Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#15| Dragon God
Demon's Souls |#14| Flamelurker
Demon's Souls |#13| Storm King
Demon's Souls |#12| Old Monk & Old Hero

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Русская фантастика - А. и С. Абрамов Весь текст 342.01 Kb

Рай без памяти

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4  5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 30
	Голос из темноты спросил:
	- Кто идет?
	- Джемс.
	Мы уже поднялись на пригорок. Черные кусты окружали нас, листья щекотали лицо. Тусклый огонек фонарика освещал круп лошади и серый мундир стоявшего рядом мужчины. Лица его я не увидел, но штаны с золотым лампасом и желтые сапоги разглядел.
	- Черт, - выругался я по-русски и отступил в темноту.
	Полицейский засмеялся.
	- Земляк, - сказал он тоже по-русски, - не бойся, не забодаю, - и прибавил уже по-английски: - Твой спутник, Джемс, видно, принял меня за "быка". Если он понимает по-английски, объяснять, я думаю, не надо. Это единственный костюм, в котором здесь не наживешь неприятностей. Все? - спросил он, приподымая сброшенные нами мешки.
	- Одни лисьи, - сказал Джемс.
	- Неплохо. Я тоже кое-что захватил. Мешок муки и два ящика. Кроме консервов, сигареты, вино и разная мелочишка. На дне пара новеньких "Смит и Вессонов", автоматические, тридцать восьмого калибра. Патроны поберегите. Они не для охоты.
	- Знаю.
	Человек с фонарем подошел ближе, раздвинув неправдоподобные в темноте ветви. Лицо его по-прежнему таяло в густом - я судил по сырости - ночном тумане.
	- Передай отцу: неплохую тренировочку он придумал для памяти. Возвращается, подлая. Помню теперь не только Людовиков, но и Сопротивление. А сейчас вдруг прорезалась одна дата: сорок первый год, двадцать второе июня. Свербит, а не могу вспомнить, что.
	- Начало Великой Отечественной войны, - сказал я.
	На мгновение он умолк, потом выкрикнул почти восторженно:
	- Когда вступили в войну мы, русские! Верно! На рассвете двадцать второго июня!
	- Через час рассвет, - сказал Джеме. - Надо спешить.
	Он не проявил интереса к уроку истории. Видимо, это заметил и наш собеседник.
	- Все сразу не захватишь, - произнес он уже другим тоном, лаконично и деловито. - Кому-то придется возвращаться. Возьми пока один ящик, а мы с ним потолкуем немножко. - Он махнул фонариком в мою сторону, чуть не погасив при этом свечу. - Тоже историком был? - спросил он, когда Джемс с ящиком на плече исчез в темноте.
	- Почти, - сказал я.
	- И все помнишь?
	- Многое.
	- А после разгрома под Москвой что было?
	- Сталинград.
	- Верно, - протянул ом задумчиво, - теперь еще кое-что припомнится. Жаль, что нам нельзя встречаться просто.
	- Почему нельзя?
	- Потому что я в Городе, чудак. Дадут пароль - встретимся. А так зайдешь - не узнаю.
	Он замолчал, прикрывая разбитое стекло фонаря рукой, отчего тьма вокруг становилась еще гуще. А к моему пониманию происходящего услышанное ничего не добавило. Почему он - тоже русский - оказался здесь, на чужой планете? Почему он живет в этом загадочном безымянном Городе? И почему с ним нельзя встретиться просто, а нужен пароль? Историк. Если наш, земной, то почему он радуется, что не забыл Сопротивления и Сталинград? Или Сталинград он забыл? Значит, нужна тренировка памяти - он сам об этом сказал. Но разве эти слова что-нибудь проясняют?
	- Мне понятно, почему ты бежал, - прервал он мои размышления, - но не уходи от Запомнивших. - И опять слово прозвучало так, словно писалось с прописной буквы.
	- Что запомнивших? - спросил я, будто бы не расслышав фразы.
	- То, что было.
	- У меня другая беда, - я продолжал начатую на лодке игру, - помню все, что было, и забыл все, что есть.
	Он рассмеялся тихонько, как смеются в классе, чтобы не услышал учитель.
	- Вспомнишь. Научат. Главное, не говори никому о том, что Начало не есть Начало.
	Сзади послышался треск хрустнувшей под ногами ветки. На берег поднялся Джемс.
	- Бери ящик! - потребовал он, подымая мешок с мукой. - Поторопимся. Прощай, Фляш.
	Человек, которого назвали Фляшем, потушил фонарь и вскочил в седло. Связанные вместе наши два мешка он перебросил перед собой.
	- А что в мешках? - спросил я Джеймса.
	- Лисьи шнурки. Все "дикие" промышляют этим по малости, - неохотно, как мне показалось, пояснил он и спросил в свою очередь: - О чем говорили?
	- О памяти, - сказал я: мне тоже не хотелось развивать сейчас эту тему. - А что он делает в Городе?
	- Об этом не спрашивают, - отрезал Джемс.
	
	
	Сердце пустыни
	
	Я очень люблю у Грина романтическую сказку о воплощенной мечте. Кто-то подшутил над ее героем: рассказал красивую выдумку о "сердце пустыни", о коттедже или даже поселке, построенном счастливцами в девственной лесной глухомани, руссоистскую утопию в сочетании с требованиями современного городского комфорта. Никакого "сердца пустыни" герой, конечно, не нашел, но он сам его создал - прелестное человеческое гнездо в огромном лесу.
	Я вспомнил об этом, когда мы уже подъезжали к коттеджу Стила - кстати, фамилия владельца дома и главы семьи, в которой выросли Люк и Джеме, отличалась от фамилии гриновского героя только отсутствием мягкого знака в конце - добротная английская или американская фамилия, если только уместно упоминать о земных нациях в этом диковинном мире.
	А до того мы еще плыли по ночной реке час или больше, не знаю, потому что заснул наконец от усталости рядом с Мартином. Разбудил меня Джемс, легонько толкнув в плечо:
	- Проснись. Подъезжаем. Разбуди других, только тихо.
	Рассвет уже алел, чернота по берегам сменилась различимой синевой леса, бриллиантовая россыпь звезд тускнела и гасла. Сизый туман клубился над рекой, подымаясь по берегам к полосе плотно разросшегося кустарника. Пахло жасмином и метеолой, хотя различить в предрассветном тумане цветы было трудно, - я заметил только переплетающиеся ветки кустарника, словно росшего из воды, там, где берег образовывал выемку. Туда-то и направил лодиу Джеме. Она врезалась в кусты, раздвинула их и прошла насквозь с хрустом и шелестом веток о борт. Мы оказались в ерике, узком рукавчике, соединявшем соседние плавни с впадавшей где-то неподалеку другой рекой.
	Ерик протекал в зеленой сплошной галерее с крышей из переплетавшихся веток, закрывавшей небо. Грести было уже нельзя. Люк и Джеме отталкивались от кустистых берегов веслами. Уже виденная много раз розовая изгородь увенчивала верхнюю каемку берега, с которого лестницей к воде спускались вдавленные в траву валуны. Именно лестницей - она вела к высокому забору из плотно сбитых и заостренных вверху нетесаных бревен, точь-в-точь такому же, какой возвел вокруг своего дома Робинзон Крузо.
	Джемс отомкнул калитку, и мы вошли в сад, отделенный от хозяйственного двора деревянной решеткой. Тишина леса по-прежнему окружала нас: в доме, видимо, спали. Он был очень красив, этот двухэтажный дом, выстроенный без всякого архитектурного плана, но с несомненным художественным чутьем, присущим строителям. Гигантские бревна стен почти скрывала коралловая жимолость, разной формы окна и двери не раздражали, а притягивали глаз. Крыша из выгоревшей до черноты тростниковой соломы выдвигалась по карнизу здания массивным навесом полуметровой толщины, предохраняя от прямых лучей солнца обегавшую дом открытую деревянную галерею.
	Мы не прошли и половины дорожки к дому, как навстречу вышел человек в такой же ковбойке и шортах, как Джемс и Люк, в таких же мокасинах-плетенках и такой же высокий и загорелый. На его розовом лице не было ни одной морщинки, и только ранняя седина умаляла его моложавость. Конечно же, это был отец наших спутников, но его скорее можно было принять за их старшего брата.
	- Типичный фермер из Аризоны или Канзаса, - шепнул мне Мартин.
	- Дэвид Стил, - представился он, нисколько не удивившись нашему появлению в обществе его сыновей.
	Мы назвали себя. Мартину он пожал руну, как доброму соседу, и только чуть-чуть поднял бровь, когда услышал наши русские имена. Воспитанный человек, сказали бы мы о нем у себя дома. Именно дома - он был земной, совершенно земной человек, гостеприимный хозяин дачи, и которому мы заехали в выходной день.
	- Вы, наверное, очень устали, - проговорил он сочувственно, - еще бы, всю ночь на реке. Впрочем, завтракаем мы в пять утра, так что у вас еще три часа, чтобы отдохнуть и вздремнуть, если захочется.
	Когда мы остались одни в отведенной для нас, по-спартански обставленной комнате с чисто выструганным дубовым столом, на котором уже стояли бутылки с бренди и молоком, с поджаренными тартинками, я высказал свои соображения Зернову.
	Он, как всегда, ответил не сразу. Повертел в руках коньячную бутылку с пестрой этикеткой и сказал совсем не то, что от него ждали.
	- Странная этикетка. "Бломкинс и сын". Калифорния. Неужели в этом мире есть своя Калифорния?
	- И нет Америки.
	- Мы еще не знаем, что есть. Нам известно пока, что есть Город-государство, а в нем французский сектор, русский арондисман и Гарлем. Крохи информации.
	- Могу добавить. Какой сейчас век, по-вашему? Здесь - первый. А год десятый. И время отсчитывается не от христианской эры, а от некоего загадочного Начала с прописной буквы. Утверждать, что Начало не есть начало, а что-то ему предшествовало, и помнить, что предшествовало, никому не рекомендуется. Применяются санкции. И еще: в здешних сутках не двадцать четыре, а всего восемнадцать часов.
	Меня выслушали с почтительным удивлением. Только Зернов заметил:
	- То, что сутки здесь короче земных, мне давно уже ясно. А год десятый - это любопытно. Но ни то, ни другое не объясняет происхождения калифорнийской этикетки. Она между прочим подлинная. И Мартин ее узнал.
	- Узнал, - ухмыльнулся Мартин, - и бренди тоже.
	- Молоко у них свое, - задумчиво рассуждал Зернов, - вино они, допустим, привозят из Города. Значит, его где-то изготовляют, хранят, выдерживают. Но почему именно Бломкинс и сын, торгующие вином в Калифорнии?
	- Все необъяснимо, - вздохнул Толька.
	- Почему же все? - не согласился Зернов. - Многое проясняется, если допустить вероятность гипотезы о Земле-бис. Начнем с элементарного: что нужно "облакам"? Модель земной жизни. Как они поняли эту жизнь? Как совокупность по-разному организованных множеств. Но модель - это же селекция, отбор наиболее, с их точки зрения, типичного. Так зачем им повторяемость форм нашего общежития? Пейзажа? Флоры? Фауны? Не лучше ли представить Землю одним Городом - государством в окружекии других форм земной эволюции? Может быть, здесь есть и свои полюса и свои тропики, но для организованной земной жизни достаточно вот такого уголка с растительным изобилием и этологическими излишествами.
	- А десятый год первого века? А упраздненная география? А отшибленная память? А "Смит и Вессон" рядом с индейским луком? Это тоже селекция?
	- Не дури, Юра. Это же неуправляемая жизнь. Они воспроизвели структуру вещества, тайны которой мы так и не знаем, и предоставили все это естественной эволюции. Блокированная память? Понятно. Начиная жизнь здесь, эти люди не могли сохранить памяти своих аналогов со старушки Земли. То, что помнили и знали те, не должны были помнить и знать эти. Отсюда и Начало, первый век и упраздненная география.
	- Кому же она мешала?
	- Людям. Память не могла быть полностью заблокирована. Люди не могли начинать жизнь с опытом новорожденных младенцев. Жизненный опыт человека складывается из свойств характера, эмоциональных состояний, приобретенных знаний и профессиональной деятельности - словом, из количества воспринятой и переработанной информации. Часть ее, связанная с земным прошлым человечества, была не нужна: она помешала бы его жизни в новых условиях. Зачем знать ему о Крестовых походах и войнах, которых не было на этой планете, о небесных светилах, оставшихся в другой галактике, и о странах и городах, которых здесь нет и не будет. Память об этом и была блокирована. Моделированному человечеству оставили только то, что могло способствовать его эволюции. Скажем, профессиональный опыт. Шахтер должен уметь добывать уголь, продавец - торговать, а строитель - строить. Но что делать учителю истории и географии? Он функционально связан с прошлым, ненужным здешнему школьнику. Вот он пришел а школу, как было запрограммировано его создателями, и начал рассказывать детям о Европе или Америке, о Гитлере и второй мировой войне. Дети сообщат об этом родителям, прочно забывшим все то, о чем помнит учитель. Теперь уже не "облака", а сами люди уберут такого учителя, а дети получат новые основы знания. Слыхали Люка? Проще считать, что река замкнутым кольцом обтекает планету, чем где-то кончается и куда-то впадает. Этот Город-государство еще слишком молод, чтобы иметь своих Колумбов и Магелланов, но ему уже нужны инженеры и математики. Без строительной механики не построишь домны, а без геологии не найдешь угля и железной руды. А вы говорите: необъяснимо!
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4  5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 30
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама