но...
Потекли осенние дожди, и 9 сентября 1777 года двор перебрался из
Царского Села на теплое столичное житье.
На шаткое поведение барометров не обратили внимания. Полсотни фонта-
нов в Летнем саду еще выбрасывали красивые струи, осыпая водяной пылью
деревья, подстриженные в форме шаров, трапеций и конусов. Ничто не пред-
вещало беды. Только (как потом вспоминали) кошки начали беспокоиться,
таская своих котят на чердаки, а сторожевые псы громко выли, силясь сор-
ваться с привязи. В городских хлевах мычали коровы...
Нева текла спокойно, чуть взлохмаченная рябью, едва накрапывал дож-
дик. Екатерина писала: "В десять часов вечера ураган с шумом выбил окно
в моей комнате; с этой минуты дождем посыпались всевозможные предметы -
черепица, кровельная жесть, стекла, вода, град, снег... Я проснулась от
грохота, позвонила, и мне объявили, и то вода у дверей". Из своих комнат
к ней поспешил Потемкин, зычно крича:
- Снимайте часовых с постов! Пока не поздно, снимайте, ведь сами они
с постов не уйдут...
Павел с женою на сносях жил во дворце и тоже проснулся от бури. Ека-
терина слышала его визгливый голос:
- Это безбожный город! И сама стихия отмщает ему за все кровавые
преступления злодеев-царедворцев...
Было странно видеть кареты, на запятках которых по колено в воде сто-
яли выездные лакеи. Волны с шумом разбивались о стены Зимнего дворца, с
жалобным звоном вылетали из окон брюссельские стекла, стоившие немалых
денег. На глазах Екатерины с Васильевского острова летел - через Неву! -
забор, распадаясь на части. Немецкий корабль из Любека, нагруженный яб-
локами, вдруг поехал вдоль набережной и завернул за угол дворца, где с
треском и разрушился. Ветер толкал через обвалы набережной тяжеленные
барки с зерном и капустой, они сокрушали береговые строения; деревья,
отрываясь от земли, взлетали к небесам, обчищенные ветром так, что ни
единого листочка не оставалось на ветках. С надрывным ревом плыли коро-
вы, уносимые вдаль, и - тонули. Из Невы вырывало водяные смерчи, закру-
чивая воду в штопор. Екатерина сказала Потемкину, что желает пройти в
Эрмитаж; там она увидела ужасающий хаос, все украшения с каминов были
сброшены, под каблуками туфель хрустели осколки стекла и фарфора...
- Боже мой, мы совсем забыли! - воскликнул Потемкин.
- О чем ты, друг?
- Забыли о колодниках в подвалах...
Вдалеке вода ломала роскошный корабль герцогини Кингстон, за ним вид-
нелся поредевший лесок. Нева могуче несла на себе все то, что люди копи-
ли и создавали: избы с окраин, собачьи будки, кровати и курятники, столы
и комоды, а кладбища, раскрыв могилы, отправляли в море гробы с покойни-
ками, и утопающие цеплялись за гробы... В полдень река, словно опомнясь,
разом вобрала всю воду в свое русло и потекла, как обычно.
Часовые, слава Богу, спаслись. Потемкин спросил:
- Като, а сколько было в столице колодников?
- Вон явился Чичерин, спроси у него...
Генерал-полицмейстер сказал, что из острога унесло в море 300 арес-
тантов, а в самом городе было еще 2000 колодников, чтб с ними - он еще
не знает. Екатерина сказала:
- Не было печали, так черти накачали! Сколько ж теперь денег понадо-
бится, чтобы восстановить все?..
Летний сад перестал существовать. За выстоявшей решеткой склонились
изуродованные деревья, все фонтаны были истреблены, а центральный (там,
где ныне пруд) занесло илом и грязью. На Петергофской дороге только на
даче Яковлевых с корнем вырвало 2000 мачтовых деревьев, сохраняемых еще
от петровских времен. Екатерина сказала, что яхту Кингстонши берется от-
ремонтировать за счет казны.
- Никола Иваныч, а что там наши дипломаты?
Корберон второпях записывал: "Но где сердце обливается кровью, так
это в предместьях и окрестностях, особенно в Калинкиной деревне: опроки-
нутые дома, трупы мужчин, детей и женщин, всюду мертвый скот со вздутыми
животами; там царит всеобщее отчаяние". На одиннадцать верст в округе
столицы долго еще находили утонувших людей и животных. Невская набереж-
ная была разворочена. Корабли стояли прямо на мостовых, теснились перед
дворцами, воткнув бушприты и мачты в зияющие окна... Светлейший указал
Чичерину, чтобы полиция начинала подсчитывать убытки и количество погиб-
ших.
- Беднякам пострадавшим казна даст пособие...
Дрова всегда были в цене, а буря разбросала поленницы, уложенные на
зиму, и теперь обыватели ходили по дворам, с руганью и кулачным боем
требуя, чтобы вернули "их" дрова, приплывшие в чужие ворота. Из одной
только Академии художеств буря унесла 1600 кубических сажен дров, при-
мерно столько же потеряли и полки гвардии. А впереди зима! Как выжить?..
[30]
Но русский человек умеет и в страшном находить веселое. Лакеи после
спада воды руками ловили щук и язей в подвалах барских хором, хвастались
один перед другим:
- Во такой лещик! Я его прямо на сковородку...
Граф Никита Панин тоже изловил у себя дома щуку. А кому-то здорово
повезло: из-под своей кровати он выудил гигантского осетра.
Екатерина велела ученым доложить о причинах неслыханного бедствия.
Академия вкупе с инженерами-гидротехниками сделали неправильные выводы.
Козла отпущения искали не в стихии, а в слабости полиции, доказывая: ес-
ли бы Екатерининский канал не был заставлен баржами, наводнения не слу-
чилось бы. Екатерина призвала к себе Чичерина, зачитала сентенцию:
- "Суда стояли так неправильно, что они мешали невской воде выйти в
море..." - Отбросив бумагу, императрица в пояс, нижайше, поклонилась Чи-
черину: - Ну, удружил ты мне, Никола Иваныч! Не по твоей ли милости ты-
сячи людей и скота погибло, а люди с ног сбились, свои поленья разыски-
вая...
Чичерин не ожидал выговора. Но и доказать свою невиновность не мог. У
Николая Ивановича тут же, во дворце, случился "удар" (который ныне при-
нято называть инсультом). Беднягу вынесли из дворца замертво...
О наводнении в Петербурге прослышали и в Стамбуле.
- Неужели русская Нева шире моего Босфора?
Вопросив об этом, султан Абдул-Гамид качнул над головой клетку, укра-
шенную голубеньким бисером, и канарейка, вздрогнув на жердочке, усладила
его слух прекрасной мелодией. МухамедНеджати-эфенди, побывавший в плену
и живший в Петербурге, сказал, что безверие русских не поддается описа-
нию:
- Они протягивают мост через Неву, по которому и бегают на Василий
Остров, подобный стамбульской Галате, но Аллах мудр и справедлив: этот
мост наверняка оторвался от берегов, и прахоподобные гяуры с воплями по-
тонули...
Абдул-Гамид интересовался русской жизнью:
- Излей же на меня сладкий сок достопримечательного!
Мухамед-Неджати-эфенди склонился перед султаном:
- Неверные кормили меня дичью, рыбой, медвежатиной и раками, которыми
их реки переполнены. Изволю я, слабый и глупый, вспомнить дом на берегу
Невы, в котором собраны книги еретические. Полно там и банок стеклянных,
вроде уличных фонарей, а внутри банок плавают всякие уродства природы, и
правоверным лучше бы их никогда не видеть...
- Сколько в этом доме окон и как его охраняют?
- Дом в три этажа, окон не считал я, недостойный твоего внимания. На
лестницах там стоят великаны, проверяя, есть ли у входящих билеты для
осмотра чудес из Индии и Хатына (Китая). С билетами пропускают, а без
билетов - гонят обратно на улицу. Нева каждую зиму наказывается по муд-
рости Аллаха толстым льдом, но хитрые гяуры таскают лед в свои подвалы и
там до осени хранят мясо и дичь, варенье и масло.
- Забавно все это, - сказал султан, расправив руками бороду поверх
халата, сшитого из черного бухарского шелка. - Кажется, тебе удалось по-
бывать на самом краю нашего света, где прачки, стирая белье, развешивают
его на облаках...
Затем явился великий визирь - Юсуф-паша:
- Властитель двух суш и четырех морей, султан сын султана и внук сул-
танов, в Париже умирает мадам Жоффрен.
- Ты уверен, что мне это нужно знать?
- О нет, стоит ли она вашего внимания! Но перед смертью эта презрен-
ная, бывшая когда-то любовницей Станислава Понятовского, завещала Людо-
вику, чтобы он срочно женил его на принцессе Бурбонской... Весело ли вам
от моего рассказа?
- Нет, - ответил султан. - Иное волнует меня: Потемкин открыл в Пе-
тербурге гимназию для греков, а царь Ираклий простер дерзость свою до
того, что устроил в Тифлисе русскую гимназию для молодых грузин... Что
ты скажешь?
- Пусть это останется в тайне от народа нашего.
- Не слишком ли много у нас тайн?..
Тайна - опасное оружие деспотизма. Если все засекретить, в народе
возникнут домыслы, а фантазия людей представит дела гораздо хуже того,
чем они есть на самом деле. Абдул-Гамид понимал: время от времени необ-
ходимо срывать покрывало со своего престола, чтобы, разоблачив кое-какие
мелочи, утаить главные пороки своей системы... На дворе Сераля постоянно
был открыт "вернисаж" отрубленных голов. Чиновник султана с указательной
палочкой в руках раздвигал веки казненных:
- Вы видите голову Уюба-паши, осквернившего себя вином в гостях у
презренного армянина, отчего увеличился гнев Аллаха к народу османскому,
и не потому ли, правоверные, вчера в лавках Стамбула опять не было хле-
ба?..
Из "Палэ-де-Франс", где размещалось версальское посольство, до Сераля
доносилась музыка - это зазвучал Моцарт!
8. ГОЛОВНАЯ БОЛЬ
5 декабря больной Вольтер написал Екатерине последнее письмо. В нем
было пожелание русскому народу: "Прогнать скорейшим образом всех Турок в
ту Землю, из которой они пришли". Письмо еще лежало в сумке почтальона,
скачущего через всю Европу, когда Екатерина услышала вскрик своего пер-
вого внука: родился мальчик - будущий император Александр I.
- Ну, вот я и бабка, - сказала царица Потемкину. - Пусть мой сыночек
с невесткою не думают, что я отдам им Александра. Мне нужен наследник,
которому и передам права на престол при своей жизни, но в обход своего
сына Павла...
Радость ее была безгранична! Начались праздники. Играя в макао, она
расплачивалась бриллиантами, оценивая каждый в девять очков. Продула 150
бриллиантов!
- Не жалею! У меня есть сын... Не внук, а сын! - смеялась императри-
ца.
Никита Иванович Панин приблизился к ее столу, и Екатерина поморщи-
лась:
- Опять вы, граф? И опять какая-нибудь гадость?
Панин доложил на ушко императрицы, что в последний день этого года
скончался от оспы последний баварский курфюрст - Максимилиан-Иосиф...
Екатерина посовала локлаа словами:
- Ах, что мне за дело сейчас до баварской оспы! У меня великая ра-
дость, и голова о Баварии не болит.
- Ваше величество, у вас еще будет болеть голова...
Король прусский Фридрих проснулся с головной болью.
- Позовите ко мне Циммермана, - сказал он. - Я не стану просить, что-
бы он излечил меня от старости. Но я вправе требовать, чтобы врач изба-
вил меня от ненужной боли...
Академик Тьебо получил от него задание отыскать в библиотеке Сан-Суси
древнюю хронику Виттельсбахов - владельцев Пфальца и Баварии. Король за-
пил паштет минеральной водой.
- Прочтите вслух то место, где говорится о проклятии, которое наложи-
ла на род Виттельсбахов сказочная фея в горах Тироля, после чего и нача-
лись все эти несчастья...
Тьебо прочел: в Х веке Арнульф Злой провел ночь в горах, застигнутый
бурей, а когда вернулся в замок, родные поразились его мрачному виду;
Арнульф Злой сказал, что общался с прекрасной феей, посулившей ему коро-
ну баварских герцогов, но за эту услугу Виттельсбахи тысячу лет будут
безумны.
- И огонь безумия, - заключил Тьебо, захлопывая старинный фолиант, -
передался роду Габсбургов, которые с упорством ненормальных веками род-
нились с баварскими Виттельсбахами.
Фридрих кивнул. Гогенцоллерны - не сумасшедшие.
- Вот за что я люблю историю! - сказал он ученому. - Человек, прожив-
