Все это - только предисловие, ты понимаешь. Не успел я кое-как успокоить парня, как сам запсиховал: вижу, летят облака стайкой вдоль дороги, этаким бреющим полетом идут. Тут и Митчелл их увидел. Слышу: замолк. Только дышит тяжело, как спринтер после финиша.
- К городу пошли,- прошептал он.- А почему нас не тронули?
- А мы с тобой меченые. Я с ними тоже встречался,- пояснил я.- Вот они и запомнили.
- Не нравится мне все это,- сказал он и замолчал.
Так мы и ехали молча, пока из-за поворота не показался город. До него оставалось не больше мили, но я почему-то не узнал его: таким странным он мне показался в сиреневой дымке, как мираж в этих сыпучих желтых песках.
- Что за дьявольщина? - удивился я.- Может быть, у меня спидометр барахлит? До города по меньшей мере еще десяток миль, а он уже виден.
- Конечно. Мы должны были проехать мотель старика Джонсона,- откликнулся Митчелл.- Ведь он в миле от города.
Действительно, гостиница старика Джонсона, обычно собственной персоной встречавшего автомобилистов у входа, куда-то бесследно исчезла. Мы не могли ее проехать, а даже признаков строения у дороги не было видно.
Зато с каждой минутой становился виднее Сэнд-сити. В лиловой дымке он перестал быть миражем.
- Вроде город как город,- сказал Митчелл,- а что-то не то. Может, с другой дороги въезжаем?
Но въезжали мы с обычной дороги. И видели те же рыжие дома у въезда, тот же плакат на столбах с огромными буквами поперек улицы: "Самые сочные бифштексы только в Сэнд-сити",- ту же колонку Сэмюэля Фрича с алюминиевой башенкой-счетчиком. Даже сам Фрич в белом халате, как всегда, стоял у разбитого молнией дуба с лучезарной улыбкой-вопросом: "Обслужить вас, сэр? Масло? Бензин?"
Город оборотней
Я остановил "корвет" со скрежетом, знакомым всем владельцам окрестных бензоколонок.
- Привет, Фрич. Ты ничего странного не находишь? Как тебе нравится наш город?
Мне показалось, что Фрич не узнал меня. Без обычной своей услужливой расторопности он шагнул к нам, шагнул как-то неуверенно, словно человек, вошедший в ярко освещенную комнату из ночной темноты. Еще более поразили меня его глаза: неподвижные, будто мертвые, они смотрели не на нас, а сквозь нас. Он остановился, не дойдя до машины.
- Доброе утро, сэр,- произнес он глухим, безразличным голосом.
Фамилии моей он не назвал.
- Что с городом?! - заревел я.- Крылья, что ли, у него появились? Ты можешь мне ответить, черт побери?
- Не понимаю, сэр,- так же монотонно и безразлично ответил Фрич.- Что вам угодно, сэр?
Нет, это был не тот Фрич, которого я знал.
- Куда девался мотель старика Джонсона? - спросил я, еле сдерживаясь.
Он повторил без улыбки:
- Мотель старика Джонсона? Не знаю, сэр.- Он шагнул ближе и уже с улыбкой, но до того искусственной, что мне на миг стало страшно, прибавил: - Вас обслужить, сэр? Масло? Бензин?
- Ладно,- сказал я.- Разберемся. Поехали, Митч.
- Что это с ним? - спросил Митчелл.- С утра, что ли, набрался?
Но я знал, что Фрич не пьет ничего, кроме пепси-колы. И бродило в нем не хмельное, а нечто нечеловеческое.
- Ты знаешь, где найти твоего хозяина? - спросил я у Митчелла.
- В клубе, наверно.
Я свернул на Эльдорадо-стрит, погнав машину вдоль аккуратных коттеджиков, одинаково желтых, как вылупившиеся цыплята. Пешеходов не было видно, здесь пешком не ходили, а ездили на "понтиаках" и "бьюиках", но владельцы "понтиаков" и "бьюиков" уже уехали на работу, а их жены еще потягивались в постелях или завтракали в своих электрифицированных кухнях. Хозяин Митчелла завтракал в клубе, а клуб помещался на улочке, выходившей на главную магистраль - Стейт-стрит - улицу Штата, как она здесь называлась. Мне было стыдно своих неосознанных страхов: синее небо, никаких розовых облаков над головой, расплавленный солнцем асфальт, горячий ветер, гнавший по мостовой обрывки газет, в которых, наверное, говорилось о том, что розовые облака - это просто выдумка психов-ньюйоркцев, а Сэнд-сити полностью застрахован от любого космического нашествия,- все это возвращало к реальности тихого сонного города, каким он и должен быть в это знойное утро.
Так по крайней мере мне казалось, потому что все это была только иллюзия, Юри. В городе не было утра, и он совсем не дремал и не спал. Мы сразу увидели это, свернув на Стейт-стрит.
- Не рановато ли в клуб? - спросил я у Митчелла, все еще думая о сонном городе.
Он засмеялся, потому что в этот момент нас задержала толпа на перекрестке. Но это была не утренняя толпа, и окружал нас не утренний город. Светило солнце, но электрические фонари на улице продолжали гореть, как будто вчерашний вечер еще не кончился. Неоновые огни сверкали на витринах и вывесках. За стеклянными дверями кино гремели выстрелы: неустрашимый Джеймс Бонд осуществлял свое право на убийство. Щелкали шары на зеленых столах бильярдных, словно поезд, грохотал джаз за окнами ресторана "Селена", и стучали сбитые кегли в настежь открытых дверях спортзалов. А по тротуарам фланировали прохожие, именно фланировали, прогуливались, а не спешили на работу, потому что работа давно закончилась и город жил не утренней, а вечерней жизнью. Будто вместе с электрическими фонарями на улице люди решили обмануть время.
- Зачем эта иллюминация? Солнца им мало? - недоумевал Митчелл.
Я молча затормозил у табачного киоска. Бросив на прилавок мелочь, осторожно спросил у завитой продавщицы:
- У вас какой-нибудь праздник сегодня?
- Какой праздник? - переспросила она, протягивая мне сигареты.- Обычный вечер обычного дня.
Неподвижные голубые глаза ее смотрели сквозь меня, как и пустые глаза Фрича.
- Вечер? - повторил я,- Да вы посмотрите на небо. Какое же солнце вечером?
- Не знаю.- Голос ее звучал спокойно и безразлично,- Сейчас вечер, и я ничего не знаю.
Я медленно отошел от киоска. Митчелл поджидал меня у машины. Он слышал весь мой разговор с продавщицей и думал, вероятно, о том же: кто из нас сошел с ума - мы или они, жители города. Может быть, сейчас действительно вечер, у нас с Митчеллом просто галлюцинация? Я еще раз оглядел улицу. Она была частью шестьдесят шестого шоссе, проходящего через город в Нью-Мексико. Автомашины двигались мимо нас двумя встречными колоннами - обычные американские автомашины на обычной американской автомобильной дороге. Но все они шли с зажженными фарами.
Импульсивно, уже ни о чем не думая, я схватил за плечо первого попавшегося под руку прохожего.
- Не трогай меня, чертова кукла! - закричал он, вырываясь.
То был маленький, юркий толстяк в нелепой велосипедной шапочке. Глаза его - не пустые и безразличные, а живые и гневные - смотрели на меня с отвращением. Я оглянулся на Митчелла; тот покрутил пальцем у виска. И гнев толстяка тотчас же переменил направление.
- Это я идиот, по-твоему? - уже не закричал, а завизжал он, рванувшись к Митчеллу.- Это вы все здесь с ума сошли, весь город. Утро на улице, а они электричество жгут. И на все вопросы, как заведенные: не знаю - и все! А ну-ка ответь: утро сейчас или вечер?
- Утро, конечно,- сказал Митчелл,- а что в городе творится, сам не пойму.
Метаморфоза, происшедшая с толстяком, была поразительна.
- Слава всевышнему: один нормальный человек в городе сумасшедших! - воскликнул он, все еще не выпуская руки Митчелла.
- Два,- сказал я, протягивая руку,- Вы третий. Давайте-ка обменяемся впечатлениями. Может, и разберемся в этом наваждении.
- Объясните мне, господа, самое дикое,- начал толстяк,- эти фокусы с автомобилями. Они едут и исчезают. Сразу. И в никуда.
Честно говоря, я его не понял. Что значит: в никуда? Он объяснил. Только сигарету попросил: "Не курю, но, знаете, успокаивает".
- Зовут меня Лесли Бейкер, по специальности - коммивояжер. Дамское белье и косметика. Сегодня здесь, завтра там - кочевник. Сюда попал по дороге в Нью-Мексико: свернул на шестьдесят шестое шоссе. Ехал медленно, как улитка. Помню, все время впереди маячил большой зеленый фургон, не давая себя обогнать. Вы знаете, что такое медленная езда? Зубная боль по сравнению с ней удовольствие. Да еще этот плакат при въезде:
"Вы въезжаете в самый спокойный город Америки". А самый спокойный город отчудил такое, что в цирке не увидишь, у фокусников. На окраине, где шоссе расширялось - тротуаров там уже не было,- я снова попытался обогнать моего мучителя. Рванул сбоку, смотрю, а его нет. Исчез. Не понимаете? И я не понял. Свернул на обочину, сбавил скорость, гляжу туда-сюда: нет фургона. Растаял, как сахар в чашке кофе. А я тем временем в колючую проволоку врезался, даже притормозить не успел. Хорошо, что еще ехал тихо.
- Откуда на шоссе колючая проволока? - удивился я.
- На шоссе? Не было никакого шоссе. Оно исчезло вместе с фургоном. Была голая красная равнина, зеленый островок вдалеке да колючая проволока кругом: частное владение., Не верите? Сначала и я не поверил. Ну, ладно, пропал фургон - черт с ним. Но куда шоссе делось? Бред! Оглянулся назад и чуть не умер со страха: прямо на меня и на проволоку прет черный "линкольн". Черная смерть. Сто миль, не меньше. Я и выскакивать не стал, только зажмурился: все одно конец. Прошла минута - не конец. Открыл глаза: жив, а "линкольна" как не бывало.
- Может быть, он проехал вперед?
- Куда? По какому шоссе?
- Значит, тоже исчез?
Он кивнул.
- Выходит, что машины исчезли, не доезжая до колючей проволоки? - спросил я.
- Вот именно. Одна за другой. Я минут десять так простоял, и все они пропадали на кромке шоссе. Оно обрывалось в красной глине у самой проволоки. А я стою, как Рип Ван Винкль, только глазами моргаю. У кого ни спрошу - один ответ: "Не знаю". Почему едут с зажженными фарами? Не знаю. Куда пропадают? Не знаю. Может быть, в ад? Тоже не знаю. А где шоссе? А глаза у всех стеклянные, как у покойников.
Мне уже было ясно, что это за город. Хотелось провести еще один тест - взглянуть собственным глазом. Я осмотрелся и проголосовал; одна из проезжавших мимо машин остановилась. У водителя тоже были стеклянные глаза. Но я рискнул.
- Не подвезешь до окраины? Два квартала и только.
- Садитесь,- сказал он равнодушно. Я сел рядом с ним, толстяк и Митч, ничего не понимая, уместились сзади. Парень безразлично отвернулся, дал газ, и мы пролетели эти два квартала за полминуты.
- Смотрите,- лихорадочно прошептал сзади Бейиер.
Впереди нас поперек обрезанного красной глиной шоссе тянулись четыре ряда ржавой колючей проволоки. Виден был только небольшой участок проволочного ограждения, остальное скрывали дома по обочине дороги, и потому казалось, что весь город обнесен колючей проволокой, изолирован от мира живых людей.
- Осторожней, проволока! - крикнул, хватая водителя за руку, Бейкер.
- Где? - удивился тот и отшвырнул руку Бейкера.
Проволоки он явно не видел.
- А ну-ка притормози,- вмешался я,- мы здесь сойдем.
Водитель сбавил газ, но я еще успел увидеть, как радиатор машины начал медленно таять в воздухе. Словно что-то невидимое проглатывало машину дюйм за дюймом. Вот уже исчезло ветровое стекло, щиток с приборами, руль и руки водителя. Это было так страшно, что я невольно закрыл глаза. И тут же резкий удар бросил меня на землю. Я ткнулся носом в пыль, а ноги еще царапали по асфальту: значит, вылетел на самой кромке шоссе. Но как вылетел? Дверца была закрыта, машина не переворачивалась. Я поднял голову и увидел впереди кузов незнакомой серой машины. Рядом в придорожной пыли лежал без сознания бедняга коммивояжер.
- Жив? - спросил, нагибаясь ко мне, Митчелл. Лицо его украшал сине-багровый кровоподтек под глазом.- Швырнуло прямо в бейкеровскнй катафалк.- Он кивнул на серую машину, застрявшую в проволочном заграждении.
- А где же наша?
Он пожал плечами. Несколько минут мы стояли молча у края срезанного шоссе, наблюдая действие одного и того же чуда, только что оставившего нас без машины. Толстяк коммивояжер тоже встал и присоединился к нашему наблюдению. Чудо повторялось каждые три секунды, когда мимо нас на полном ходу пересекал кромку шоссе какой-нибудь "пикап" с деревянным кузовом или двухцветный лакированный "понтиак" и пропадал бесследно, как лопнувший мыльный пузырь. Некоторые мчались прямо на нас, но мы даже не отступили в сторону, потому что они таяли в двух шагах, именно таяли: весь процесс таинственных и необъяснимых исчезновений был отчетливо виден на солнцепеке. Они действительно исчезали не сразу, а словно ныряли а какую-ту дырку в пространстве и пропадали в ней начиная с радиатора и кончая номерным знаком. Казалось, город был обнесен прозрачным стеклом, за которым уже не существовало ни шоссе, ни автомобилей, ни самого города.
