Ганнибал с удовольствием выпил водки из "светлейшего" графинчика, со-
оруженного на стекольном заводе Потемкина.
- Ничего у тебя не получится, - заявил он храбро. - Видит собака мо-
локо, да рыло коротко.
- Ты закуси, не пей так, - отвечал Потемкин, придвигая ему пармезан
(увековеченный Боккаччо) и прекрасный рокфор (воспетый еще великим соз-
дателем "Гаргантюа").
Ганнибал их понюхал - отвратился. Потемкин запустил длань в карман
халата, вместе с пригорошней бриллиантов извлек для закуски репку, кото-
рую арап и начал жевать.
- Не получится, - повторил он. - Сколько ни давай мне железа и бре-
вен, а без людей города не построишь.
- Хватай беглых, кои от гнева помещиков спасаются.
- Помещики имеют право требовать их обратно.
- А ты скажи, что светлейший беглым волю дает!
- Да меня же бояре наши со свету сживут.
- Меня первого! - захохотал Потемкин. - Но Херсон ныне для России
важнее оброков и тягл наших. Двадцать тыщ мужиков вышлю тебе из имений
своих белорусских, а ты их к делу употреби и не обижай палками... Порт
нужен! Флоту быть!
На выжженных солнцем пустынях Новой России создавались новые города,
возникали новые судьбы людей - вольных. Кто из крепостных бежал на юг от
барщины, освобождался от крепостного ярма. Новая Россия с будущими горо-
дами и свободными людьми становилась любимым детищем светлейшего, а сло-
во "Крым" Потемкин терпеть не мог:
- Неужто не обойдемся без азиатчины: Крым - Кырым! Зато уж Таврида
станет подлинной благодатью, раем для тела, души отрадою...
В именах городов, им заложенных, всегда ощущался привкус давней исто-
рии-лучшей, нежели была история его жизни!
10. НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ
Уж сколько людских судеб перекорежила Екатерина, не раз нарушала
"равновесие" Европы, но был человек, с которым не могла сладить. Это
калмычка, жившая во дворце на птичьих правах, имея одну лишь обязан-
ность: рано утречком, перед пробуждением императрицы, поставить в туа-
летной комнате стакан подогретой воды для полоскания рта. И вот уже
двадцать лет Екатерина, слывшая "великой", не могла добиться от глупой,
чтобы стакан с водою был поутру на месте.
- В следующий раз, - говорила она, - если не найду стакана с теплой
водой, я тебя... замуж выдам.
Страшнее этого нельзя ничего придумать. Денька два-три вода была на
месте к ее вставанию, а потом вся эта карусель крутилась в обычном по-
рядке... Зорич не выдержал:
- Да выгони ты эту бестолочь на улицу!
- Выгоню... а с такой рожей куда она денется?
Зорич просыпался с иными заботами: что ему делать сегодня? Напиться
как следует? Или созвать гусар для макао? Он смотрел, как хлопочет по
комнатам, всегда в бегах и делах, Захар Зотов, слуга императрицы.
- Скажи мне, Захар, а вот те любители, что до меня тут резвились, что
они делали, когда делать им было нечего?
- Да разное, сударь. Князь Орлов, к примеру, опыты разные устраивал.
Однась чуть дворец не спалил. Васильчиков в подвале на токарном станке
работал. Искусник был. О светлейшем, сударь, и сами знать изволите, что
ни дня без трудов не живет, а Завадовский... тот на арфе играл. Очень
старался!
- А что мне делать, Захар Константиныч?
- Да вы бы хоть книжку какую почитали...
Зорич назвал к себе книготорговцев столицы:
- Измерьте в моем кабинете полки, и чтобы к вечеру книги на них стоя-
ли. Все равно какие, но по размеру полок.
- На каких языках вам читать удобнее?
- На всех, какие существуют на свете...
Екатерина спасалась от него в покоях Потемкина:
- Рисунок, конечно, замечательный, но содержания в нем никакого! Я
устала глупости гусарские наблюдать... А кстати, с кем это вчера Парашка
Брюс кадриль открывала?
- С моим земляком - Ванюшкою Римским-Корсаковым.
- Очень изящный юноша, - сказала Екатерина. - Если тебе не трудно,
князь, сделай его своим адъютантом...
Иван Николаевич Римский-Корсаков пробудился в алькове графини Брюс,
принял от лакея чашку бразильского шоколада.
- Хочешь, я составлю тебе счастье? - спросила его женщина. - Като на-
доел этот серб, прозвонивший ей все уши своими шпорами и саблей. Теперь
она мечтает о непорочном юноше. Тебе надо немножко притвориться, я тебя
научу. Но, чур, бессовестный негодяй, за это я потребую от тебя платы.
- Сколько? - спросил Ванечка, допивая какао.
Как и Потемкин, он был из конногвардейцев...
Булгаков сообщил из Стамбула: интернунций Боскамп-Лясопольский отзы-
вается королем из Варшавы за то, что проболтался перед визирем о завеща-
нии мадам Жоффрсн. Станислав Понятовский, кажется, и согласен был с ее
последнею волею, но прежде просил разрешения на брак у русского Кабине-
та. "А я не такая уж глупая, - сказала Екатерина, - чтобы не понять, че-
го желают в Версале..." Потемкин мечтал привлечь поляков к тем же поли-
тическим задачам, какие одинаково выгодны и России, и Польше. Но в этом
случае не миновать созыва нового сейма, который наложит "не позволям" на
любое решение. Наконец и Версаль, кажется, убедился, что Россия -
единственная соседка Польши, желающая сохранить ее культуру, ее заветы и
традиции...
Екатерина вдруг вызвала Завадовского из его имения Ляличи, удивив
всех, и прежде всего Потемкина:
- Зачем тебе, и без того сытой, подогревать старый бульон, если ты
всегда можешь сварить свеженький?
Брюсша в эти дни нашептала Потемкину:
- У меня на примете, князь, есть молодой человек с вокальными дарова-
ниями. Изящен и непорочен. Если он понравится матушке, уж не взыщи, я с
тебя плату потребую.
- За что? - обомлел Потемкин.
- За рекомендацию в его непорочности...
Украсив мундир Римского-Корсакова аксельбантом, Потемкин вручил ему
букет цветов, велев следовать к императрице.
- Петь будешь потом! - сказал он ему. - А сейчас не старайся казаться
чересчур умным. Матушка тебе - о философии да Вольтере, а ты ей-почем
рожь на болоте... Ступай!
Екатерина, обходя офицеров, желавших ей представиться, внимательно
оглядела молодого человека с цветами.
- Этот букет отнесете светлейшему...
Таков был сигнал: выбор сделан. Только теперь до Зорича дошло, что
творится за его спиною. Пинком ноги отчаянный гусар расшиб двери покоев
Екатерины.
- Уж если вы решили меня взрывать, - крикнул он, - так я погибну,
взорвав и всех со мною... всем уши вырву!
Обнажив шпагу, он настиг князя Потемкина:
- Драться, и сейчас же! Это все твои фокусы...
Из ножен князя вылетела шпага, и мерцающий блеском кончик ее уперся в
кадык на шее храброго гусара:
- Да комара мне и того больше жаль, чем тебя...
Их растащили. Потемкин направился к царице:
- Убедилась, каковы бывают нравы бивуаков гусарских? Уж если на то
пошло, так конногвардейцы - шелковые...
Екатерину знобило от пережитого страха:
- Как я жила с этим дикарем? Мне жутко... Еще немного, кажись, - и во
дворце моем шармютцель бы получился...
От волнения русскую перестрелку она назвала немецким "шармютцелем".
Гнать Зорича из дворца боялись, дали ему время поостыть: пусть привыкнет
к мысли, что не все коту масленица. Он пробовал броситься в ноги Екате-
рине, кричал, что отдаст ей все, что получил, лишь бы остаться при ней.
Екатерина поняла, что кризис миновал. Холодным тоном женщина сказала,
что более в нем не нуждается:
- Для тебя я приготовила город Шклов...
За одиннадцать месяцев своего фавора Семен Зорич, раньше рубашки не
имевший, обрел город Шклов со всеми доходами, более полумиллиона рублей,
еще 80 тысяч рублей "на устройство", еще 240 тысяч рублей для оплаты
долгов, 1500 крепостных душ, земли в Лифляндии ценою в 120 тысяч рублей,
бриллиантов на 200 тысяч рублей и так далее...
Тут бы и конец истории, но примчался из Лялич взмыленный Завадовский:
узнав, что место, на которое он внове рассчитывал, уже занято певцом
Римским-Корсаковым, Завадовский с удивлением выговорил светлейшему:
- Ежели вакансия несвободна, так зачем звали?
- Иди-ка ты... - послал его Потемкин.
Завадовский и отправился к вышеназванной. А та сказала, помедлив:
- Надо было, когда звали, птицей лететь. Опоздал ты, дружок. Потерпи
немножко, я тебя сенатором сделаю...
Новый фаворит, услаждая Екатерину волшебными ариями, не прервал отно-
шений с ее ближайшей подругой Прасковьей Брюс, а Потемкин еще долго по-
том бурчал, недовольный:
- Слонами, тиграми да крокодилами на святой Руси торговать куда как
легче, нежели при дворе нашем состоять... О Боже милосердный! Измучился.
Спать пойду.
11. ОЗАБОЧЕННОСТЬ
Вопрос давний и сложный для государства: мало людей - работать не-
кому, а много людей - чем кормить их? Философы XVIII века склонялись к
мысли, что богатство страны все-таки сопряжено с обилием населения, и
потому Екатерина, послушное дитя эпохи "просвещенного деспотизма", по-
корно плыла в русле своего времени. ..
При очень высокой нравственности простого народа, девки русские иног-
да в подоле приносили, а чтобы от позора уйти, подкидывали младенцев
между грядок на огородах. Наконец, частые войны и общая неустроенность
городской жизни усиливали бездомность, сиротство, нищенство. Энцикло-
педисты были первыми европейцами, признавшими большую заслугу России
в создании воспитательных домов, а Дени Дидро (при всей его бедности)
прислал Екатерине даже денег на их устройство. По совету профессора
Аничкова, вышедшего из народа, было объявлено, что воспитательные до-
ма станут производить новую породу людей - не рабов и не дворян, а сво-
бодных граждан! Воспитанники обретали знание ремесла, годного для
обеспечения жизни. Великая мать-Россия фабриковала таких "граждан" с
охотной поспешностью, с какой на фабрике Козснса, наверное, печатались
бумажные ассигнации. Во время пребывания двора в Москве императрица про-
сила узнать, когда больше всего поступают незаконнорожденные подкиды-
ши... Ей доложили:
- Начиная с полуночи... горохом сыпят!
- Желаю видеть картину гражданской прибыли, сначала поедем в ро-
дильный дом, - велела Екатерина лейб-кучеру.
Потемкин поехал с императрицей:
- Своих детей не бережем, так о чужих печемся...
Женщинам позволялось рожать в черных масках на лицах, с правом не от-
вечать на вопросы об отце, а рожденный тут же отнимался - ради свободно-
го гражданства. Потемкин сказал, что этим образовалась удобная лазейка
для избежания рабства в народе. Наверняка многие крепостные родители
сознательно оставляют своих детей. Правда, они больше никогда их не уви-
дят. Зато утешены верою: их дети не будут крепостными.
- Но вижу и другую крайность! - добавил Потемкин. - Эти граждане со
временем могут стать офицерами и чиновниками, достигнув эполет и дво-
рянства для себя. А тогда, зачатые в рабстве. они ведь тоже рабов себе
заведут. Разве не может так статься, что кто-либо из них своих же роди-
телей в положении рабов иметь будет... Не смейся, Като!
За полночь они посетили воспитательный дом; в приемном покое, по при-
меру римского San-Spirito, действовал особый механизм для принятия детей
с улицы, помогающий матери остаться неизве - стной. Екатерина, входя в
роль опекунши, беседовала с прислугой и врачами, поучая их, как надо
кормить младенцев. Детям квасы давать разрешила без доли хмельного бро-
жения, чтобы они не ведали даже слабого опьянения.
- Пеленать грудных не следует, на помочах не водить. Пусть лучше пол-
зают, затем и сами на ножки подымутся...
Раздался звонок! С улицы был устроен лоток, уложив на который младен-
ца мать дергала сигнальную веревку (после чего, как правило, убегала).
Сразу задвигалось механическое колесо - плод грешной любви, повинуясь
движению лотка, въехал внутрь воспитательного дома. Екатерина размотала
тряпицы, объявив, что явился новый гражданин России:
- Обклался, сердешный! Но здоров. Хорош будет...
