Так и до Гигантов дойдет: Семье не до них, погрязла в сварах. Они
расслабятся, а мы с утра по Флеграм и ударим! Сперва сами, а за нами -
Зевс-отец с возлюбленным Гераклом и Никой-Победой!
- Одобряю, - даже зная, что советы правдивого ложью Мома частенько
заводят следующего им в тупик, Громовержец многозначительно обвел Семью
взглядом. - Особенно насчет цепей... ну, где там у нас в Эгейском море
ближайший Флегрейский Дромос? На острове Косе? Тогда, пожалуй, не будем
медлить. Арей в резерве - сам напросился, Гефест - бегом в кузницу за
цепями, Мом-насмешник...
- Я с Атой [Ата - богиня обмана] к Гипносу сбегаю, - Мом потирал
руки, скрывая лихорадочный блеск в глазах. - Пускай братец лживые сны
выпускает - шутка ли, всей Элладе головы заморочить! А ты, Скипетродержец,
начинай, что ли?!
Зевс кивнул в очередной раз, подумал и как-то неуверенно полыхнул
первой молнией.
Вторая пошла уже значительно лучше.
7
...Рыжий Халкодонт, сын рыжего Антисфена, всегда считал себя героем.
Ну и что, что козопас? Зато - главный. Ну и что, что не сын бога? И даже
не внук. Зато в колене эдак шестом-седьмом боги в его роду были
непременно. Не Посейдон, так Аполлон, не Аполлон, так Зевс-Бык - этот если
какую бабу не осчастливил, так лишь по забывчивости. А впрочем, в предках
ли дело? Герой - он и в Эфиопии герой, а на острове Косе - и подавно.
И вообще: рыжие - они все герои.
Так что когда пастухи среди ночи донесли Халкодонту, что под грохот
бушевавшей грозы к западному берегу приближается неизвестный корабль,
колебания не отяготили Халкодонтову душу.
"Пираты! - решил давно томившийся жаждой крови доблестный козопас. -
Подлые грабители! Кто сказал, что на Косе взять нечего?! - я-то знаю, что
есть! И знаю, что боги на нашей стороне! Сам великий Зевс рассеял молнией
ночной мрак, дабы мои люди вовремя увидели коварных врагов! Вперед, косцы!
Вперед, сограждане! Не посрамим скал отечества!"
И не посрамил.
Отослав гонца к местному басилею Эврипилу, который считал себя сыном
Посейдона (с тем же правом, что и Халкодонт), воинственный козопас
приказал вооружиться всей пастушьей братии, после чего занял выгодную
позицию на крутых прибрежных утесах. Заготовив камней для метания в
достаточном количестве - дротиков и стрел было гораздо меньше, чем
хотелось - Халкодонт перевел дух и, дождавшись очередной вспышки молнии,
всмотрелся в бушующее море.
Пятидесятивесельное пиратское судно шло прямиком в небольшую
бухточку, окруженную скалами, где засели пастухи-воины.
Еще нетерпеливому герою померещился невдалеке силуэт второго корабля,
но Халкодонт мгновенно забыл о мелькнувшем видении, поскольку пиратское
судно уже скрежетало днищем по песку, приставая к берегу.
"Могли бы и в скалы врезаться", - с некоторым сожалением подумал
защитник Коса, взвешивая на ладони увесистый камень и прицеливаясь в
голову здоровенного полуголого грабителя, первым спрыгнувшего на берег.
Если бы кто-нибудь сказал сейчас рыжему Халкодонту, сыну рыжего
Антисфена, что камень в его руке является камнем преткновения на пути
осуществления хитроумного плана, задуманного Момом-Эвбулеем [Эвбулей -
досл. "добрый советник", эпитет многих богов] и одобренного лично Зевсом,
- наш герой очень удивился бы.
И был бы прав.
Лихас первым сообразил, что происходит, когда Алкид, как подкошенный,
рухнул на прибрежный песок. Небо распороло огненное лезвие, парень глянул
вверх и сквозь косые полосы хлеставшего вовсю дождя увидел человеческие
силуэты на вершинах утесов, откуда летели камни и дротики.
- Щиты! - заорал Лихас во всю мочь, прыгая к поверженному Алкиду и
пытаясь прикрыть его собственным щитом. - Закрывайтесь щитами! Лучники,
стреляйте по скалам!
Сам Лихас лука не имел, поскольку стрелял плохо, а умение метать ножи
или любимый крюк на веревке сейчас не значило ничего.
- Стой! - парень дернул за ногу пробегавшего мимо воина, чей щит
выглядел достаточно большим. - Помоги прикрыть!
Последние слова он добавил второпях, поскольку шлепнувшийся рядом с
Лихасом воин уже собирался высказать все, что он думает по поводу такого
приглашения, подкрепив сказанное действием.
Впрочем, случайный напарник оказался понятливым, и двумя щитами им
удалось достаточно надежно прикрыть и себя, и распростертого на песке
Алкида. Только после этого Лихас склонился к своему кумиру и приложил ухо
к его груди.
- Жив! - с невыразимым облегчением выдохнул парень.
- А кто это? - запоздало поинтересовался воин; судя по произношению -
арголидец, один из людей оставшегося на палубе Оиклея.
- Мой лучший друг, - прошептал ему на ухо Лихас, справедливо решив не
уточнять во избежание паники.
Берег уже был усеян телами раненых и убитых - щиты плохо помогали от
камней, сыплющихся на головы со всех сторон - грохот ударов сливался с
оглушительными раскатами грома, крики и стоны тонули в драконьем шипении
разбивающихся о скалы волн, и холодный дождь яростно хлестал море, землю и
мечущихся людей неумолимой плетью надсмотрщика за рабами.
"Интересно, в Аиде будет так же или еще хуже?" - подумал Лихас,
наблюдая, как из-за западных утесов выворачивают хорошо вооруженные косцы
с копьями наперевес - гвардия подоспевшего басилея Эврипила - и,
присоединяясь к прыгающим вниз пастухам, направляются к попавшим в ловушку
покорителям Трои.
"Пора", - решил Зевс, открывая Дромос.
Гроза бушевала уже чуть ли не по всей Элладе, жрецы и пифии в храмах,
закатив глаза в экстазе прозрения, вещали об ужасных событиях,
разыгрывавшихся на Олимпе, весть эта передавалась из уст в уста, наверняка
дойдя и до тех, кому она, собственно, предназначалась - короче, все шло
как надо.
И владыка богов и людей бодро шагнул в запульсировавший серебристым
светом кокон Дромоса.
На той стороне в лицо Олимпийцу немедленно ударил пронзительный
ветер, его с головы до ног окатило дождем, который он сам же и вызвал, и
несколько дротиков просвистело совсем рядом - впрочем, поведение
непочтительных стихий, как и оружие смертных, Зевса не интересовало.
Ему нужно было свое оружие.
Ему был нужен Геракл.
Подсветив себе причудливо разветвившейся молнией, в ее жутковатом,
сине-белом блеске Зевс увидел распростершееся у самой черты прибоя могучее
тело; и щуплого молоденького воина, из последних сил отбивавшегося от
подступавших врагов, не давая им приблизиться к беспомощному сейчас
Гераклу. Еще один солдат лежал в двух шагах от Громовержца, между богом и
его целью, нелепо ткнувшись лицом в мокрый песок, и из спины убитого
торчал обломок копья, пригвоздившего человека к негостеприимному берегу.
Проклиная нелепые случайности, грозившие разрушить столь тщательно
продуманный план, Громовержец погрозил кулаком непонятно кому и двинулся
сквозь грозу.
...Лихас никогда не мнил себя великим воином, и в других
обстоятельствах уже давно предпочел бы спастись бегством или скромно
погибнуть. Но сегодня пришла ночь, когда платят долги, когда жизнь берет
тебя за шиворот и без спросу швыряет в огонь, заставляя чудом
уворачиваться от смертельного удара копьем и бросаться вперед, рубить,
колоть, сбивать с ног - с тем, чтобы снова избегать бронзового жала и
жить, когда это кажется невозможным. Напарник-арголидец погиб почти сразу,
успев зарезать кого-то из островитян, и Лихас остался один... нет,
конечно, рядом дрались и другие спрыгнувшие с корабля воины, но здесь, на
крохотном пятачке чужой земли, у Лихаса была своя битва, один на один со
всем миром, потому что позади лежал бесчувственный Геракл, некогда спасший
десятилетнего оборвыша от кровожадных кобыл Диомеда, и сегодня оборвыш
платил долги, не имея права бежать или умереть.
Косцы шарахались в стороны, не решаясь приближаться к верткому
пирату, к яростному демону с безумно горящими глазами, который, казалось,
мог находиться сразу в нескольких местах, всякий раз избегая направленных
в него ударов, даже не отражая их.
"Аластор! [Аластор - греч. "дурной глаз"; демон порчи и сглаза,
живущий в Аиде] - кричали солдаты Эврипила, промахиваясь в очередной раз.
- Дурной глаз!"
А Лихас метался вокруг Геракла уже из последних сил, соленый пот тек
по лицу вперемешку со струями дождя, туманя зрение, хотя и без того в этой
кромешной тьме было трудно что-либо разглядеть; небо раскололось над самой
головой - парню некогда было понимать, что это просто очередная молния,
только какая-то очень уж долгая - и рядом с Лихасом неожиданно возник
пожилой, но крепкий еще мужчина с косматыми бровями и изрядно поседевшей
бородой.
Незнакомец взмахнул жилистой рукой, ураганный порыв ветра отшвырнул
несколько летящих копий, как сухие тростинки; вокруг образовалась гулкая
пустота, как иногда бывает в самой сердцевине шторма, и Лихас догадался,
что перед ним - бог.
Более того, парень даже знал - какой; и бог этот только что спас ему
жизнь.
- Ты хорошо сражался, мальчик, - бог положил тяжелую ладонь на плечо
Лихаса, и тому отчего-то не пришло в голову, что надо бы пасть на колени и
вознести хвалу. - Спасибо - за него.
Бог ободряюще кивнул парню и, легко подхватив оглушенного Алкида на
руки, ступил во тьму и исчез во вспыхнувшей серебряным огнем воронке.
Лихас не знал, что никто, кроме него, этого не видел.
Он все стоял, опустив меч, и в голове его эхом отдавались слова бога:
"Ты хорошо сражался, мальчик. Спасибо - за него".
И крепкая мозолистая ладонь на плече.
Алкид теперь находился в безопасности.
Можно было умирать.
И Лихас расхохотался в лицо опешившим косцам, шагнув на копья - но
тут чья-то рука, не менее крепкая, чем рука бога, ухватила его за шиворот
и оттащила назад.
- Где Алкид? - выкрикнул невесть откуда взявшийся Ификл, и Лихас
сперва различил рядом с ним звериный оскал Иолая, а уж потом, за их
спинами - силуэт второго, только что причалившего корабля, за которым уже
проступали из размытого дождем мрака контуры третьего.
- Его оглушили. Камнем. А потом... потом явился Зевс, сказал мне, что
я хорошо сражался, и унес Алкида.
Лихас понимал, что ему не поверят.
Особенно про "хорошо сражался".
Но в глазах Ификла не было недоверия.
- Как они ушли? - вмешался Иолай, озираясь по сторонам и жестами
отдавая какие-то команды бегущим от кораблей воинам. - Куда?!
- Не знаю! Они в такое... в светящееся... ну, на воронку похоже!
- Дромос... - пробормотал Ификл, окончательно убеждаясь, что Лихас не
врет. - Ну что ж, мальчик, ты и впрямь хорошо сражался! А теперь - не
научить ли нам этих драных козопасов, как положено встречать дорогих
гостей?!
- Научить! - счастливо завопил Лихас и - откуда и силы взялись! -
устремился вслед за Ификлом.
Рядом, по щиколотку увязая в песке, уже бежали мирмидонцы Теламона и
седые тиринфские ветераны; при вспышке молнии на вершине утеса Лихасу
померещилась какая-то высокая фигура, похожая на женскую, но в шлеме и с
копьем в руке - только задумываться над этим не было времени, потому что
надо было не отстать от машущего дубиной Ификла, облаченного в изрядно
потрепанную и мокрую львиную шкуру, которую он так и не успел вернуть
брату; и тут на Лихаса снизошло вдохновение.
- Геракл с нами! - взметнулся над побережьем пронзительный клич. -
Вперед, герои! Геракл с нами!
- Геракл с нами! - подхватила сразу дюжина глоток, и с этим кличем
невиданная волна, пенясь остриями мечей и копий, хлынула на дрогнувший
