Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Русская фантастика - А. и С. Абрамов Весь текст 302.61 Kb

Всадники ниоткуда

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 10 11 12 13 14 15 16  17 18 19 20 21 22 23 ... 26
	- Думаете, с ума сошел? А знаете парадокс Бора о безумии как о признаке истинности научной гипотезы? Но я не претендую на истинность, я только высказываю одно из возможных предположений. Не есть ли это тот самый контакт, о котором сейчас мечтают все мыслящие представители человечества? Не пытаются ли "облака" через нас, именно через нас, сказать людям о том, что они делают и зачем они это делают? Допуская нас к своим экспериментам, не обращаются ли они к нашему интеллекту, предполагая, что мы сумеем понять их смысл?
	- Странный способ связи,- усомнился я.
	- А если другого нет? Если наши виды связи им неизвестны? Или недоступны? Если они не могут прибегнуть ни к оптическому, ни к акустическому, ни к другому приемлемому для нас способу передачи информации? И если им недоступна телепатия, неизвестен наш язык, азбука Морзе и другие наши сигнальные средства? А нам недоступны их виды связи. Что тогда?
	- Не пойму я вас,- рассердился Мартин,- они творят, они моделируют, связи ищут, а нас - кого к стенке, кого в петлю.
	- Они могут не знать. Первые опыты, первые ошибки.
	- А вас это утешит на виселице?
	- Я что-то в нее не верю,- сказал Зернов. Я не успел ответить. Машину рвануло вверх, кузов раскололся. Яркая вспышка света, адский грохот, длившийся какую-то долю секунды, невесомость и темнота.
	
	
	Двойник Ирины
	
	Веки с трудом разжались, будто склеенные, и тотчас же отозвалась в затылке пронзительная, острая боль. Высоко, высоко надо мной мерцали огоньки, как светлячки летней южной ночью. Звезды? Небо? Я нашел ковш Большой Медведицы и понял, что я на улице. Медленно, медленно попробовал повернуть голову, и на каждое движение отвечала та же колющая боль в затылке. Но все же я различил неровную черноту домов на противоположной стороне улицы, мокрую от дождя мостовую - она чуть отсвечивала в темноте, и какие-то тени посреди улицы. Присмотревшись, я узнал в них остатки нашей разбитой машины.
	Я лежал у ствола едва различимого в темноте дерева, мог даже пощупать его старую морщинистую кожу. Подтянувшись, я привалился и нему спиной. Стало легче дышать, и ослабла боль. Я тронул волосы на затылке, понюхал пальцы: не кровь - нефть.
	Преодолевая слабость, я встал, обнимая дерево, как любимую девушку, и долго так стоял, всматриваясь в безлюдную уличную темень. Потом, медленно переступая, пошатываясь на каждом шагу, пошел к разбитой машине. "Борис Аркадьевич! Мартин!" - тихо позвал я. Никто не отозвался. Наконец я подошел к чему-то бесформенному, распластавшемуся на мостовой. Вгляделся. То была половина тела в немецком солдатском мундире, без ног и без лица; все, что осталось от первого или второго нашего конвоира. Я обошел его кругом и у обочины соседнего тротуара нашел Мартина.
	Я сразу узнал его по короткой замшевой курточке и узким брюкам - таких брюк никто из немецких солдат не носил. "Дон!" - позвал я. Он вздрогнул и прошептал: "Кто?" "Ты жив, дружище?" "Юри?" "Я. Можешь приподняться?" Он кивнул. Я помог ему сесть на обочину и сел рядом. Он тяжело дышал и, видимо, еще не привык к темноте: глаза моргали. Так мы просидели молча минуты две-три, пока он не спросил:
	- Где мы? Я что-то ничего не различаю. Что случилось?
	- Должно быть, бросили бомбу в машину. Где Зернов?
	- Не знаю.
	Я встал и снова обошел остатки разбитой машины, пристально вглядываясь в трупы конвоиров. Зернова не было.
	- Плохо,- сказал я, вернувшись.- Никаких следов.
	- Мы в кузове были и - живы. Значит, и он жив. Ушел, должно быть.
	- Без нас? Чушь.
	- А если вернулся?
	- Куда?
	- В настоящую жизнь. С этого шабаша ведьм? Вдруг ему повезло? А вдруг и нам повезет?
	- Тише! Слышишь?
	Массивная дверь за нами протяжно скрипнула и открылась. Вырвавшийся сноп света тотчас же срезала тяжелая дверная портьера. Стало опять темно, но в мгновенном свете я увидел фигуру женщины в вечернем платье. Сейчас виднелась лишь ее неясная тень. Из-за портьеры за дверью, откуда-то издалека, глухо доносилась музыка: играли популярный немецкий вальс.
	Женщина, все еще неразличимая в темноте, сошла по ступенькам подъезда. Теперь ее отделяла от нас только полоса узкого тротуара. Мы продолжали сидеть.
	- Что с вами? - спросила она.
	- Ничего особенного,- ответил я,- только разорвало нашу машину.
	- Вашу? - удивилась она.
	- Ту, в которой мы ехали или нас везли, если быть точным.
	- Кто ехал с вами.'
	- Кто мог ехать, по-вашему?- Меня уже раздражал этот допрос,- Конвоиры, разумеется. Хотите собрать их по частям?
	- Не сердитесь. Должен был ехать начальник гестапо.
	- Кто? Ланге? - удивился я.- Он остался в гостинице.
	- Так и должно было случиться,- сказала она задумчиво.- Так и тогда было. Только они подорвали пустую машину.- А вы откуда? Неужели и вас придумал Этьен?
	- Нас никто не придумал, мадам,- оборвал я ее.- Мы здесь случайно и не по своей воле. Вы меня извините, я не блестяще говорю по-французски. Может быть, вы знаете английский?
	- Английский? - удивилась она.- Но каким образом...
	- Этого я не смогу объяснить вам даже по-английски. К тому же я не англичанин.
	- Алло, мэм,- перебил Мартин.- Зато я из Штатов. Знаете песенку: "Янки Дудль был в аду... говорит: "Прохлада!". Уверяю вас, мэм, в этом аду жарче.
	Она рассмеялась.
	- Что же мне делать с вами?
	- Я бы промочил горло,- сказал Мартин.
	- Идите за мной. 8 раздевалке никого нет, а швейцара я отпустила. Вам везет, мсье.
	Мы прошли за ней в слабо освещенную раздевалку. Мне бросились в глаза немецкие военные плащи на вешалке и офицерские фуражки с высокими тульями. Сбоку находилась крохотная комната - чуланчик без окон,- оклеенная страницами из киножурналов. В ней стояли два стула и стол с толстой регистрационной книгой.
	- У вас отель или ресторан? - спросил Мартин у женщины.
	- Офицерское казино.
	Я впервые взглянул ей в лицо и обмер. Она тотчас же насторожилась.
	- Разве вы меня знаете?
	Тут и Мартин сказал нечто. По-русски это прозвучало бы так:
	- Ну и ну... Совсем интересно. 
	А я молчал.
	- Что это значит, мсье?- спросила женщина.
	- Ирина,- сказал я по-русски,- ничего не понимаю.
	- Боже мой, русский! - воскликнула она тоже по-русски.
	- Как ты здесь очутилась?
	- Ирэн - это моя подпольная кличка. Откуда вы ее знаете?
	- Я не знаю никакой подпольной клички. Я не знаю, что у тебя она есть. Я знаю только то, что час назад мы с тобой ужинали в отеле "Омон" в Париже.
	- Тут какое-то недоразумение,- сказала она отчужденно и холодно. 
	Я вскипел.
	- Меня не узнала? Протри глаза.
	- А кто вы такой?
	- Мы же с тобой приехали из Москвы. Неужели ты и это забыла?
	- Когда приехали?
	- Вввчера...- Я уже начал заикаться.
	- В каком году?
	Тут я просто замер с открытым ртом. Что я мог ей ответить, если она смогла это спросить?
	- Не удивляйся, Юри,- шепнул сзади Мартин: он ничего не понял, но догадался о причине моей взволнованности.- Это не она. Это оборотень.
	Она все еще смотрела отчужденно то на меня, то на Мартина.
	- Память будущего,- загадочно произнесла она.- Наверно, он думал об этом когда-нибудь. Может быть, даже встретил вас и ее. Похожа на меня? И зовут Ирина? Странно.
	- Почему? - не выдержал я.
	- У меня была дочь Ирина. В сороковом ей было около года. Ее увез в Москву Осовец. Еще до падения Парижа.
	- Какой Осовец? Академик?
	- Нет, просто ученый. Работал с Полем Ланжевеном.
	Какая-то искорка вдруг прорезала тьму.
	- А вы и ваш муж? - спросил я, уже догадываясь.
	- Муж уехал с посольством в Виши. Приехал позже, уже один. Остановился у какой-то придорожной фермы - вода в радиаторе выкипела или просто пить захотелось, не знаю. А дороги уже бомбили. Ну, и все. Прямое попадание,- она грустно улыбнулась, но все-таки улыбнулась, видимо, уже привыкла.- Я потому так держусь, что меня именно такой воображает Этьен. На самом деле мне все это горше досталось.
	Все совпадало. Осовец тогда еще не был академиком, но уже работал с Ланжевеном - об этом я знал. Очевидно, он и воспитал Ирину. От него она узнала и о матери. Только при чем здесь Этьен?
	Я не удержался и спросил об этом. Она засмеялась.
	- А я ведь его воображение. Он наверняка думает сейчас обо мне. Был влюблен в меня без памяти. И все же предал.
	Я вспомнил слова Ланге: "Он предал даже самую дорогую для него женщину, в которую был безнадежно влюблен. Он так хотел предать!" Значит, это было до нашей встречи с гестаповцами. Значит, у времени в этой жизни совсем другая система отсчета. Оно перемешано, как карты в колоде.
	- Может, вы проголодались? - вдруг спросила она.
	- Я бы выпил чего-нибудь,- сказал Мартин, догадавшись, о чем идет речь.
	Она кивнула, чуть зажмурив глаза, совсем как Ирина, и улыбнулась. Даже улыбки у них были похожи.
	- Подождите меня, никто сюда не придет. Ну, а если... Оружия у вас нет, конечно.- Она сдвинула какую-то планку под брюхом стола и достала ручную гранату и небольшой плоский браунинг.- Не игрушка, не смейтесь. Отличный и точный бой. И ушла. Я взял браунинг, Мартин - гранату.
	- Это мать Ирины,- сказал я.
	- Час от часу не легче. Откуда она взялась?
	- Говорит, Этьен ее вспоминает сейчас. Была с ним в Сопротивлении во время войны.
	- Еще один оборотень,-сказал Мартин и сплюнул.- Всех бы их этой гранатой.- Он хлопнул себя по карману.
	- Не горячись. Их же людьми сделали. Людьми, а не куклами, Сэнд-сити не повторяется.
	- Людьми,- зло передразнил  Мартин.- Они знают, что повторяют чью-то жизнь, даже будущее знают... тех, чью жизнь повторяют. Ты "Дракулу" видел? Фильм такой есть о вампирах. Днем мертвые, ночью живые. От зари до зари. Вот тебе и люди. Боюсь, что после такой ночки на нас смирительную рубашку придется надеть. Если, конечно, боши здесь не пристукнут.
	- Не гуди,- оборвал я его,- а то услышат. Пока все еще не так плохо. У нас уже оружие есть. Поживем - увидим, как говорят по-русски.
	Вошла "Ирина". Я не узнал настоящего имени этой женщины и мысленно по-прежнему называл ее "Ириной".
	- Нести сюда выпивку неудобно,- сказала она,- могут обратить внимание. Пойдемте в бар. Там все пьяны, и еще два гостя не событие. Бармен предупрежден. Только пусть американец молчит, а на все вопросы отвечает по-французски: "Болит горло - говорить не могу". Вас как зовут? Повторите, Мартин: "Болит горло - говорить не могу".
	Мартин повторил несколько раз. Она поправила.
	- Вот так. Теперь сойдет. Верных полчаса вам ничто не грозит. Через полчаса появится Ланге с минером и автоматчиками. Из бара ведет внутренняя лестница в верхнюю комнату, где играет в бридж генерал Бер. Под столом у него мина с часовым механизмом, через сорок пять минут здание взлетит на воздух.
	- Мать честная! - воскликнул я по-русски.- Тогда надо тикать.
	- Не взлетит,- грустно улыбнулась она.- Этьен обо всем доложил Ланге. Меня схватят наверху у Бера, минер обезвредит мину, а Ланге получит штурмбаннфюрера. Вы подождете минуты две после его прихода и спокойно уйдете.
	Я открыл рот и опять закрыл. Такой разговор мог происходить только в психиатрической клинике. Но она продолжала:
	- Не удивляйтесь. Этьен не был при этом, но Ланге все помнит. Он облазил все углы и допросил всех гостей. У него отличная память. Все было именно так, как вы увидите.
	Мы пошли за ней молча, стараясь не смотреть друг на друга и ничего не осмысливать. Такое нужно понять в нормальной обстановке, в нашем времени.
	
	
	Мы изменяем прошлое
	
	В первой комнате играли в карты. Здесь пахло пеплом и табаком и стоял такой дым, что, даже всматриваясь, нельзя было ничего рассмотреть. Дым то густел, то рассеивался, но даже в просветах все казалось странно изменчивым, теряло форму, текло, сжималось, словно очертания этого мира не подчинялись законам евклидовой геометрии. То вытягивалась длинная, как лыжа, рука с картами промеж пальцев и хриплые голоса перекликались: "Пять и еще пять... пас... откроем...",- то ее срезал поднос с балансирующей коньячной бутылкой и на растянутой этикетке, как в телевизоре, вдруг проступало чье-то лицо с подстриженными усами, то лицо превращалось в плакат с кричащими буквами: "ФЕРБОТЕН.. ФЕРБОТЕН... ФЕРБОТЕН", то на плакат наплывали серые головы без лиц и чей-то голос повторял в дыму: "Тридцать минут... тридцать минут". Шелестели карты, как листья на ветру, тускнел свет. Дым ел глаза.
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 10 11 12 13 14 15 16  17 18 19 20 21 22 23 ... 26
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама