преосвященство!
В приемной Потемкина всегда стояли шахматные столики с начатыми пар-
тиями; Платон, духовник императрицы, был любимым партнером светлейшего.
За игрою беседовали о политике. Платон часто спрашивал:
- А каковы крымские новости, князь?
- Никаких хороших, - отвечал Потемкин. - Дсвлет-Гирей, по слухам, ре-
монтирует дворец в Бахчисарае, а Шагин-Гирей живет в Полтаве на русских
хлебах. Французы остаются верны заветам герцога Ришелье и укрепляют Бос-
фор и Крым пушками...
А русский купец-удалец, молодой парень по прозванию Никита Михайлов,
торговал в Крымском ханстве гвоздями московскими. Случилось ему гулять
по берегу моря, когда татары возились с пушками, выгружая их с кораблей
султанских. Вышел к морю и хан Девлет-Гирей, знавший Никиту с тех пор,
как во дворце ханском он подновлял веранду в гаремном садике.
- Вот из этих пушек и напугаем вас, - сказал хан.
Меченные бурбонскими лилиями королей Франции, пушки валялись на влаж-
ной морской гальке. Михайлов стал мерить длину орудий своими пядями, как
плотники измеряют длину досок. Девлет-Гирей подозрительно наблюдал за
парнем:
- А зачем ты, пес, пушки мои измеряешь?
- Хочу знать, высокий хан, улягутся ли они на телеги наши, когда из
Крыма мы их к себе на Москву потащим...
Девлет-Гирей схватился за саблю, но, смирив гнев, только выругался и
пошел прочь. Свежий ветер распахнул полы халата, растрепал конец тюрбана
на его голове. Из ажурного киоска, упрятанного в зарослях дикого виног-
рада, сладостно распевал о муках любви молодой красивый татарин:
Ты розу мне в залог дала,
По у меня ты сердце отняла
Я розу тебе уже не верну
В дыханье ее, как в тебе, угону.
Никита Михайлов широко зевнул и пошел спать. Завтра, чуть свет, ему
опять на майдан - гвоздями торговать!
2. ФЛОТУ ПЛЫТЬ ДО НЕАПОЛЯ
Ежегодные походы в Средиземное море приучали моряков к сложности на-
вигации, к познанию языков иностранных, к неизбежному сравниванию: как у
них и как у нас, что лучше, а что хуже!.. А летом маневры с огнем страш-
ным, залповым...
Прохор Курносов, сюрвейср и кавалер, натянул на искалеченную руку
перчатку, дабы инвалидностью излишне не хвастать. Флагман эскадры дал
залп с двух бортов сразу. От резкого напряжения корпуса корабль осел на
два фута ниже ватерлинии, потом занял прежнее положение, подпрыгнув, как
поплавок.
- Слеза по обшивке, - доложили из трюмов.
- Слеза не течь, - заверил их Прошка...
Со времени вызова в Петербург пришлось зимовать в Ревело, а милая Ка-
мертаб-Аксиньюшка осталась с детьми в Азовс, где морс ласковее. Виноват
Потемкин: уговорил обратиться в Департамент герольдии, чтобы его с по-
томством к дворянству причислили. Волокита в делах Сената задержала его
на Балтике, а он уже возмужал и очень к семье тянулся... Ноги в ботфор-
тах расставил поширекачало. Пятнадцать кораблей и семь фрегатов развора-
чивались в серости моря. Еще залп - и свисток:
- Сюрвейер Курносов, адмирал ждет...
Самуил Карлович Грейг угостил его шартрезом.
- Слушай, - сказал он, - у меня к тебе просьба. По указу ся величест-
ва, на маневры допущены послы иноземные. Тут их много - только корми.
Хотят повидать "низы" наши. Спусти их под палубу в брот-камсры и отвори
крюйт-камеры...
Среди дипломатов был Корбсрон, писавший: "Целый день пьянствовали,
ели, слышали один русский язык... Необыкновенная опрятность судов приве-
ла всех в восторг!" Курносов откинул люк, мадридского посла де Ласси
предупредил по-испански, чтобы в "низы" корабельные с сигарой не лез:
- Иначе останется от нас дым с большой копотью...
В крюйт-камерах - бочки с порохом, на стеллажах лежали пушечные заря-
ды. Корберон все записывал: "Царствующий порядок доставил мне удо-
вольствие". Прошка провел гостей и в брот-камеру, где хранились пищевые
припасы команды. По-хозяйски налил послам водки, оделил сухарями. Корбе-
рон отметил: "Сухари хотя из ржаной муки, но очень вкусные". Иностранные
послы и атташе наперебой спрашивали о рационе матросов.
- Рацион прост. Щи и каша. Мясо четырежды в неделю. В остальные дни
соленая лососина и масло, конечно, коровье. Водки на день по чарке. Еще
моченые яблоки. И лимоны.
- А сколько в год получает матрос?
- Восемь рублей, - сказал Прошка. - Холостому и непьющему хватит. А
семьи женатых огороды имеют. Скотину держат. Сады разводят. Когда матрос
уходит в отставку, на берегу у него уже исправное хозяйство. Таковы наши
порядки... А как у вас?
Маневры кончились. Казна отпустила на эскадру Грейга премию в 375 ты-
сяч рублей, чтобы эти деньги разделили между офицерами и матросами.
Грейг звал в салон к себе господ офицеров эскадры, Прошка снова встре-
тился с Федей Ушаковым - в чине капитанлейтенанта он служил на фрегате
"Северный орел".
Адмирал Грейг с бокалом в руке возвестил:
- Теперь, когда лишних не стало, мы, господа, можем и выпить как сле-
дует... За матушку Катерину - виват!
- Виват, виват, виват! - откричались под водку.
- А я, Прошка, укачиваться стал, - сознался Ушаков.
- Побойся Бога. Тебе ли укачиваться?
- Ей-ей. Нс шучу. На Черном море - хоть бы што, и ел за пятерых, а
тут, на Балтике, волна паршивая, корабли валяет. Утешением мне одно:
знаменитый британский адмирал, почтенный милорд Джордж Энсон, свершив
кругосветное плавание, целое ведро наблевал, когда его корабль плыл по
Темзе.
Ушаков мечтал теперь вернуться на Черное море. Кстати, готовилась эс-
кадра коммерческих судов Козлянинова для отплытия в Неаполь, и капи-
тан-лейтенант был согласен плыть под коммерческим флагом.
- А ты как? - спросил он Прошку.
- Мне сам Бог велел, надо и семью повидать...
Перед отплытием Курносов побывал в столице. На Невской першпективе,
освещенной масляными фонариками, повстречался. ему человек - лицом вроде
бы и знакомый:
- Не господин ли Радищев из пажей будете? Ежели так, сударь, мы ког-
да-то в дому Рубановских встречались.
- Ваша правда, - ответил Радищев. - Паче того, на девице Рубановской
и женился я. А вы, вижу, из плотников уже в чины вышли... Уж не топором
ли вам пальцы-то отрубили?
- Да не! Турки оторвали. А вот, помню, был у рубановских в гостях еще
и Федор Ушаков, тоже из пажей, как и вы.
- Умер он в Лейпциге. Хочу книжку о нем писать.
- Чудно! - удивился Прохор. - Жил человек, как все, веселился, вино
пил со мною, и - вдруг! - книжка о нем. Даже не верится... Выходит, и
обо мне сочинить можно?
- Ежели, сударь, достойны гиштории окажетесь... Ну, - раскланялся Ра-
дищев, - легкой вам службы во славу отечества.
- Легкой-то у нас не бывает. Впрочем, благодарю вас...
Радищев грустно улыбнулся и пошел своим путем.
Прохор Курносов пошел своим.
Отправка эскадры - дело хлопотное. Чесменская битва (при колоссальных
жертвах и множестве ранений) нечаянно открыла, что в экипажах кораблей
сражались и... женщины. Извещенная об этом Екатерина была озабочена "по-
ловой" проверкой команд. Капитан второго ранга Козлянинов заверил ее,
что проверка уже была.
- На этот раз вроде нету бабья.
- Всегда говорят, что нету, а в море они, как клопы, из люков выпол-
зают. Раздевать матросов пробовали?
- Раздели. Трех баб нашли. Выпороли и отпустили.
- Так им, блудам, и надо... Плывите с Богом!
Поплыли. Однажды утром сюрвайер поднялся из каюты на палубу - в расп-
лывчатой мути вдалеке качало чей-то корабль.
- Идет без флага, - показал на него Ушаков. - Кажется, у них что-то
не в порядке. Не хочешь ли помочь им?
На шлюпке подгребли к кораблю. Курносов окликнул:
- Почему без флага, эй! Что случилось у вас?
На палубе его встретил веселый и румяный человек.
- Господи! - воскликнул он. - Никак, свои, русские?
- А ты кто таков? Чей корабль?
- Я библиотекарь императрицы Екатерины - пиит Петров, Василий Петро-
вич, прославленный в веках еще при жизни своей. А яхтой владеет герцоги-
ня Кингстон... Да что мы стоим? Полезай в люк. Ах, Боже, даже не верит-
ся, что ты русский.
О таком поэте Прошка впервые слышал, но из газет ведал, что в Англии
герцогиню Кингстон хотели клеймить каленым железом за все ее фокусы с
мужьями. Внутри корабля поражало великолепие - сказочное. В проходах ви-
сели картины в богатых золоченых рамах. Петров походя говорил:
- Вот тебе Клод Лоррен, а вот и сам Рафаэль...
- Не боитесь, что англичане потопят вас?
- Боимся. Время тревожное. Потому и флага не держим...
Петров толкнул зеркальную дверь - прямо в духоту тропического сада,
наполненного ароматами редкостных растений. На ветках сидели диковинные
попугаи, клекотали павлины. В салоне Петров зазывал гостя к столу, пот-
чевал марсалой.
- Да меня на фрегате ждут, - отнекивался Курносов. - Я вот сам кораб-
ли строю. Повидал их на своем веку. Разных. Но такой тщательной отделки
убранства еще никогда не видывал.
- Герцогиня строила этот корабль специально для путешествия в Россию,
взбрело ей в голову - сделаться статс-дамою нашей Екатерины. А нас-
ледство у нее от мужей. Богата! Спасибо, хоть башку ей топором не снес-
ли... Вон картина висит - посмотри: это она в обмороке изображена, когда
в Лондоне судили ее за двое- или за троемужество - она сама того не зна-
ет!
На картине была представлена молодая красавица, у которой соблазни-
тельно обнажена грудь.
Прошка удивился:
- А чего это она судьям титьку свою показывает?
- Чтобы разжалобить. Опять же для красы...
Кингстон приняла Прошку, лежа в постели.
- О, как я люблю русских! Встречные ветры отнесли мою яхту в сторону,
и теперь боюсь, чтобы корсары короля Англии не наказали меня ядрами за
мою страсть к путешествиям.
- Поднимите флаг Франции, но лучше коммерческий.
- Вы дали мне ценный совет, - сказала Кингстон. - А правду ли пишут в
газетах, что ваша царица умирает от рака?
- Впервые слышу, - изумился Прошка...
Он вернулся на фрегат "Северный орел", и корабли разошлись - каждый
своим путем. Козлянинов предупредил команды, что возможны нападения ал-
жирских и английских пиратов. Корабли Георга III беспощадно грабили в
море и уничтожали всех подряд" настигнутых на коммуникациях мира, дабы
пресечь связи Европы с Америкой. Это был наглейший морской бандитизм...
За ужином в кают-компании Ушаков сказал:
- Вояки липовые! Лупят их там американцы...
За океаном возникла, не всем еще в Европе понятная, фигура Джорджа
Вашингтона, первого президента той страны, которой еще не было на геог-
рафических картах. Георг III в какой уже раз снова умолял русский Каби-
нет продать ему солдат!
Прошка проснулся от музыки. Белый город ослепительно сверкал на расц-
ветающих берегах. Это был Неаполь.
И в ревельской "ссылке" Екатерина не оставила Андрея Разумовского
своим тайным наблюдением. Ей было приятно, что даже в чопорном Ревело он
сумел завести фаворитку. Ну что ж! Пора употреблять молодого человека в
деле... Она вызвала его в Царское Село, вместе они гуляли в парке.
- Предупреждаю: вы у меня в строгой опале, которую и заслужили. Не
старайтесь мне возражать. Я больше вас жила, и я умнее вас. Что вы есть,
милостивый государь мой?
- Я офицер вашего флота, генерал-майор вашей армии, наконец, имею
честь состоять камер-юнкером вашего двора.
- Меня не интересует окраска ваших павлиньих перьев. Я спрашиваю о
другом - что вы способны делать?
- Что угодно вашему величеству.
- Вы отправитесь в Неаполь... моим послом!
Стал накрапывать дождик, они вернулись во дворец. Заварив для себя
кофе, Екатерина не дала графу даже понюхать его. Пила сама. Разумовский
соображал. Умный, он все понял:
- Нашему флоту понадобилась стоянка в Сицилии?
- Необходима. Флот растет.
Андрей Разумовский понимал, что от него требуется.
