойствие Европы, уничтожив союз против ме-
ня".
- Если бы эту эскадру, - осторожно намекнул Гаррис, - вы укрепили еще
и сильною декларацией ко дворам Парижа и Мадрида в выражениях, подобных
тем, что испугали Вену...
- Благодарю! - резко прервала его Екатерина, разгадавшая коварный за-
мысел Лондона: стоило русской эскадре появиться в водах Средиземноморья,
она объявится там жупелом для флотов бурбонских, а лишнее раздражение
Мадрида и Парижа добра России не принесет. Она свернула письмо. - Сове-
тую вам переговорить с Потемкиным, у него есть для вас новости...
Светлейший сразу поставил вопрос:
- Когда корабли Кука и Клерка отплыли из Плимута?
- Если не ошибаюсь, два года назад.
- Слушайте, что мне пишут с Камчатки. Охотники за чернобурыми лисами,
побывав на островах Алеутских, слышали от туземцев тамошних, что прошлой
осенью они видели незнакомые корабли и людей, говорящих не по-русски.
- Когда их видели? - встрепенулся посол.
- В прошлом году. Очевидно, осенью, ибо здесь писано так: "прежде чем
облетели листья, а трава была еще зеленой".
- Надеюсь, их не обидели?
- Нет, им отдали все мясо молодого кита...
"Когда я получил эти сведения, - депешировал Гаррис, - мне тотчас же
пришло в голову, что это мог быть только капитан Кук..." И посол не
ошибся-это были его корабли. От берегов Камчатки Кук повернул обратно на
Гавайские острова, где и нашел смерть. Клерк же снова повел корабли на
Камчатку, пытаясь проникнуть в Берингов пролив, откуда вернулся
опять-таки на Камчатку, где и умер от воспаления легких. Русские дали
англичанам 20 голов рогатого скота, подарили им дойных коров, чтобы
больные матросы имели свежее молоко. Потемкин распорядился: "Отпущенный
провиант и скот принять на счет казны. Но так как путь в Камчатку стал
иностранцам уже ведом, то привести ее в ОБОРОНИТЕЛЬНОЕ положение". Не
знали, где взять пушек, Екатерина велела писать в Иркутск:
- Пусть собирают пушки по всей Сибири.
- Там найдешь пушки... времен Ермака да Дежнева.
Екатерина сказала, что слухи из Вены оказались верны: к нам выезжает
граф Кобенцль - комедиант...
- Уж мы с тобой посмеемся на славу!
Но скоро ей пришлось плакать: Римский-Корсаков был уличен в том, что
изменял ей с графиней Строгановой. Императрица под сильным дождем, без
кареты - пешком, дошла до дворца графов Строгановых, занимавшего угол
Невского и Мойки. Александр Сергеевич встретил свою царственную подругу
одетый по-домашнему, с трубкой в руках, водил ее по своей картинной га-
лерее, просил постоять перед полотнами Тинторетто и Боттичелли. Хотя
Екатерине было не до искусства, она восхитилась головой ребенка, напи-
санной кистью Греза.
- Кто это, Саня? - спросила она.
- Мой сыночек - Попо.
- Саня, - сказала Екатерина, - желаю тебе сохранить мужество, которо-
го мне так не хватает сейчас... Знай, дружок: твоя подлая жена изменила
тебе с моим негодяем Корсаковым.
- А я, Като, уже давно знаю об этом...
Людвигу фон Кобенцлю суждено ехать в Россию - посланником. Внешний
облик этого молодца заставлял всех радоваться, что у него нет потомства,
но именно благодаря безобразию Кобенцль делал успешную карьеру, ибо
скверная наружность не внушала соперникам опасений. Был он рыжий, толс-
тый, подслеповатый, мнил себя гениальным трагиком и комиком, под стать
ему была и жена Тереза... Кауниц принял Кобенцля в своем затхлом кабине-
те - на даче, в зелени Пратера.
- Итак, вы на переговорах в этом Тешене...
- Я никогда не был в Тешене! - сказал Кобенцль. - Переговоры с князем
Репниным вел мой кузен Филипп фон Кобенцль.
- Не перебивайте старших. Не все ли равно, вы или ваш кузен болтали
там в Тешене! Важно другое: переговоры ни к чему не привели. Австрия
унижена. Я вспоминаю, что вчера, когда знаменитая и прославленная Фран-
ческа Габриэлли начала перед императрицей вести божественную любовную
арию...
- Это я вел арию! Мария-Терезия обожает, когда я, переодетый в женс-
кое платье, подражаю знаменитым певцам.
- Опять вы перебили меня, - возмутился канцлер. - Не все ли равно,
кто пел эту арию. Важно другое, что ария была гадкой, мерзкой, отврати-
тельной, безнравственной, гнусной. Я не понимаю, за что платят деньги
молодым дипломатам!
Кауниц изверг из себя тираду и потух. Усыпающим взором он обвел ряды
окон, наглухо запечатанных, с ужасом подумав, что, если бы не Тешенский
мир, сюда бы ворвалась пьяная прусская орда, а король Фридрих наверняка
бы велел разбить стекла...
- Ну ладно, - сказал Кауниц, возвращая себе бодрость. - Я посылаю вас
в Петербург, самое страшное место на всей планете, где с женщинами надо
беседовать только на расстоянии, ибо все они болеют ужасными болезнями,
проистекающими от грубого азиатского разврата. Россия ужасна: там царят
голод, свирепость нравов, чума и холера, трахома и оспа, а все русские
бояре - подлецы, взяточники, воры и негодяи.
К счастью, Кобенцль не смотрел на Россию глазами своего канцлера, ве-
ря, что судьба Германии всегда будет переплетаться с судьбою русского
народа. Он сказал:
- Если в России все именно так, как ваше сиятельство утверждает, не
лучше ли послать в Петербург не меня, а сторожа канцелярии, которому все
равно от чего помирать, лишь бы ему на закате дней было приятно и весе-
ло.
- Вы опять, Кобенцль, не дослушали меня... Я желаю наставить вас в
политике, какой вы обязаны придерживаться. Союз Фридриха и Екатерины не
вечен. Мы теперь не в силах привлечь Россию к своим планам. Значит, мы
должны примкнуть к планам России! Сейчас крепнут слухи о "Греческом про-
екте"; если они справедливы, пусть Потемкин наслаждается войною с турка-
ми за Грецию и ее свободу, Австрия тем временем будет проникать на Бал-
каны, покоряя там дикие племена южных славян... В Петербурге старайтесь
не касаться "Греческого проекта", но всюду напоминайте о выгодах дружбы
между нашими дворами. Конечно, Мария-Терезия уже стара, в ее годы невоз-
можно оторваться от гробов, в которых усопли ее достославные предки. За-
то наш император Иосиф еще бодр, храбр, красив, настойчив, и Екатерина
не устоит перед ним, когда он явится перед нею под загадочным именем
"графа Фалькенштсйна"...
Кобенцль велел жене собираться в дорогу:
- Мы везем в Петербург много денег, табакерки для Потемкина и Безбо-
родко, пора укладывать багаж - мой грим, мои красные и синие парики, те-
атральные костюмы и ноты...
Гаррис немедленно известил Лондон: "Кобенцль, должный прибыть из Ве-
ны, отличается редким умом и большой деятельностью; назначение его сюда
будет крайне неприятно прусскому королю". Фридрих вызвал наследника -
Фридриха-Вильгельма.
- Мне очень неприятно, - сказал он, - назначение этого комедианта в
русскую столицу... Слушай, кретин! - произнес король в том обычном тоне,
в каком привык разговаривать со всеми родственниками - Гогенцоллернами.
- Надеюсь, ты еще не забыл клятвы, данной при русском наследнике Павле?
- Никак нет, ваше королевское величество.
- Боюсь, как бы эту клятву не забыл Павел... Молодым людям иногда
следует напоминать, что они наболтали в пьяном виде. Значит, тебе предс-
тоит съездить в Петербург, и будь любезен со всеми, начиная от швейцара
и кончая самой русской императрицей. Пруссия не потерпит, если венское
влияние в Петербурге пересилит влияние берлинское...
...Вместе с послом Кобенцлем приехала и его сестра, графиня Румбек,
умевшая произносить одно краткое русское слово.
- Но русский посол в Вене, князь Голицын, - говорила она, - рассказы-
вал мне, что извозчики и дровосеки Петербурга обладают очень вырази-
тельным лексиконом, который мне и желательно постичь в совершенстве.
У людей, которые с жиру бесятся, разные бывают фантазии. Но Екатери-
на, недоверчивая, через полицию велела установить за любительницей ма-
терщины негласное наблюдение.
5. ЧЕПЕЦ ЗА МЕЛЬНИЦУ
Внуков своих, Александра и Константина, бабушка отняла у родителей,
сама нянчилась, сочиняла для них детские сказки. Ни Павел, ни жена его
не смели подступиться к детям без разрешения бабки. Осужденная только
рожать, великая княгиня была лишена счастья материнства и часто плакала.
Екатерина женским слезам никогда не верила. Речь ее была проста:
- Сегодня хорошее утро, не погулять ли нам?
Мария Федоровна откликалась:
- Вся природа распустила свои красоты ради этого волшебного дня, и
душа моя стремится окунуться в блаженство, осеняющее меня своим аромат-
ным дыханием.
Выспренний пафос невестки коробил Екатерину, но она знала, что это -
наследие затхлой германской провинции. Екатерина не верила в искренность
чувств невестки, догадываясь, что за приторной слезливостью эта алчная
бабенка скрывает непомерную жажду коронной власти и огорченное честолю-
бие...
В награду за рождение первенца Екатерина одарила ее обширным лесным
урочищем за деревней Тярлево; на берегу тихой Славянки с обрывистыми бе-
регами возникла деревянная ферма "Паульлуст" (Павлова утеха); стараниями
искусных садоводов лес постепенно обретал прелесть волшебного парка. Же-
лая иметь сына подальше от себя, Екатерина поощряла планы создания здесь
большого дворца, предложив Павлу своего архитектора Чарльза Камерона.
Однажды посетив "Паульлуст", она обошла скромные комнаты, посла с тарел-
ки лесной земляники, спустилась в парк. Трость ее уперлась в обнаженную
статую.
- А это еще кто? - спросила она невестку.
- Флора, собирающая цветы.
- Надо же! А я думала - нищая бродяжка, собирающая с прохожих милос-
тыню... Ну, живите, дети мои, Бог с вами.
Сказав о милостыне, она лишила их права просить у нее денег, и Павел
с досадою говорил жене:
- Что Потемкин! Теперь и Бсзбородко богаче нас...
Безбородко выстроил себе дачу в Полюстрове; золотые купола Смольного
ясно светились на другом берегу Невы, а здесь, на берегу полюстровском,
были устроены мостки для купания. Безбородко часами просиживал на балко-
не, через подзорную трубу, подаренную ему адмиралом Грсйгом, высматривая
