Лаомедонт Троянский, поддерживая еле стоящего на ногах сына - юношу в
помятых изрубленных доспехах и с непокрытой головой, чьи волосы слиплись
от крови.
И пустынно было вокруг царя, сжимавшего в руке нож.
Таким он и запомнился вышедшим из переулка близнецам: голому по пояс
Алкиду и Ификлу в львиной шкуре поверх панциря.
Вокруг братьев медленно смолкали возбужденные голоса - вот осекся
Теламон, сбился на середине фразы Лихас, замолчал один воин, другой,
третий... пятый...
- Я только что, пользуясь правом царя, заново освятил этот
жертвенник, - сухо бросил Лаомедонт, переводя взгляд с Алкида на Ификла. -
Теперь это жертвенник Гераклу-Победителю.
Недоуменный ропот ахейцев перебил троянца.
- Это жертвенник Гераклу-Победителю, - с нажимом повторил Лаомедонт,
обращаясь только к братьям. - Вы немедленно прикажете своим людям покинуть
пределы моего города, но сами - все, кого я вижу - останетесь здесь до тех
пор, пока мои условия не будут выполнены. Иначе... иначе я принесу в
жертву Гераклу этого человека. Моего сына. Итак?
- И люди после этого утверждают, что Геракл безумней всех в Элладе? -
Алкид сделал шаг вперед, не замечая, как переглядываются и пожимают
плечами воины за его спиной, как Теламон нагибается и поднимает камень
величиной с детскую голову. - Мне даже не жаль тебя, Одержимый: в своем
желании стать богом ты уже перестал быть человеком. Но все-таки я скажу
тебе...
Не дав Алкиду договорить, Теламон порывисто отстранил загораживающего
дорогу ахейца и, коротко размахнувшись, метнул камень.
Два тела, содрогаясь, упали на жертвенник Гераклу-Победителю: юноша в
изрубленных доспехах, чье горло успел перерезать его отец за миг до того,
как летящая глыба проломила Лаомедонтов висок; и троянский царь-Одержимый.
Кровь отца смешалась с кровью сына.
- Ха! - радостно взревел Теламон. - Кого боги хотят наказать, того
они лишают разума! Жертва принесена, герои, - слава Гераклу-Победителю!
Слава!..
Никто не подхватил его клича.
Все медленно пятились от Алкида, как от вонзившейся в землю молнии,
словно Геракл излучал усиливающийся с каждым мгновением жар, словно ахейцы
боялись взглянуть ему в лицо, в покрытую соленой росой слепую маску
статуи, обращенную туда, где нет алтаря с двумя телами, нет Трои, нет
замолчавшего на полуслове Теламона, нет ничего, и все же есть нечто...
Лишь Ификл, закусив нижнюю губу, не сдвинулся ни на пядь - плечом к
плечу, стоял он рядом с братом и вслушивался в нечто, прорывавшееся из
ничего.
- Это тоже "я", - наконец пробормотал Алкид, шевельнувшись, - это
тоже "я"... Тартар пришел и ушел - а Геракл остался. И Геракл не винит
тебя, Теламон: ты не ведал, что творил. Время... мы всегда живем в
неудачное время, потому что удачных времен не бывает. Потому что мое время
- это тоже "я"... нет, ты не виноват, Теламон, но безумие героя
когда-нибудь убьет если не тебя, то твоего сына... [Сын Теламона, Аякс -
участник будущей Троянской войны и самый сильный из греков - проиграет
Одиссею состязание за доспехи погибшего Ахилла и в порыве безумия перебьет
стадо быков, думая, что убивает нечестных соратников; потом бросится на
меч.]
Ификл подошел к ошарашенному Теламону и без замаха ударил его в
подбородок основанием ладони. Здоровяка приподняло и отшвырнуло в сторону;
он застонал, помотал головой и стал грузно подниматься на ноги, сплевывая
красную слюну.
- Знаешь, за что? - холодно спросил Ификл.
- Знаю, - прохрипел Теламон окровавленным ртом. - Гераклу не приносят
человеческих жертв.
Ификл кивнул.
6
...Шли корабли по Эгейскому бурному морю на запад, груженые тяжко
добычей; сидели на веслах герои, груженые тяжкою думой...
И каждый думал о своем.
Большинство воинов вслух прикидывало, на что употребить причитающуюся
им долю; радостно блестели глаза, лишь изредка туманясь, когда в памяти
всплывали лица погибших товарищей.
Могучий Теламон время от времени щупал разбитый подбородок и
счастливо улыбался вспухшими губами: беззаветно, по-детски восхищаясь
Гераклом, он был готов снести от сына Зевса и его смертного брата все, что
угодно - кроме того, перед самым отплытием Геракл отдал Теламону в жены
троянскую царевну Гесиону, отличив старого соратника перед другими.
Метался в бреду Оиклей из Аргоса, и мысли тяжелораненного сына
Амфиарая-Вещего не были ведомы никому; даже ему самому.
Ификл налегал на весло и вспоминал Подарга, младшего из Лаомедонтовых
сыновей и единственного, который остался в живых; пройдя через Флегры,
вынужденный любовник потомков Павших, проданный и преданный собственным
отцом, взирал на мир глазами старца - и мудро согласился сесть на еще не
остывший троянский трон, для чего пришлось разыграть представление с
выкупом, превратив Подарга в Приама [младший сын Лаомедонта Подарг, перед
тем, как стать царем Трои, был выкуплен из формального рабства своей
сестрой Гесионой, отдавшей за брата пеплос; Подарг - "подаренный", Приам -
"выкупленный"].
Лихас мечтал, как скажет дома заслуженным героям, сгорающим от
зависти, что их не взяли на Трою: "Вас? На Трою?! Вы год будете
собираться, два - плыть по морю, потом девять лет просидите под стенами,
перегрызетесь между собой и если и возьмете город, то только чудом! Нет
уж, мы - сподвижники Геракла - ждать не любим!.."
Шли корабли по Эгейскому бурному морю; грузно сбирались на западе
тучи косматые, бурей грозя мореходам...
Иолай хмурился, удивляясь отсутствию Гермия - Лукавый клялся
непременно быть в Трое, но до сих пор не объявился; а без бога-Психопомпа
невозможно было узнать, куда отправилась душа Лаомедонта, убитого на
Геракловом алтаре, и не последовала ли она за тенью Эврита-Одержимого.
Алкид молчал.
После трех лет рабства у Омфалы он вообще стал на удивление
молчаливым.
Шли корабли по Эгейскому бурному морю, покуда страшная буря
воздвиглась, со всех сторон света прикликав ветры противные; облако темное
вдруг обложило море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь.
Первый порыв на удивление холодного северо-западного ветра - плод
совместных усилий тугощекого Зефира и воинственного Борея - налетел
неожиданно, обдал полуголых гребцов солеными брызгами и пронзительным
дыханием далеких снегов; после чего умчался прочь, ероша вспенившиеся
гребни волн.
Короткое затишье, которое никого уже не могло обмануть - и шквал
ударил в полную силу, прошедшие половину пути корабли стало неудержимо
сносить с курса, буйство ополоумевших стихий играло жалобно скрипящими
скорлупками, смеясь над тщетными потугами гребцов и кормчих, неся корабли
туда, куда ветры и волны считали нужным, а вовсе не туда, куда хотелось
добраться измученным людям.
Мгновенно потемневший небосклон затянуло тучами, кому-то невидимому
хрипло угрожал гром, зигзаги молний сшивали небо с морем, высветив
мертвенным светом береговые утесы, мелькнувшие слева по борту.
- Миконос [остров в Эгейском море у берегов Малой Азии, как и остров
Родос, принадлежащий к Спорадам], что ли?! - пытаясь перекрыть рев бури,
прокричал Ификл, неплохо знавший здешние воды. - Эк нас занесло! Так,
глядишь, под утро и в Родос врежемся... а там скала на скале, костей не
соберешь!
Иолай, стоявший рядом с кормчим, только плечами пожал.
- Без Олимпийской Семейки тут явно не обошлось, - задыхаясь,
беззвучно бормотал он. - Передрались они там, что ли?!
Иолай был почти прав.
- ...Итак, Гермий принес хорошие вести: мой возлюбленный сын Геракл
очищен, искупив трехлетним рабством вину перед Семьей и смертными (лишняя
трата времени, мы б его и так простили, ну да ладно) и доблестно взял
неприступный Илион. Ответь, Гермий: готов ли Геракл идти вместе с Семьей
на Гигантов?
- Думаю, что да, папа.
- Думаешь - или готов?! - кустистые брови Громовержца чуть
сдвинулись, и где-то на Земле слегка громыхнуло.
- Готов, - после недолгого колебания, кивнул Лукавый.
- Тогда пора выступать на Флегрейские поля! Ибо даже смертные
удивляются долготерпению своих богов - особенно после наглых требований,
выдвинутых этими ублюдками Тартара!
"Ну да, удивляются, - думал Гермий, пока Зевс державной речью
воодушевлял Семью, - еще бы... А мы-то откуда об этом знаем? Об
ультиматумах Гигантов, о том, что они хотят погасить Солнце, изменить
границы мира и требуют себе в жены богинь Олимпийских?! Да от тех же
смертных и знаем! Сами Гиганты с Флегр носа не кажут, послов не шлют - а
слухами вся Гея полнится! Не Одержимых ли работа? Зачем Гигантам наши
богини - если в жертву себе принести, так что Артемида, что Арей, без
разницы!.."
- Итак, сегодня настал великий день! - торжественно возвестил
Тучегонитель, подводя итог речи, пропущенной Лукавым мимо ушей. - Твое
мнение, бог войны, перворожденный сын мой?
- Я не очень понял, что именно ты предлагаешь, отец, - подал голос
Арей, принимая кубок с амброзией из рук прелестной Гебы-сестренки. - Взять
Геракла и вломиться всей Семьей на Флегры? Лоб в лоб? А резерв?
"Вот тебя и оставим", - раздраженно буркнул солнцеликий Аполлон,
досадуя, что не его мнение спросили первым; Арей собрался было
огрызнуться, но Зевс двинул бровями, громыхнуло уже где-то совсем рядом, и
перебранка угасла в зародыше.
- Не будем ссориться, - подал Арей пример миролюбия, - ведь завтра,
возможно, кому-то будет суждено погибнуть навсегда...
- Не завтра, а сегодня, - досадливо поправил Зевс. - Я ведь сказал,
что сегодня настал великий день!
- Великий день сегодня, - согласился бог войны, - а атаковать Флегры
лучше завтра. Вспомни, отец - в свое время ты далеко не всегда шел
напролом, не пренебрегая и военной хитростью.
- Пожалуй, - одобрил Громовержец. - Но тогда я был, почитай, один,
надеяться не на кого, советоваться не с кем, а теперь... Гермий - хитрости
по твоей части, тебе и слово.
- Позвольте лучше мне, высокомудрые, - оттеснил промедлившего
Лукавого Мом-насмешник, сын Нюкты-Ночи и брат как Таната-Смерти, так и
Сна-Гипноса. - Все, в том числе и Гиганты, знают, как наша златообутая
владычица Гера любит Мусорщика-Одиночку, балуя его то безумием, то еще
чем... я сказал "все знают", а не "так оно и есть" - значит, нечего Гере
на меня, шута-пустозвона, глазищами сверкать, я ей не муж, она мне не
Горгона-Медуза!
- Короче, болтун! - рявкнул Зевс.
- Слушаюсь, Великий! Итак, почему бы Гере вместе с любимым братцем
Посейдоном не учинить для разнообразия небольшую бурю, которая погонит
корабль Геракла по воле волн - то бишь к ближайшему Флегрейскому Дромосу,
о чем посторонним знать не обязательно! И злой умысел налицо, и вреда от
него - мышь наплакала, и Мусорщика нашего без шума доставим прямиком куда
надо!
- Неплохо, - благосклонно кивнул Громовержец. - Дальше!
- А дальше ты, высокогремящий, страшно разгневаешься на свою ревнивую
жену и подвесишь ее меж небом и Геей на серебряных - нет, лучше на
золотых! - цепях вверх ногами (Гера пыталась возражать, но Зевс одернул
супругу, видимо, вдохновленный идеей Мома). Одновременно оповестим всех
жрецов, пифий, прорицателей и базарных попрошаек, что в Семье случился
грандиозный скандал - поверят как миленькие, в первый раз, что ли?! -
Геракл в море, Гера в воздухе, Зевс в гневе, Гериных защитников молниями
на Землю посшибал, те врассыпную... к Флегрейским Дромосам, о чем умолчим!
