Греческие фелюги вошли в узкую, как коридор, Балаклавскую бухту, и
все увидели кипение воды за бортом - от небывалого обилия рыбы. Каччиони
встал и произнес речь:
- Эллины! Не об этой ли самой гавани, населенной великанами-листриго-
нами, пел Гомер в десятой песне своей "Одиссеи": "В славную пристань
вошли мы, ее образуют утесы, круто с обеих сторон вход и исход из нее
ограждая..."
С кабинет-курьером Потемкин переслал ко двору рыбку-султанку, вылов-
ленную балаклавскими греками. Воспетая еще Марциалом, султанка была от-
радою падишахов - в древности ее ценили на вес золота даже пресыщенные
патриции Рима.
- Патриции-то, - говорил Безбородко, - не только вкушали от рыбки, но
еще любовались, бывало, загадочной игрой красок на чешуе, когда султанка
помирала...
Скоро на блюде остался жалкий скелетик красавицы.
- Хотелось бы мне знать, - сказала Екатерина, наевшись, - что еще
кроме рыбки получим мы от обретения Тавриды?
- Очень много неприятностей, ваше величество.
- Ладно. Я сыта. Начнем собираться во Фридрихсгам...
Корабли опускали якоря на добрый грунт Севастополя!
9. ФРИДРИХСГАМ
Европа тысячу лет помалкивала, когда татары истощали Русь, пленяя в
рабстве самых здоровых мужчин и самых красивых женщин, а теперь все по-
литики хором закричали о насилии над бедными татарами. Особенно возму-
щался граф Вержсн в Версале, и Екатерина устроила за это головомойку
послу Франции.
- Вы, маркиз, - сказала она де Вераку, - нотации версальские оставьте
на столе в моей канцелярии. Я делаю, что хочу, и делаю это не у берегов
вашего Ньюфаундленда, а там, где у меня города строятся. Договариваться
о делах Крыма я не с Верженом намерена: в Константинополе мой посол име-
ется, и, слава Богу, турки его в Эди-Куль пока еще не сажают.
- Я позволю себе, - отвечал де Верак, - считать оккупацию Крымского
ханства явлением временным.
- А когда вы, французы, станете брать у турок Египет, мы согласимся,
дорогой маркиз, считать оккупацию постоянной...
Фридрих II, дожевывая паштеты из угрей, тоже протестовал, но, скорее,
от зависти - на русском столе появится жирная кефаль и каперсы для супа,
а ему от благ Крыма вряд ли что перепадет, Франция вдруг ослабила дипло-
матическое давление на Петербург: все гири, которые потяжелее, гибкий
политик Вержен удачно переставил на чашу весов в Константинополе, дабы
вред России исходил уже не от Версаля, а со стороны султанских визи-
рей... Как видите, человек был умный!
Яков Иванович Булгаков решительно отвергал протесты Турции, в очень
нервной беседе с визирем он даже кричал:
- Не вы ли Очаков и Суджук-Кале заново отстраиваете? Не вы ли сколько
уже раз нарушали артикулы Кучук-Кайнарджийского мира? Не вы ли в Тамани
ногаев возмущаете? Не вы ли крепость Анапскую возрождаете? А между тем,
- развел он руками, - среди татар крымских воцарилось спокойствие и бла-
годушие.
- Вы хитрые! - сказал ему визирь. - Зачем кричать? Вы сами знаете,
что к войне мы еще не готовы. Но зачем, отвечайте, ваша кралица, даже
уже в летах, наводит на себя красоту, собираясь на встречу с молодым ко-
ролем Швеции?
Булгаков об этом свидании еще и сам не знал:
- А кто может воспретить брату с сестрой видеться?
Пришлось заодно уже растолковать визирю и генеалогию: отец Густава
III, шведский король Адольф-Фридрих, приходился родным братом матери
Екатерины II... Булгаков думал, что на выходе от визиря его сразу же
скрутят янычары и потащут в темницы ЭдиКуля, но, миновав стражей, стояв-
ших с ятаганами наголо, посол спокойно вышел на яркий свет полуденного
солнца.
Тавастгуст - город-крепость, возле него мрачное озеро кишит раками;
еще в древности Биргер Ярл заложил здесь цитадель, из которой его рыцари
выступали с мечами против воинственных финнов; теперь здесь шведская
провинция, в окнах лавок выставлены манекены мужчин с трубками в зубах и
кружками в руках; здоровенные матросы в красных юбках, подкрепясь пивом,
играли на улицах в карты.
В замках Кронеборг королю Густаву III был устроен ночлег; улицы горо-
да огласили призывы сторожей:
- Спите, люди! Уже пробил поздний час... спите!
Король устроился возле камина, с ним был адмирал галерного флота
Тролле и любимец двора Мориц Армфельд, сказавший, что в этих краях, нес-
мотря на пьянство, преступления крайне редки, зато совершаются с чудо-
вищной жестокостью.
- Где сейчас предатель Магнус Спренгпортен?
Мориц Армфельд отвечал королю:
- По слухам, он уже принят Екатериною в русскую службу. Его звал в
Америку президент Джордж Вашингтон, но Спренгпортен предпочел положить
шпагу к ногам России.
- Он не просто вручил шпагу Екатерине - он перетащил к ней и планы
крепостей наших. Даст бог, мы еще встретимся, тогда я его повешу... Нет,
- сказал король, - я не стану вешать эту собаку. Лучше я велю мясникам
Стокгольма расчленить его топорами на куски, как это сделал Карл Двенад-
цатый с таким же предателем Иоганном Рейнгольдом Паткулем, бежавшим к
Петру Первому.
- Это люди очень разные, - заметил Тролле.
- Напротив, они оба одинаковы: Паткуль желал оторвать от короны нашей
Лифляндию, а Спренгпортен жаждет отлучения от моей короны Финляндии...
Разве не так, мой адмирал?
Трещотки сторожей медленно затихали вдали:
- Спите, люди добрые, закройте глаза и спите...
Подали королевский ужин: ветчину из лапландского оленя, творог со
сметаной, маринованную салаку и пышный крем с мараскином.
- Итак, - начал король о главном, - недовольство Версаля занятием
Крыма русскими варварами я использую в своих целях: мой союз с Францией
будет тайным, а на те субсидии, что я получу от Версаля, можно заново
отстраивать флот и крепости. Неизбежность войны России с Турцией для
всех уже очевидна, но, чтобы моя sestra Екатерина не догадывалась о моих
замыслах, я предложил ей новую встречу. Она согласилась. Нам стоит поду-
мать о возвращении земель, потерянных Швецией еще при Карле Двенадцатом.
А война на два фронта, здесь, на волнах Балтики, и там, на Черном море,
сразу же поставит Россию на карачки...
- Вы хотите отнять Выборг и Ригу с Ревелем?
- Не только! Адмирал Тролле, ваши галеры войдут в Неву, и винные пог-
реба Зимнего дворца достанутся моим матросам.
- Да благословит ваше величество всевышний.
- На него, единого, и уповаю...
В окрестностях Тавастгуста был разбит военный лагерь Паролямальм. Ут-
ром начались кавалерийские учения: драгун обучали на полном скаку спры-
гивать с лошади и запрыгивать в седло. Неопытные солдаты падали. Густав
решил лично преподать им урок:
- Наш славный король Карл Двенадцатый делал это вот так... Густав вы-
соко подпрыгнул, закинув ногу в стремя, но лошадь рванула, и король с
криком покатился по земле. Набежали лейбмедики: сложный перелом левой
руки. Король стонал:
- У меня же свидание с Екатериной во Фридрихсгаме!
Язвительный Мориц Армфсльд заметил, что все-таки Карл XII, очевидно,
прыгал в седло как-то иначе. Драгуны несли на себе короля с учебного
плаца, как с поля Полтавской битвы уносили когда-то Карла XII. Хитрость
и коварство политики Густава III были известны всему миру; казалось, ко-
роль ничего не делает без тайного умысла. Известие о переломе руки в Па-
ролямальме обошло газеты Европы, дав повод Фридриху II сильно заду-
маться:
"Густав сломал руку... Интересно знать, зачем ему это нужно?"
16 июня Екатерина тронулась в путь, ее свиту составляли двенадцать
избранных персон, главные из них - Безбородко, княгиня Дашкова, приятель
императрицы Строганов для духовной поддержки и фаворит Сашка Ланской для
поддержки телесной. Перед отъездом Романовна всюду отбарабанила, что она
давно презирает Густава III, а поездка для нес - жертва: "Меня умолила
ехать императрица, которая не может обходиться без моего общества. Я еду
только затем, чтобы сравнить короля с его братом, герцогом Зюдерман-
ландским, который уже оказывал мне разные любезности. Посол Нолькен дав-
но предлагает мне орден Большого Креста, заверяя, что Густав III живет
мечтами о встрече со мною..." Однако Екатерина посадила в свой экипаж не
ее, а Безбородко: деловые люди, они по дороге обсуждали шведские неуря-
дицы. Давние неурожаи в Скании, этой житнице королевства, следовали год
за годом, истощая здоровье шведов, а зерно переводилось на выгонку спир-
та. Густав III строил планы войны с Данией, чтобы отторгнуть от нее Нор-
вегию, он разевал рот и на Голштинию. Но в среде шведского дворянства
зрели заговоры. Многие офицеры флота и армии, имевшие поместья в Финлян-
дии, мечтали о финской автономии, чтобы не зависеть от королевских кап-
ризов. Наконец, "финская партия" при дворе Густава III желала русского
протектората над страною Суоми, в которой они, шведы, стали бы независи-
мой олигархией. Руководил этой оппозицией Магнус Спренгпортен, который и
перебежал к Екатерине с планами крепостей на Балтийском море...
За Выборгом Екатерина сказала свите:
- Как много камней, и совсем не видать жителей. Зато на каждого из
нас - по миллиону комаров. Однако меня они не кусают, ибо кровь у меня
настояна на ядах. - Безбородко, сидя возле императрицы, не расставался с
портфелем, набитым важными бумагами. Екатерина повернулась к нему: - Жа-
лею, что мой brat сломал только руку, но не вывихнул себе мозги...
Безбородко уже привык к ее откровенности и твердо помнил: все, что
сказано императрицей, должно умереть вместе с ним. Густав III ожидал
гостей в Фридрихсгаме, свита короля была в испанских костюмах (черный
цвет с пунцовым), а белые повязки на рукавах служили признаком монархи-
ческих убеждений. В этом свидании король выступал под именем "графа Га-
га". Он весьма любезно подарил кузине коробку детских игрушек шведского
производства - для внуков ее, Александра и Константина. Екатерина спро-
сила: как ему понравились русский квас и кислые щи?
- Отличное пойло! Если бы не эта скотская отрыжка, то лучше ничего и
не придумать. Но в присутствии фрейлин, я смею думать, все же лучше от-
рыгивать французским шампанским...
Переговоры заняли три дня. Екатерина с Густавом беседовали наедине,
как заговорщики. Швеция признала "Декларацию вооруженного нейтралитета",
но король уклонился от ответа на вопрос Екатерины: согласен ли он сразу
порвать тайные и оскорбительные для России связи с Блистательной Портой?
- Поверьте, я лучший друг вашей великой империи...
Екатерина осторожно намекнула: лагерный сбор войск в Паролямальме бо-
лее всего похож на демонстрацию силы.
- Я сам и пострадал, - со смехом отвечал король, показывая императри-
це забинтованную руку.
За столом женщина (по-женски же!) начала потихонечку вставлять
шпильки в колесо своего brat'a. Екатерина действовала по принципу: кошку
бьют, а слуге намек дают.
- Престолы и особы, на них восседающие, достойны внимания только из-
дали. Все носители корон, попадая в общество нормальных людей, делаются
людишками несносными. Знаю об этом по своему долгому опыту! Когда я по-
являюсь где-либо, все столбенеют, будто им показали голову разъяренной
Медузы, в прическе которой шевелятся гадюки... Что тревожит вас, brat?
Если сапог очень жмет вашу правую ногу, пожалуйтесь мне. Мы вырежем для
вас удобные колодки. У меня нет никакой системы в политике. Тут я дура!
Но я желаю вам только блага...
В ответ на эту коварную эскападу Густав тишком признался сестрице,
что от русских субсидий не откажется. Екатерина перед сном, уже в посте-
ли, имела беседу с Безбородко:
- Субсидии от Вержена он направит противу России, а субсидии из моего
кармана употребит во вред Дании... Так?
- Так. Не давать, - рассудил Безбородко.
- Дадим! Но в аптекарских дозах, чтобы на кота было широко, а на пса
узко... Зачем же болтуна этого обижать?
