невинность...
Он спросил у матери только их имена - Елена и София, а фамилии девоч-
кам придумал уже в дороге: Глявонэ и де Челиче. Ехать через австрийские
пределы Боскамп боялся, ибо в отдалении уже громыхало оружие - прусское.
Но проездом через Хотин спекулянт с прибылью для себя запродал Елену в
гарем хотинского паши Софии было тогда тринадцать или четырнадцать лет.
В Подолии, не вынеся разлуки с сестрой, она расхворалась. Везти ее
дальше было нельзя. Интернунций оставил девочку в доме каменецкого ко-
менданта Яна де Витта:
- Я полагаюсь на вашу сдержанность, пане. Не испортите мой "товар",
чтобы я не терпел убытков.
- Я для этого слишком стар, - заверил его де Витт...
Через год пана навестил в Каменец-Подольске сын его, гоноровый шлях-
тич Иосиф де Витт в чине майора, и юная Софья Глявонэ (или де Челиче?)
обручилась с ним в Зильковецком костеле. Майор сразу же увез ее в Париж,
где король Людовик XVI сказал ему:
- Для такого бриллианта нужна и дорогая оправа!
Даже слишком дорогая, а потому майор разорился и стал торговать кра-
сотою жены - не хуже интернунция Боскампа. В числе коронованных покупа-
телей Софьи были германский император Иосиф II, шведский король Густав
III и... и...
- Берите с них подороже, - внушал де Витт жене.
У женщины хватало ума не следовать вычурным модам Парижа: Софья появ-
лялась всюду наподобие античной богини, облаченная в древнегреческий хи-
тон из белого муслина с широким разрезом от бедра до пят, а муслин был
столь прозрачен, что через него ясно просвечивались контуры ее идеальной
фигуры. Тогда же Софью де Витт прозвали в Париже "la belle Phanariote"
(прекрасная фанариотка)!
Купленная за жалкие гроши на грязном базаре Стамбула, без роду и пле-
мени, эта женщина и станет последней страстью светлейшего князя Потемки-
на-Таврического. А знаменитый в нашей стране парк в Умани сохранил ее
имя - Софиевка... Боже, сколько жизней было загублено в этом парке, ког-
да мужики передвигали горы, возводили плотины и выкапывали для черных
лебедей глубокие озера! Но это случится гораздо позже, когда "прекрасная
фанариотка" станет женою двух графов Потоцких-сначала отца, а потом сы-
на... Уж не в наказание ли господне уманьское землетрясение 1834 года
переломало в гробу ее грешные кости?
О судьбы! Кто вас выдумывает?..
ДЕЙСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Вооруженный нейтралитет
"Я хочу управлять сама, и пусть знает это Европа!" - говорила она По-
темкину... Екатерина имела уже значительный опыт в деле дипломатии, и
свои недюжинные дипломатические способности развила в дальнейшем до со-
вершенства... Екатерина любила называть Потемкина своим учеником в поли-
тике, но нередко сама поддавалась его влиянию.
История дипломатии, 1959, т. 1
1. БОЛЬШАЯ ИГРА
Оберегая свои людские ресурсы, Англия всю тяжесть борьбы с врагом не-
изменно перекладывала на плечи той страны, которая делалась британским
партнером.
Сейчас англичанам хотелось, чтобы Петербург, союзный Лондону, всту-
пился за британские интересы в Америке. Англичане, жившие в Петербурге,
свысока считали себя вроде колонизаторов в стране дикарей, имея на своих
печатях оттиск: "English Factory at St. Petersbourg", - как будто Россия
была их колонией, а Петербург-лишь фактория на путях в Персию.
Лондон! Герцог Суффолк, глава иностранной политики короля Георга III,
принял у себя опытного дипломата Джеймса Гарриса, в будущем лорда
Мальсбюри.
- Нам есть о чем подумать, - сказал он ему. - Фаворитизм при дворе
Екатерины принес уже немало хлопот, и мы напрасно хотели выявить полити-
ческие симпатии ее избранников. Все куртизаны оказались лишь дорогой ме-
белью для спальни Екатерины. Теперь мы до конца уяснили, что фаворит су-
ществует только один-Потемкин, пусть он и станет для нас тем верблюдом,
которого следует навьючивать нашим грузом... Значит, вы едете в Петер-
бург, дабы завладеть Потемкиным в великобританских интересах, используя
его мощное влияние в делах империи.
- Мне кажется, - отвечал Гаррис, - вы излишне драматизируете обста-
новку. Наши послы в Санкт-Петербурге неизменно добивались успеха, ис-
пользуя подкуп русских сановников. Не проще ли и на этот раз потревожить
банкиров Сити, которые охотно пойдут на жертвы, благо Россия для них бы-
ла неиссякаемым источником обогащения.
- Да, так было, - согласился Суффолк.
Он ознакомил Гарриса с архивною справкой: при Елизавете, в самый раз-
гар Семилетней войны, английское посольство имело 100 тысяч фунтов стер-
лингов для подкупа русских политиков, в краткое правление Петра III по-
сол Кейт творил любые дела, имея лишь 60 тысяч фунтов... Гаррис спросил:
- С какими же деньгами отправите вы меня?
Ему давали для подкупов 36 тысяч фунтов.
- Этого вполне хватит, - заверил его Суффолк. - Ртуть в барометре
продажности сползает вниз, из чего напрашивается печальный для Англии
вывод: русский Кабинет обрел должное равновесие, понятие о гражданской
чести повысилось, политики перестали продаваться за деньги. Впрочем, уз-
найте у банкиров Сити, что они там думают...
Дельцы Сити с огорчением признали, что Потемкин, к сожалению, непод-
купен: сейчас он, кажется, способен продаться лишь за корону Курляндии,
которую донашивает вечно пьяный герцог Петр Бирон, впадающий в маразм,
или корону Речи Посполитой, где шляхетство презирает своего короля.
- Турки сейчас вырезали семью молдавского господаря, и не исключено,
что, возникни новая война с Турцией, Потемкин будет претендовать на гос-
подарство Молдаванское.
- Я слышал, что он кругом в долгах?
- Это так. Но, должный миллионы, он и забирает миллионы, ни с кого не
требуя отчета, он и сам никому отчета не дает...
Сократив субсидии для подкупов, Лондон отпустил Гаррису немалые
деньги для представительства. Посольства в Петербурге всегда расценива-
лись в Европе как самые дорогостоящие. Изобилие застолий обязывало дип-
ломатов тянуться за русскими в искусстве гостеприимства. Назвав гостей,
следовало ублажить их к полуночи горячим ужином (не менее трех блюд),
после чего делалось несколько перемен десерта. Дипломаты отдыхали от
страшных растрат лишь после маслениц, когда русские девы и жены поникали
в скромных одеждах, на смену телятине и дичи являлись грибы с огурчика-
ми, молитвы и попы с кадилами.
- Вам предстоит борьба, и очень трудная, - напутствовал посла Суф-
фолк. - Война с американскими колониями требует прочного договора с Рос-
сией, и здесь мы не поскупимся ничем, чтобы иметь закаленных в битвах
русских солдат. Германию мы уже приучили быть нашей казармой. Но сделать
английской казармой Россию - задача, достойная ваших талантов.
- Каков же будет товар, который я могу выставить для обмена, чтобы у
русской царицы разгорелись глаза?
- Наше положение сейчас настолько скверно, - признался Суффолк, - что
мы согласны отдать даже остров Минорку, по его положению в Средиземном
море столь важный, как важен Гибралтар для нас или Мальта для ее рыца-
рей. Деловой обмен возможен, ибо русский флот нуждается в базах...
Гаррис приплыл в Петербург и поселился в английском посольстве, раз-
мещенном в тупичке Галерной улицы, подле дома Дениса Фонвизина. Впрочем,
Денис Иванович еще продолжал вояжировать по Европе, порядки которой и
обругивал в каждом письме. Ему, слишком русскому, хорошо было только в
России!
Едучи в Россию, Гаррис надеялся увидеть скотоподобную массу рабов,
поверх которой сверкает тончайшая амальгама образованной аристократии.
Все оказалось иначе. Он встретил в Петербурге поглупевших от унижений
царедворцев, а в вестибюлях особняков знати крепостные лакеи, прежде чем
принять с плеч посла шубу, откладывали на кресло читаемый ими томик
Вольтера. Наконец, среди крепостных встречались и уникальные эрудиты,
игравшие роль "ходячих энциклопедий", обязанные в любой момент дать от-
вет на любой вопрос барина.
Панин болел, а Потемкина Гаррис видел лишь дважды, и то издали. Пер-
вый раз он ехал в Островки, окруженный табором поющих цыган и пляшущих
цыганок, а вторично застал его при дворе в окружении мальтийских рыца-
рей, с которыми он беседовал о тайнах средневековой алхимии. Ни в пер-
вом, ни во втором случае светлейший не удостоил нового посла даже кивком
головы. Панин болел водянкою. "Уже сделаны два прокола, но, кажется, на-
до прибегнуть к операции, чтобы с помощью бандажа задержать выпадение
кишок... Панин уже достаточно истрепан жизнью и слишком слаб, чтобы пе-
ренести вмешательство хирурга", - докладывал посол. Слабость не мешала
Никите Ивановичу верно оценивать события за океаном. Правда, он, арис-
тократ-сибарит, высмеивал плантаторов, Джорджа Вашингтона и его генера-
лов-фермеров, которые, чтобы не запачкать скатерть в доме президента,
обтирали донышко чашек платочками. Но на все посулы в золотых гинеях за
предоставление русских войск Панин отвечал весомо:
- Русские солдаты ваши гинеи есть не станут...
Случайно американцы перехватили письмо Суффолка к его приятелю
Вильяму Идену: 20 тысяч русских героев, опаленных порохом сражений (так
писал Суффолк), "станут очаровательными гостями в Нью-Йорке, цивилизуя
эту часть Америки самым лучшим образом". Это известие встревожило не
только Джорджа Вашингтона, но и графа Вержена: в мощи русской пехоты
никто не сомневался! Вержен решил, что Екатерина сохранит политическое
целомудрие. "Можно считать ее фантазеркой, - говорил он в Версале, - но
она достаточно умна и благородна, чтобы не проливать крови русской ради
прибылей купцов лондонских..." Георг III уже не раз молил Екатерину о
продаже солдат для расправы с американцами. Неловкие намеки короля на
то, что волнения в колониях Америки схожи с "пугачевщиной", Петербург
только смешили. Панин с Потемкиным сплотились во мнении, что русский
солдат продажен никогда не был, а сама Екатерина повторяла сказанное в
молодости:
- Россия за чужими хвостами не потащится...
- Подозреваю я, - говорил Потемкин, - что еще при нашей жизни случит-
ся отпадение Америки от короля а гл никого. Нам тягаться с Англией на
морях еще рановато. Но послать свои эскадры для охраны нашей коммерции
надобно сразу же...
Граф Панин был встревожен возможным ослаблением Англии, ибо это ос-
лабление усиливало престиж Франции в делах турецких. Денис Фонвизин, ин-
формируя Булгакова, сообщал и Кабинету, что англичане, "думать надобно,
отступятся от Америки и объявят войну Франции: ибо издревле всякой раз,
когда ни доходила Англия до крайнего несчастия, всегда имела ресурсом и
обычаем объявить войну Франции". Фонвизин был отличный политик.
Встретясь с Корбероном, Екатерина ему сказала:
- Британские каперы захватывают наши суда, плывущие по своим торговым
делам из Архангел ьска... Даю вам слово: кто затронет мою коммерцию, тот
жестоко поплатится!
Корберон правильно ее понял: она декларировала не для него, а чтобы
он разнес ее слова по свету. Президент Джордж Вашингтон вскоре узнал об
этих словах и поспешил успокоить сограждан: просьбы короля Георга "русс-
кой императрицей отвергаются с презрением". Когда Джеймс Гаррис поселил-
ся в унылом тупике Галерной улицы, все, по сути дела, было уже решено, а
Екатерина огорошила нового посла выговором:
- Благодаря вам у меня в стране вздорожал сахар и не стало бра-
зильского кофе! Мало вам разбоя на морях Европы, ваши корабли плывут и в
края дальневосточные, а что им там надобно, ежели племена чукотские и
камчатские суть мои подданные?..
В морях царили нравы пиратские, война за Баварское наследство нача-
лась, русский Кабинет занимался крымскими неурядицами, а Потемкин,
встретясь с Гаррисом, говорил о разведении... шелкопряда:
- Нашим женщинам без чулок житья не стало!..
- Мы попали в дикую Азию, - сказал Гаррис секретарям. - Я теперь не
