Александр АБРАМОВ, Сергей АБРАМОВ "ВСАДНИКИ НИОТКУДА"
(журнальный вариант)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: РОЗОВЫЕ ОБЛАКА
Катастрофа
Снег был пушистым и добрым, совсем не похожим на жесткий, как наждак, кристаллический фирн полярной пустыни. Антарктическое лето, мягкий, веселый морозец, который даже уши не щиплет, создавали атмосферу почти туристской прогулки. Там, где зимой даже лыжи самолета не могли оторваться от переохлажденных кристалликов снега, наш тридцатипятитонный снегоход шел, как легковой автомобиль по автостраде. Вано вел машину артистически, не притормаживая даже при виде подозрительных ледяных курчавостей
- Без лихачества, Вано,- окликнул его Зернов из штурманской рубки.- Могут быть трещины.
- Где, дорогой? - недоверчиво отозвался Вано, всматриваясь сквозь черные очки в поток ослепительного сияния, струившийся в кабину из ветрового иллюминатора.- Разве это дорога? Это проспект Руставели, а не дорога. Сомневаетесь? В Тбилиси не были? Все ясно.
Я вылез из радиорубки и подсел на откидной стульчик к Вано. И почему-то оглянулся на столик в салоне, где подводил какие-то свои метеорологические итоги Толька Дьячук. Не надо было оглядываться.
- Мы присутствуем при рождении нового шофера-любителя,- хихикнул он.- Сейчас кинолог будет просить руль у Вано.
- А ты знаешь, что такое кинолог? - огрызнулся я.
- Я только научно объединяю твои специальности кинооператора и киномеханика.
- Идиот. Кинология - то собаковедение.
- Тогда я исправляю терминологическую ошибку.
И, поскольку я не ответил, он тотчас же продолжил:
- Тщеславие тебя погубит, Юрочка. Двух профессий ему уже мало.
Каждый из нас в экспедиции совмещал две, а то и три профессии. Гляциолог по основной специальности, Зернов мог заменить геофизика и сейсмолога. Толька выполняя обязанности метеоролога, врача и кока. Вано был автомехаником и водителем специально сконструированного для Заполярья снегохода-гиганта, да еще умел починить все - от лопнувшей гусеницы до перегоревшей электроплитки. А на моем попечении, кроме съемочной и проекционной камер, была еще и радиорубка. Но и Вано меня тянуло не тщеславное желание увеличить ассортимент специальностей, а влюбленность в его "Харьковчанку".
При первом знакомстве с ней с борта самолета она показалась мне красным драконом из детской сказки, а вблизи с ее выдающимися вперед лапами-гусеницами в добрый метр ширины и огромными квадратными глазами-иллюминаторами - созданием инопланетного мира. Я умел водить легковую машину и тяжелый грузовик и с разрешения Вано уже опробовал снегоход на ледяном припае у Мирного, а вчера в экспедиции - день был свежий и ветреный - не рискнул. Но сегодняшнее утро так и манило своей хрустальной прозрачностью.
- Уступи-ка руль, Вано,- сказал я, стиснув зубы и стараясь на этот раз не оглядываться.- На полчасика.
Вано уже подымался, как его остановил оклик Зериова:
- Никаких экспериментов с управлением. Вы отвечаете за любую неисправность машины, Чохели. А вы, Анохин, наденьте очки.
Я тотчас же повиновался: Зернов, как начальник, был требователен и непреклонен, да и небезопасно было смотреть без защитных очков на мириады искр, зажженных холодным солнцем на снежной равнине. Только у горизонта она темнела, сливаясь с размытым ультрамарином неба, а вблизи даже воздух казался сверкающе белым.
- Взгляните лучше в бортовой иллюминатор, Анохин,- продолжал 3ернов.- Вас ничто не смущает?
Налево метрах в пятидесяти вздымалась совершенно отвесная ледяная стена. Блестяще переливчатая, как лента алмазной пыли, она темнела книзу. где слоистый слежавшийся снег уже превращался в мутноватый и жесткий фирн. А ниже, будто срезанная гигантским ножом, обрывалась толща льда, голубела на солнце, как отраженное в зеркале небо. Стена тянулась бесконечно, не прерываясь, где-то пропадая я снежной дали. Казалось, могучие великаны из сказки возвели ее здесь для неизвестно что охраняющей и неизвестно кому угрожающей, такой же сказочной крепости.
- Ледяное плато, Борис Аркадьевич. Может быть, шелъфовый ледник?
- Старожил,- усмехнулся Зернов, намекая на мой уже второй визит к Южному полюсу.- Вы знаете, что такое шельф? Не знаете? Шельф - это материковая отмель. Шелъфовый ледник спускается в океан. А это не обрыв ледника, и мы не в океане.- Он помолчал и прибавил задумчиво: - Остановите, Вано. Посмотрим поближе. Интересный феномен. А вы оденьтесь, товарищи. Не вздумайте выбегать в свитерах.
Вблизи стена оказалась еще красивее - неправдоподобный ломоть смерзшегося неба, отрезанный до горизонта. Зернов молчал. То ли величие зрелища подавляло его, то ли его необъяснимость. Он долго вглядывался в снежную кайму на гребне стены, потом почему-то посмотрел под ноги, притоптал снег, разбросал его ногой. Мы наблюдали за ним, ничего не понимая.
- Обратите внимание на снег под ногами,- вдруг сказал он.
Мы потоптались на месте, как и он, обнаружив под тоненьким слоем снега твердую толщу льда.
- Каток,- сказал Дьячук.- Идеальная плоскость, не иначе как сам Эвклид заливал. Но Зернов не ответил на шутку.
- Мы стоим на льду,- продолжал он задумчиво.- Снега не больше двух сантиметров. А посмотрите, сколько на стене. Метры. Почему? Одни и те же ветры, одни и те же условия для аккумуляции снега. Есть какие-нибудь соображения?
Никто не ответил. Зернов просто размышлял вслух.
- Структура льда, видимо, одинакова. Поверхность тоже. Впечатление искусственного среза. А если смести этот сантиметровый слой под ногами, обнаружится такой же искусственный срез. Но ведь это бессмыслица
- Все бессмыслица а царстве Снежной королевы,- назидательно заметил я.
- Почему королевы, а не короля? - спросил Вано.
- Объясни ему. Толя,- сказал я,- ты же специалист по картам. Что у нас рядом? Земля королевы Мэри. А дальше? Земля королевы Мод. А в другом направлении? Земля королевы Виктории.
- Просто Виктории,- поправил Тольиа.
- Она была королевой Англии, эрудит из института прогнозов
Зернов нас не слушал.
- Мы примерно в том же районе? - вдруг спросил он.
- В каком, Борис Аркадьевич?
- Там, где американцы наблюдали розовые облака?
- Много западнее,- уточнил Дьячук.- Я проверяя по картам.
- Я сказал: примерно. Розовые облака обычно передвигаются.
- Радиоутки тоже,- хихикнул Толька.
- Не верите, Дьячук?
- Не верю. Даже смешно: не кучевые, не перистые. Кстати, сейчас их вообще нет.- Он посмотрел на чистое небо.- Может быть, орографические? Они похожи на оплавленные сверху линзы. А розоватые - от солнца. Так нет: густо, жирно-розовые, как малиновый кисель. Много ниже кучевых, не то надутые ветром мешки, не то неуправляемые дирижабли. Глупости!
Речь шла о загадочных розовых облаках, о которых сообщили по радио из Мак-Мердо американские зимовщики. Облака, похожие на розовые дирижабли, прошли над островом Росса, их видели на Земле Адели и в районе шельфового ледника Шекятона, а какой-то американский летчик столкнулся с ними в трехстах километрах от Мирного. Радист-американец лично от себя добавил принимавшему радиограмму Коле Самойлову: "Сам видел, будь они прокляты! Бегут по небу, как диснеевские поросята".
В кают-компании Мирного розовые облака не имели успеха. Скептические реплики слышались чаще, чем замечания, свидетельствовавшие о серьезной заинтересованности. "Король хохмачей" Жора Брук из "клуба веселых и находчивых" атаковал флегматичного старожила-сейсмолога:
- О летающих блюдцах слышали?
- Ну и что?
- Ао банкете в Мак-Мердо?
- Ну и что?
- Провожали в Нью-Йорк корреспондента "Лайфа".
- Ну и что?
- А за ним в редакцию розовые утки вылетели.
- Пошел, знаешь куда?
Жора улыбался, подыскивая следующую жертву. Меня он обошел, не считая себя, видимо, достаточно вооруженным для розыгрыша. Я обедал с гляциологом Зерновым, который был старше меня всего на восемь лет, но уже мог писать свою фамилию с приставкой "проф.". Что ни говори, а завидно быть доктором наук в тридцать шесть лет, хотя гляциология мне, гуманитарию по внутренней склонности, казалась не такой уж важной наукой для человеческого прогресса. Этим соображением я как-то поделился с Зерновым.
В ответ он сказал:
- А знаете, сколько на земле льда и снега? В одной только Антарктике площадь ледяного покрова зимой доходит до двадцати двух миллионов квадратных километров, да в Арктике одиннадцать миллионов, плюс еще Гренландия и побережье Ледовитого океана. Да прибавьте сюда все снежные вершины и ледники, не считая замерзающих зимой рек. Сколько получится? Около трети всей земной суши. Ледяной материк вдвое больше Африки. Не так уж малозначительно для человечества.
Я, как говорится, съел все эти льды и снисходительное пожелание хоть чему-нибудь научиться за время пребывания в Антарктике. Но с тех пор Зернов отметил меня своим благосклонным вниманием и в день сообщения о розовых облаках, встретившись со мной за обедом, сразу предложил:
- Хотите совершить небольшую прогулку в глубь материка? Километров за триста.
- С какой целью?
- Собираемся проверить американский феномен. Малоправдоподобная штука - все так считают. Снимать будете на цветную пленку: облака-то ведь розовые.
- Подумаешь,- сказал я,- самый обыкновенный оптический эффект.
- Не знаю. Категорически отрицать не берусь. В сообщении подчеркивается, что окраска их якобы не зависит от освещения. Конечно, можно предположить примесь аэрозоля земного происхождения или, скажем, метеоритную пыль из космоса. Впрочем, меня лично интересует другое.
- А что?
- Состояние льдов на этом участке.
Тогда я не спросил, почему, но вспомнил об этом, когда Зернов раздумывал вслух у загадочной ледяной стены. Он явно связывал оба феномена.
В снегоходе я подсел к рабочему столику Дьячука.
- Странная стена, странный срез,- сказал я.- Пилой, что ли, ее пилили? Только при чем здесь облака?
- Почему ты связываешь? - удивился Толька.
- Не я связываю, Зернов связывает. Почему он, явно думая о леднике, вдруг о них вспомнил?
- Усложняешь ты что-то. Ледник действительно странный, а облака ни при чем. Не ледник же их продуцирует.
- А вдруг?
- Вдруг только лягушки прыгают. Помоги-ка мне лучше завтрак приготовить. Как думаешь, омлет из порошка или консервы?
Я не успел ответить. Нас тряхнуло и опрокинуло на пол. "Неужели летим? С горы или в трещину?" - мелькнула мысль. В ту же секунду страшный лобовой удар отбросил снегоход назад. Меня отшвырнуло к противоположной стенке. Что-то холодное и тяжелое свалилось мне на голову, и я потерял сознание.
Двойники
Я очнулся и не очнулся, потому что лежал без движения, не в силах даже открыть глаза. Работало только сознание, а может быть, подсознание - смутные, неопределенные ощущения возникали во мне, и мысль, такая же неопределенная и смутная, пыталась уточнить их. Я утратил весомость, казалось, плыл или висел даже не в воздухе и не в пустоте, а в каком-то бесцветном тепловатом коллоиде, густом и неощутимом, и в то же время наполнявшем меня всего. Он проникал в поры, в глаза и рот, заливал желудок и легкие, промывал кровь, а может быть, сменил ее кругооборот в моем теле. Создавалось странное, но упрямо не оставлявшее меня впечатление, будто кто-то невидимый смотрит внимательно сквозь меня, ощупывая пытливым взглядом каждый сосудик и нервик, заглядывая во все клеточки мозга. Я не испытывал ни страха, ни боли, спал и не спал, видел бессвязный и бесформенный сон и в то же время знал, что это не сон.
Когда сознание вернулось, кругом было так же светло и тихо. Веки поднялись с трудом, с острой колющей болью в висках. Перед глазами стройно взмывал вверх рыжий, гладкий, точно отполированный, ствол. Эвкалипт или пальма'' А может быть, корабельная сосна, вершины которой я не видел: не мог повернуть головы. Рука нащупала что-то твердое и холодное, должно быть, камень. Я толкнул его, и он беззвучно откатился в траву. Глаза поискали зелень газона в подмосковном саду, но он почему-то отливал охрой. А сверху из окна или с неба струился такой ослепительно белый свет, что память сейчас же подсказала и безграничность снежной пустыни и голубой блеск ледяной стены. Я сразу все вспомнил.
