остров Кос.
Не ждавшие такого натиска и прибывшего к "пиратам" подкрепления,
островитяне начали отступать. Кое-кто успел вскарабкаться обратно на
утесы, но большинство оказалось прижато к скалам и было вынуждено принять
бой. Рубились вслепую, на слух, ориентируясь лишь во время коротких
вспышек молний - но когда дубина Ификла с тупым хрустом размозжила череп
немолодого бородача в потрепанном дедовском доспехе, кто-то из сражавшихся
рядом косцев воскликнул, не сумев сдержаться:
- Эврипил... басилея убили!
- Геракл убил басилея Эврипила! - немедленно поддержал оказавшийся
как всегда в нужном месте Лихас - и исход ночной битвы был решен.
Клянясь, что не знали о том, что имеют дело с самим Гераклом (это, в
сущности, было чистой правдой), косцы начали сдаваться, моля о пощаде.
И первым бросил копье рыжий Халкодонт, сын рыжего Антисфена -
хвастовство решив оставить на потом, когда Геракл и его люди покинут
остров.
Главный козопас твердо знал, что мертвым слава ни к чему.
Может быть, Халкодонт и не был настоящим героем, но уж дураком он не
был ни в коем случае.
8
Ификл ни секунды не сомневался, что его брат - жив.
Мелкие ракушки, похожие на распростерших крылья хищных птиц, хрустели
под ногами; из бухты по ту сторону мыса раздавались возбужденные возгласы
- Иолай со мирмидонцами приводил в порядок потрепанные бурей корабли; море
ластилось к побережью Коса, как напроказивший щенок, вылизывая песчаные
отмели, и вчерашняя битва под проливным дождем казалась дурным сном.
А Алкид был жив.
Не здесь; но - жив.
Из-за береговых скал тянулись к небу робкие дымки: жители Коса
мало-помалу приходили в себя, возвращались к повседневной жизни, поминая
лживую кровавую ночь недобрым словом и готовясь к огненной тризне по
убитым, и в первую очередь - по своему басилею Эврипилу.
А Алкид был жив.
Ификл знал это.
Он только не знал, что будет, если один из близнецов - неважно,
который - умрет первым, не дождавшись брата.
И поэтому - Алкид жив.
Они скоро встретятся.
Ификл не догадывался, насколько скоро это произойдет.
По правую руку, у скального разлома в два человеческих роста,
послышался слабый вздох, словно каменная громада тихо прочистила легкие
своих глубин; и Ификл, увязая в песке, двинулся к стеклянистому водовороту
открывающегося Дромоса.
- Гермий! - обрадованно позвал он, надеясь узнать от легконогого бога
что-нибудь о судьбе брата.
Но это был не Лукавый.
Рослая статная девушка выступила из мерцающей воронки; крупные черты
лица и строгий, даже суровый взгляд делали ее старше, из-под сдвинутого на
затылок легкого шлема с коротко остриженной щеткой гребня выбивались
пышные пряди русых волос; в сильной руке девушка держала длинное копье,
круглый же щит висел за ее спиной.
- Радуйся, Геракл! - негромко объявила девушка, бесцеремонно
разглядывая Ификла, как раба, выставленного на продажу; или как
навязанного союзника - кому что больше нравится.
Ее лицо было незнакомо, но на нем отчетливо проступала печать Семьи:
брезгливо-жесткие складки в углах юного, прекрасно очерченного рта,
привычно сдвинутые брови, словно шелковистые тучи над хребтом тонкой
переносицы, опасные зарницы играют в синих глазах, готовых вмиг
потемнеть...
И копье, копье в руке.
- Радуйся, Промахос! [Промахос - Воительница, одно из прозвищ Афины]
- кивнул Ификл, не вдаваясь в подробности, представляя, как выглядит со
стороны: седеющий мужчина сорока лет, практически голый, покрытый старыми
шрамами и свежими, еле подсохшими дарами прошлой ночи. - Не знаешь ли ты,
что с моим братом?
То ли Воительнице пришелся по душе этот вопрос, то ли во внешнем виде
Ификла крылись достоинства, которые можно было увидеть лишь взглядом
грозной богини-девственницы - короче, лицо девушки смягчилось и потеплело.
- Он в безопасности, - низким, чуть хрипловатым голосом ответила
Афина. - Отец вынес его из боя, приняв за тебя. Хотя, полагаю, лично я не
спутала бы Геракла и его земного брата даже в горниле ночного боя.
- Не спорю, - вежливо кивнул Ификл, действительно не собираясь
спорить.
Ситуация говорила сама за себя.
Кроме того, в ответе Афины крылся еще один смысл, незамеченный,
пожалуй, даже ею самой: "Не спутала бы" - и конечно же, не стала бы
выносить.
- А почему бы тебе не пасть на колени, - невинно поинтересовалась
Афина, - и не воздать мне хвалу?
Ификл улыбнулся, огладив ладонями жесткую от морской соли бороду.
- А тебе это доставило бы удовольствие, Промахос? Ты только
представь: ты выходишь из Дромоса во всем великолепии, а я грузно бухаюсь
на колени, обдирая их об острые края ракушек и, еле сдерживаясь, чтоб не
выругаться от боли, ору дурным голосом стертые, как галька, слова!
Достойно ли это тебя; и достойно ли это меня?
Тупым концом копья богиня чертила на песке волнистые линии, явно не
имеющие никакого скрытого значения; чертила и тут же стирала, чтобы
приняться за новые.
- Нет, это не гордость, - Афина обращалась к самой себе, словно на
побережье, кроме нее, никого не было. - Это что-то другое... Что?
Наверное, я должна была бы обидеться или даже разгневаться - а мне приятно
и легко. Почему?
- Потому что ты умна, - серьезно ответил Ификл. - А это то, что
уравнивает...
Сперва он хотел сказать - "богов и людей"; потом - "нас с тобой", но
что-то в лице Афины все-таки остановило его.
- Уравнивает, как и глупость, - вместо этого подытожил он.
И понял, что непринужденная беседа завершилась.
- Иди за оружием, - другим голосом, властным и не терпящим
возражений, приказала богиня, - и не забудь лук со стрелами. Я подожду
тебя здесь. Сегодня великий день, Геракл, день, для которого тебе стоило
рождаться; день Гигантомахии. Семья ударила по Флегрейским полям; мы с
тобой идем следом.
- А мой брат? - чуть набычившись, Ификл смотрел на Воительницу
тяжелым взглядом воина, привыкшего самому выбирать союзников; а не
влажными восторженными глазами собаки, которую наконец-то хозяева взяли на
охоту.
- Я же тебе сказала, что он в безопасности, - удивленно подняла брови
Афина. - И потом: не слишком ли много внимания ты уделяешь ему, если рано
или поздно вам придется расстаться?
- Когда?
- После смерти. Геракл пойдет на Олимп, Ификл - кажется, его зовут
Ификл? - в Аид; Геракл будет принят в Семью, став богом; Ификл же
растворится во мгле Эреба, став тенью.
- Я иду за оружием, - помолчав, ответил Ификл.
Алкид был жив; ранен, но жив.
Этого было достаточно, чтобы спокойно отправляться на Флегры - не во
имя Семьи, но выполняя обещание, данное Ифиту-лучнику.
Остальное не имело значения.
Мелкие ракушки, похожие на распростерших крылья хищных птиц, хрустели
под ногами.
9
Беспамятство никак не хотело отпускать Алкида, назойливо-монотонно
баюкая его, пеленая мраком и тишиной, подбрасывая на мягких руках, подобно
толстой добродушной мамаше, пытающейся угомонить непослушное чадо; но чадо
упрямо не желало спать, сучило ручками-ножками, барахталось - и
беспамятство, вздохнув, ушло восвояси.
Тепло.
Сухо.
Подозрительных шорохов или нет, или они очень хорошо прячутся.
И не надо быть мудрецом, чтобы догадаться еще с закрытыми глазами: со
времени последних Алкидовых воспоминаний - гром, молния, ливень, камни и
дротики - успело случиться немало всякого.
Так что пора сесть и оглядеться.
Он сел и огляделся, чувствуя в голове болезненный прибой, бьющийся о
берега проклятого Коса.
- Хирон? - негромко позвал Алкид, уже понимая, что ошибся, что это не
пещера на Пелионе, где он не раз бывал в гостях у мудрого кентавра, что
здесь так же тихо и уютно, но не пахнет сушеными травами и кореньями; и,
пожалуй, для Хирона здесь было бы тесновато.
- Очнулся? - поинтересовался участливый старушечий голосок из-за
спины. - Ты уж лежи, милый, лежи лучше, чем скакать-то... а Хирон не
здесь, Хирон далеко, в Фессалии. С чего ему здесь околачиваться, умнику
четвероногому?
Обернувшись, Алкид обнаружил в углу пещеры горбатенькую крючконосую
бабку с удивительно ясными синими глазами - сочетание само по себе
странное и вызывающее недоумение.
- Это, - слова давались с трудом, едва-едва прорываясь сквозь гулкий
прибой внутри черепа, - это ты меня спасла?
Старуха хлопнула пушистыми девичьими ресницами.
- Дел у меня больше нету, как всяких молодцов из дерьма вытаскивать,
- хихикнула она, выудив откуда-то Алкидову одежду и ловко швырнув ее
Алкиду на колени. - Прям-таки сплю и вижу, как такого здоровенного
лоботряса на плечах волоку! Нет уж, это тебя малыш притащил - у него как
забота, так он про Крит и вспоминает, а в хорошие времена и носу не кажет,
шалопай...
- Малыш?
- Это для меня, для старой Дикте [Дикте - гора на Крите, в пещере
которой Рея укрывала младенца-Зевса от Крона, пожиравшего детей] - малыш;
а для всяких - Дий-отец, Зевс-высокогремящий! Понял?
Алкид кивнул, одеваясь. Хитон оказался свежевыстиранным и слегка
влажным, боевые сандалии с бронзовыми бляшками на кожаных ремнях были
очищены от косской грязи, а пояс вообще был чужой.
- Благодарю за приют да ласку, богиня Дикте, - встав, он низко
поклонился старухе.
- Богиня? - удивилась та. - Нет уж, я из первых, из Уранидов -
титанова роду-племени... Ты не гляди, что старая - это я для тебя старая,
от греха подальше-то!
- От какого греха? - усмехнулся Алкид.
- А от главного, - старуха обожгла его синим пламенем молодого
взгляда. - Зевс как тебя доставил, так я гляжу: мужчина видный, молодой,
небось, очухаешься и приставать станешь - а тебе покой нужен, еще уморю
тебя до смерти! Вот облик-то и сменила, для безопасности... тут Зевс над
тобой убиваться стал: как же, дескать, без Геракла на Флегры идти?! Семья
с Гигантами схватилась, а здесь главный союзник без сознания валяется!
Алкид вздрогнул.
Пещера вдруг показалась западней, хитроумной ловушкой, из которой нет
выхода.
- Ты лежишь, - продолжала меж тем Дикте, - малыш чуть не плачет,
вдруг девка эта влетает, с копьем, чуть глаз мне не выколола! Афина
Промахос, значит... И давай отцу рассказывать: Геракл Кос взял,
Эврипила-басилея убил, так что не того ты, папаша, спасал! Ну, малыш себя
по лбу хлоп, дочку за шиворот - и помчались, как оглашенные... а тебя мне
оставили. Подлечи, говорят, и пускай валит на все четыре стороны!
Дикте резко замолчала.
И почти сразу же в пещеру шагнул высокий воин, снимая глухой
конегривый шлем.
Серебряные львы с поножей гостя оскалились в лицо старухе; одинокая
седая прядь упала воину на глаза, он отбросил ее и в упор посмотрел на
застывшего Алкида.
- Ты помнишь меня? - ясно и звонко прозвучал вопрос.
- Да, - Алкид нарочито медленно потянулся, словно после долгого сна,
- я помню тебя, Арей-Эниалий. Когда-то я отказался быть твоим возничим.
- Зато сегодня я пришел наниматься к тебе в провожатые, - Арей
выхватил из ножен меч с рукоятью из слоновой кости и швырнул оружие
Алкиду; тот поймал его на лету.
- На Флегры? - негромко спросил Алкид.
- На Флегры.
- А ты уверен, Эниалий, что я пойду драться за Семью?
- Уверен. Я догадываюсь, что у тебя есть и помимо Семьи веские
причины участвовать в Гигантомахии; но одну из них я знаю наверняка.
