О продолжении этой истории я узнал совсем неожиданно на другой же вечер. Маго куда-то ушла, а я проявлял в лаборатории сделанные за день снимки. В этот момент кто-то открыл входную дверь своим ключом и почти бесшумно вошел в приемную. "Кто?" - вскрикнул я, бросаясь навстречу неизвестному в темных очках и надвинутой на лоб кепке. "Тихо! - сказал он и прибавил по-русски: - Я вспомнил еще кое-что, сынок, что было уже после войны". И тут я узнал его. Ночной друг Джемса в полицейском мундире и законспирированный владелец нашего ателье стоял передо мной, пристально и строго меня оглядывая.
- Между прочим, труп полицейского с выбитыми зубами выловили сегодня из воды у центрального моста, - сказал он уже по-французски. - За Нуара не беспокойся. Это на другой стороне Города.
- Вы русский или француз? - спросил я.
- Я знаю о них уже давно, когда начала возвращаться память. Но кем был до Начала, не помню. Может быть, русским солдатом, сбежавшим из нацистского лагеря и присоединившимся к какой-нибудь группе Сопротивления. Впрочем, - усмехнулся он, - это я сочиняю себе биографию. Честно говоря, ничего не помню.
Я понял, что ему тяжело, и переменил тему.
- По-видимому, я зачем-то понадобился?
- Бесспорно, - сказал он. - Твоя выходка в погребке непозволительна, но говорит о смелости и находчивости. Ты умеешь ездить верхом?
Я кивнул.
- У тебя, кажется, завелись знакомства на скачках?
- Только в конюшне. Снимал жокеев-призовиков для "Экспресса".
Он прошелся по комнате, подумал и сказал:
- Есть предложение. По воскресеньям на скачках любительский гандикап. Вместо жокеев-профессионалов скачут спортсмены-любители. Преимущественно "быки" и те, кто рассчитывает поступить на службу в полицию.
- Какая же связь между скачками и полицией? - перебил я.
- От полицейского требуется умение стрелять и ездить верхом. Хорошо ездить. А Корсон Бойл - скаковой меценат, умеющий отличать победителей.
- Кто это - Корсон Бойл? .- Начальник продполиции.
- Правая рука Фронталя?
- Кто знает, кто у кого чья рука, - загадочно сказал Фляш, - но Корсон Бойл - это личность, от которой зависит многое.
- А при чем здесь я?
- Примешь участие в гандикапе.
Я задумался. Фляш тоже молчал, ожидая ответа. Наконец я сказал:
- Приказы, конечно, не обсуждают, но разумные люди не отдают приказов разумным людям, не объяснив их цели.
- Хорошо. Проверим, насколько ты разумен. Сначала приказ. Завтра с утра, как только начнется движение по Городу, ты поедешь на ипподром. Спросишь жокея Бирнса. Хони Бирнс. Запомни.
- Я его знаю.
- Тем лучше. Скажешь: Фляш просил подобрать тебе лошадь экстра-класса. Понял?
- Я не идиот. Дальше.
- Он даст тебе лошадь, проверит тебя на дорожке и решит, будешь ты участвовать в гандикапе или нет.
- Допустим, что буду.
- Тогда все зависит от того, каким по счету ты придешь к финишу.
- А если первым?
- Тебя проведут в ложу и представят самому Корсону Бойлу. Держись скромно, но с достоинством. Молчи. Дождись вопроса.
- О чем?
- Он обязательно спросит тебя, что бы тебе хотелось. Боги любят иногда снизойти к смертным.
- А что именно мне бы хотелось? - спросил я а упор.
Фляш улыбнулся, как фокусник перед тем, как поразить зрителей.
- Поступить в полицию.
И продолжал улыбаться, явно наслаждаясь моей растерянностью.
- Но зачем, зачем? - вырвалось у меня.
- Нам нужен свой человек в полиции. В продполиции, - отрубил Фляш. - Опыт с Толли пока ничего не дал.
- Значит, серый мундир? - спросил я, уже ни на что не надеясь.
- Серый мундир с золотыми галунами, - безжалостно повторил Фляш. - Придется надеть.
Четыре туза и джокер
Очередная встреча нашей четверки состоялась, как обычно, в номере отеля "Омон". Я застал своих друзей в тот же вечер в отеле собравшимися на очередной военный совет. Мое сообщение о разговоре с Фляшем встретили настороженным молчанием. Мне было совсем не весело.
- Кажется, уже пришло обещанное мной время кое-каких объяснений и выводов, - сказал Зернов.
- Все уже ясно? - спросил я.
- Без ехидства, Юра. Я не зря молчал. Начну с вопроса: как вы думаете, для чего нас сюда пригласили? - Я имею в виду акцию наших космических друзей... Для участия в Сопротивлении? Что же, они, по-вашему, без нас не справятся? С нами или без нас, а диктатуре галунщиков придет конец. Мы только поможем ускорить его, не больше. Но это уже наше частное дело и совсем не то, чего ждут от нас "облака". Эксперимент их не удался, и, должно быть, они это поняли. Но в чем ошибка? Почему синтезированная ими цивилизация идет к упадку? В чем причины ее технического регресса? И почему ее эволюция не повторяет земную? "Облака" не поняли многого в нашей жизни, не поняли законов ее развития - и в экономике и в социологии, а может быть, даже и в технике. Простой пример: люди создали искусственный рой, или муравейник, н наблюдают, не вмешиваясь, в его эволюцию. Опрокинем пример: суперцивилизация пчел или муравьев создает искусственный город. Но город развивается по другим законам, чем муравейник, и если не знать этих законов, то и получится, что жизнь искажается, как в кривом зеркале. Анохин и Мартин удивляются архитектурному "косноязычию" Города. Но повинны в этом не "облака", а его население. "Облака" довольно умело склеили несколько нью-йоркских и парижских кварталов, а Город расползается, как жидкое тесто. Из благоустроенных небоскребов, с верхних городских этажей жители бегут на окраины, вырубают лес, строят хибары или просто поселяются а брошенных трамвайных вагонах. Мы-то с вами знаем почему, но знают ли "облака"? Десятый год они наблюдают, как созданные ими по земным образцам существа ломают и переделывают все или почти все, воспроизведенное, казалось, с техническим совершенством. Идеально скопированные двигатели внутреннего сгорания превращаются в неуклюжие газогенераторы или паровые топки. В автобусы запрягаются лошади, а электрическое освещение заменяется свечами и газом. Вы думаете, что этот процесс не тревожит авторов эксперимента? Наше появление здесь - свидетельство этой тревоги. И не только тревоги, но и уважения к человеческому разуму. Да, да, сверхразум капитулирует. Он спрашивает нас и в нашем лице человечество, где и в чем он ошибся. И во имя человечества не бойтесь пафоса, во имя человечества, повторяю, мы должны, мы обязаны им ответить.
- А ты знаешь ответ? - прервал я его. - Ты видишь эти ошибки?
- Вижу. Многое давно видел, а в бессонные ночи с Томпсоном докопался до главного.
- Несовершенство моделированных структур?
- Они абсолютно совершенны. И живые и неживые. Но человеческий коллектив - это не сумма отдельных личностей, город не сумма зданий, а технический уровень жизни современного человека не сумма вещей, его окружающих.
Я открыл было рот, но Зернов поднял руку:
- Не перебивай. Я все суммировал и боюсь упустить что-либо. Начнем с мелочей. Для "облаков", по-видимому, нет проблемы надежности. Воспроизвели автомобиль с его запасом горючего, но не подумали о том, что у нас запас этот не вечен. Воспроизвели водопровод, все подземное и наземное его оборудование, но не учли необходимых мощностей: парижские насосы, скажем, негодны для небоскребов Нью-Йорка. Я беру только одну деталь, а их сотни. Воспроизвели электрохозяйство города, даже гидроэлектростанцию возвели на реке, а в простейшем расчете ошиблись: рост промышленности сузил энергетическую базу. Наличие энергетических мощностей оказалось недостаточным для индустриальных и муниципальных нужд.
Когда мы с Томпсоном подсчитали промышленные ресурсы Города в первые дни Начала, - продолжал Зернов, - мы ужаснулись. Большой химический комбинат, правда, мощный и модернизированный, производивший многое из потребного человеку - от пластмасс до каучука, пять-шесть крупных заводов и с десяток мелких сами по себе не могли создать индустриальное обрамление любого крупного европейского города и обеспечить привычный для Земли технический уровень жизни. Такой уровень создает производство всей страны да еще ввоз из-за границы. А Город начал жить буквально в промышленном вакууме. Не было ни трубопрокатных, ни подшипниковых, ни ферросплавных заводов, ни огнеупорного кирпича, ни коксующихся углей, ни цемента, ни гвоздей. Я перечисляю на выбор, наудачу - не было многого необходимого человеку. Но профессиональная его память, усиленная за счет блокированной памяти прошлого, творила чудеса. Стил уже рассказывал нам об этом, я только добавлю, что почти за десять лет Город сам создал свою металлургию и машиностроение, научился делать бумагу из дерева, строить дома, ковать подковы и гвозди, шить платья и мостить мостовую брусчаткой. Могу, между прочим, порадовать Мартина: к Томпсону уже поступил проект о производстве бензина из горючих сланцев. Остается только заинтересовать промышленников.
- А деньги? - вдруг спросил Мартин, - Откуда они берут деньги? Кому продают? Где покупают?
- А вы подумайте. Дон, что бы вы делали, когда проснулись хозяином "Сириуса" или акционером банка? Ведь "облака" смоделировали в миниатюре все, что подметили на Земле, вернее, то, что сочли единственным образцом земной общественной жизни. С рождением Города не началась концентрация напитала, она просто продолжалась, как бы уже когда-то начавшаяся. Не остановило ее и бурно растущее мелкое производство. Томпсон подсчитал, что только за первый год открылось более тысячи различных мастерских и кустарных фабричек. А ведь еще Ленин сказал, что мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе.
"Где же ошибка? - подумал я. - Подвернулся "облакам" клочок капиталистической системы - они его и смоделировали. Кое-что не доделали - люди дополнили. Кое-что не додумали - люди поправили. Бизнес как бизнес - Сити для маленьких. Одно смущало: чем же обеспечивается денежное обращение, смоделированы ли банковские золотые запасы?"
Я поделился своими предположениями с товарищами.
- Нет, - категорически отверг мое предположение Зернов. - Золота в Городе нет - только украшения, сфабрикованные вместе с личным имуществом жителей, помещенных здесь в их земные условия. Видимо, "облака" не заинтересовались складами непрочного желтого металла, не показавшегося им особенно нужным. Бумажные деньги они смоделировали, как человеческую прихоть, как игральные карты, не разгадав их истинного значения. Юра правильно поставил вопрос. Синтезированному Городу угрожала бы неминуемая инфляция, если бы не было найдено нечто более совершенное, чем желтый металл.
Зернов не томил нас догадками. Ответил просто, как нечто уже давно им продуманное:
- Пища. Некий всеобщий эквивалент, в котором, как в золоте, может быть выражена стоимость всякого другого товара.
Каюсь, мы сначала не поняли. Сказалась разная подготовка к вопросу спора. Мы делали свое дело, не особенно раздумывая над тем, что встречали и слышали. Зернов же, создавая с Томпсоном социологическую историю Города, мучительно обдумывал все предложенное ему для размышления и обработки.
- Сейчас мы подходим к той акции "облаков", что внесла нечто новое в смоделированную ими земную цивилизацию, - продолжал он. - Что ищет пчела, порхая от цветка к цветку? Пищу. Что ищет человек, начиная день? Пищу. Без пищи не может существовать ничто живое в любом уголке Вселенной. С этой аксиомы они начали. Моделируя заинтересовавшее их общество, они решили облегчить его дальнейшую эволюцию: создали завод для изготовления необходимой Городу пищи. Я прибегаю к земной терминологии - другой у нас нет, - но завод, вероятно, вечный, автоматический и саморегулируемый. Отсюда и разнообразие продуктов, и неистощимое соответствие любому спросу, и даже знакомые нам этикетки. Если бы "облака" моделировали социалистическое общество, это был бы оптимальный план, но они не разобрались в классовой природе моделируемой ими цивилизации. Попробуйте теперь представить себе, что случилось в первые дни ее жизни. Автоматически управляемые машины, где-то загруженные всем потребным для человека продовольствием, от хлеба до деликатесов, выходят на шоссе, а здесь их уже поджидают полицейские тройки, запрограммированные для сопровождения грузовиков в пути и разгрузки их на стоянках. Вы спросите: а зачем "облакам" полиция? А зачем в муравейниках особый вид муравьев-солдат с особыми функциями? Это функциональное понимание жизни "облака" механически перенесли и на человеческий муравейник, только одного не учли - денег. Передавая товар магазинам, полицейские получали наличными или банковскими чеками. В сумме окружавших человека вещей банковские книжки едва ли были забыты. Ну, а что произошло дальше - понятно. Приток денег был узаконен, пущен в оборот, он укрепил уже без участия "облаков" финансовое хозяйство Города и денежное обращение - словом, естественную функцию денег в качестве средства обращения и средства платежа. Наряду с моделями банков и промышленных компаний создалась новая капиталистическая монополия, синдикат нуворишей, но более мощный, чем все остальные, и притом обладавший большей ценностью, чем любой золотой запас. Не автоматы галунщиков, а неистощимый источник продовольствия обеспечил полицейской верхушке ее реальную, и неограниченную, и бесконтрольную власть.
