стиль: "узники", "томятся", - но все равно приятно: и провинцию вспомни-
ли, не только московских жидков. Но в основном - о них, с ними, они.
"Голос Америки", одно слово.
Берут интервью у очередного:
- В чем, по-вашему, причины нынешнего кризиса в России?
- Бога забыли.
У самого один храм - ОВИР, но радетель веры, как же! Ничего мы не за-
были, вот Он нас - вполне вероятно...
- Лень, а вас в институте учили, как детям трактовать?
- О чем?
- О религии.
- Нет, зачем.
- Как? Вы же бойцы идеологического фронта.
- Дети об этом не спрашивают.
- А вдруг - завяжется базар?
- Не знаю. Я на практике "Школу" Гайдара проходил...
- Да-да, помню. Пацан замочил кого-то. А потом его кента зашмаляли...
- Ну, Чубука. Так что - откуда базар? Там ясно всё.
XXII Прислали, наконец, бумажку из деканата, и вот - учительствую.
Разумного, доброго целый воз накопил - раз в неделю тащу его в массы.
Массы мои пока что - два местных паренька. Еще зэков должно быть с деся-
ток, тех, кто восемь на воле не успел, дела замотали. Но их и тут дела
заматывают - почти не ходят ко мне.
Причины - сплошь уважительные, да и труд - лучший учитель, я не в
обиде.
Местные же эти - ребята простые, но любознательные:
- Кто Пушкина убил? Лермонтов?
Стало быть, база есть: слышали про обоих и что со стрельбой как-то
связано, - не с нуля начинать. (Не так уж невероятна, кстати, их версия.
Для меня вот куда невероятнее, что Толстой с Достоевским только раз в
жизни виделись, но - факт, приходится верить.) Рассказал про Пушкина,
выслушал комментарии. Не в пользу Сергеича. Основной аргумент: сучка не
захочет - кобель не вскочит, чего он к Дантесу прицепился.
Жену надо было отбуцкать. (Знакомая логика: меня весь срок так же
попрекают.) Лермонтов тоже сочувствия не вызвал своей дуэльной историей.
Тут я как бы современников выслушал - и те ведь не читали ни строчки,
судили безотносительно к поэзии, непредвзято. Сложнее с Гоголем: никак
не хотели мне верить, что просто голодом себя заморил.
- Почему?
- Потому что поп на него накричал, - явно не объяснение.
И завязалось-таки, о чем Гарик предупреждал, соскользнули на зыбкое.
Слово за слово - и:
- Что такое Библия?
Гм. Методички нет. Как растолковать?
- А сами-то что слышали?
- Это... Ну, там объясняют, что такое добро, что такое зло...
Лет через шесть, когда нахлынули на Россию миллионы Библий, - мне бы-
ло немного жаль, что отнимают мечту у народа. Так верилось, что есть
книга с ответами на все вопросы, но - спрятана, за семью замками держит-
ся, как и положено такой книге... И вдруг, вместо последней правды - Ав-
раам родил Исаака. Да еще мелким шрифтом. Это уж я свое, детское, прип-
летаю. Думалось, что в Библии - и буквы с колесо.
Короче, не стал я им ничего жевать. (Не занудствовать же: мол, о доб-
ре и зле - каждый сам пишет, не словами... Но на будущее, на всякий слу-
чай - не всегда ж меня будут сразу после "Школы" гайдаровской арестовы-
вать - сочинил пару глубокомудростей. Чтоб ни к чему не обязывали, но
исчерпывали тему, если речь зайдет. Кто сомневается, что у книжки есть
автор? Хоть у тех же "Мертвых душ", например. Нет такой проблемы. Вопрос
в другом: читают ли эту книжку? Или только "проходят"? И с миром - так
же: конечно, есть Творец, - за читателями дело. Но последний интерес да-
же не в том, верим мы или нет, - верит ли Он в нас - вот в чем главное.)
Вернулись к Чичикову. Долго вычисляли, под какую статью он бы сейчас по-
пал.
Разные предлагались варианты, зато сошлись, что на зоне бы он каптер-
щиком устроился и председателем секции был бы, наверняка.
Слава богу, что в этом году, поскольку школа всего два месяца функци-
онировала, выпускных сочинений не потребовали с нас. Но на следующий год
(забегая вперед) - пристали с ножом к горлу. И мы со Светой Ивановой,
моей вольной коллегой, чуть меняя наклон почерка, сами накатали за всех.
Ничего, проскочило. Даже Мишане Лебедеву аттестат выдали. Но подписы-
ваться парень так и не научился. До десяти считать - уже почти не сби-
вался, а это - нет, не одолел. Ну, не каждому дано, да и надобности осо-
бой нет, только бюрократию разводить с этими подписями.
За день до звонка пошел я в штаб.
- Дайте справку, что я два года учительствовал (думал, для восстанов-
ления пригодится).
- Мы, Ленчик, - Макокин хихикает, - можем тебе написать, что ты и
космонавтом здесь был. (А что? Неплохая идея. И похоже: невесомость эта,
удаленность... Надо было соглашаться.) В РОНО поезжай, они оформят.
РОНО - в Красновишерске, все равно по дороге, ладно. Заехал, когда
освободился, улыбаюсь коллегам (я первый день всем улыбался, как дура-
чок) - так и так.
- Ну, как же, знаем, знаем. Посидите пока.
Штампанули мне справку - загляденье. Как печать увидел - сам поверил,
что учительствовал всерьез, зауважал себя. Чем не Макаренко? Сказал тет-
кам спасибо сердечное и - домой. Но не пригодилась справка: и без нее
восстановили.
XXIII Еще до тюрьмы, студентствуя, был озадачен, а тут и вовсе заму-
чился: вот, понимаю ведь, что внутреннее пространство филолога и, ска-
жем, сучкоруба разнятся, как интерьер Зимнего и курной избы. Последний,
грубо говоря, онтологичнее. Потому так напряженно вглядываюсь: что, есть
там свет, или это одно художество, барственная придурь - наши плафоны?
На воле-то от случая к случаю, а здесь ежедневно десяток пролетариев
выслушиваю, не прерываю, даю излиться...
Мрачновато.
Бляди, бухало - у тех, кто помоложе. За тридцать - уже только бухало.
И сколько раз мне:
- Ты хоть напивался? - сочувственно, как бельмоглазому: "Ты солнышко
видел?" Видел я их солнышко, но провоцирую иногда: нет, мол, текучка за-
ела, не довелось.
Еще хуже - перестают всерьез воспринимать. Замыкаются. Как засветив-
шийся шпион себя чувствую. Подозреваю, что негодуют в душе: ведь жизнь
человеку дается один раз... (Вслух нельзя: от меня зарплата зависит, за-
чем отношения натягивать.) Тактично переключаю на баб, но тут совсем не
то воодушевление. Геша Гончар и вовсе афоризмом отрубает: "Рожденный
пить - ебать не может> . Но и те, кто подхватывает, - не цветисты: чер-
дачно-подвальные случки, лярвы, шалавы, триппер
- небогатый репертуар. Самое поэтичное из услышанного:
- На дискотеке познакомились, пошел провожать. Шершавый свербит, а
зайти некуда
- у нее и у меня предки дома. За какие-то гаражи ее заволок, обоссано
всё. Полез под юбку - она кудахчет: "Я не такая, я не такая!" Да вы все
не такие, упрись покрепче. Вдул, шмыг-шмыг - и правда, девочка. Трусняк
в крови, она плачет.
Довел до дома, завтра увидимся, говорю. А назавтра, по трезвяне, уви-
дел ее - так стыдно стало - даже подойти не смог. Ну, что я ей скажу?
Нет, не люблю целок, - это Гешин тракторист, Ваня Щелкунов рассказывал.
Красивый парень, кепка-восьмиклинка с лаковым козырьком и на трелевщике
джигитует - любо-дорого.
Еще и утонченная натура, оказывается.
- И что, не встречались больше?
- Почему, встречались. Ее через месяц уже все подряд драли. Стрекота-
ла, как швейная машинка. Но меня потом посадили скоро, я второй раз не
успел.
Наши с Ванькой тропки вскоре скрестились, а пока - я декламировал
мысленно:
- Девчата! Все равно из вас ни физиков, ни лириков, ни даже тракто-
ристов приличных - да и не к тому вы назначены, - так посерьезней хоть к
единственно ценному в себе! Ну да, к мохнатке этой, к полу, будь он не-
ладен. Под музыку, что ли, с толком, с расстановкой. Зачем эта пачкотня
торопливая? Особенно первый раз?
Вот у древних было правильней поставлено (не повсеместно, но сущест-
вовал такой обычай): опушилась девка - к изваянию бога вели и на камен-
ный фалл ее, голубушку. Дескать, потом как хочешь - а это святое, нельзя
на самотек.
Понимали: если первый был бог - так и со вторым кое-как не захочется.
Много чего древние понимали. А нам недосуг. Жизнь, говорит, дается
один раз.
Некогда понимать, надо пошалить успеть (это мне, несмышленышу, Гарик
постоянно внушает). Да все какие-то шалости скучноватые: ну, понаделал
дырок, напрыскал где надо и не надо, насморков нахватал. Дальше? "И в
борьбе с зеленым змием побеждает змий", - дежурная шутка у Гарика. Смеш-
но. Но не так уж весело.
Впрочем, этот как с Надюшкой на нижнем складе: проповедуй, не пропо-
ведуй - одним кончится. Гуру из меня никакой. А главное - ничем не лучше
поучаемых.
Знаю, дошел, открыл, испытал по-настоящему веселые шалости, а все-та-
ки посмертия побаиваюсь - именно как скучищи. Точь-в-точь сучкоруб. Тому
непредставимо без водки, и мне без привычных услад: чем же я там зани-
маться буду? На чем оттягиваться? Ангелы молчат, но и я - ведь не возра-
зил никогда алконавту:
- А ты хоть одну строфу сочинил? - тот бы за издевку принял. Вот и
ангелы не решаются - сам добирайся.
XXIV Напустился на неэстетичные дефлорации, но ведь и умираем - тоже
бездарно, как попало. А это ли не ответственное дело? Взять хоть Толяна.
А Юрок Воронин? А Лебедиха? А Эля, Римкина сменщица? Как-то связано это:
если одно тяп-ляп - так и другое будет не краше.
Осенью в Серебрянке дороги глубже речки, думалось: что-то весной слу-
чится? Ведь бирма по сторонам двухметровая - когда расквасит ее, трелев-
щиками, что ли, машины тягать? Слава богу, не завгар, вчуже озабочен, но
интересно.
А оказалось - ерунда, стаивает вмиг, неделю солнышко - и готово, до
полколеса жижи всего, трехмостовкам нашим - плевое дело.
Вот автобусу - хуже, хоть и северный вариант, с усиленным передком
(мы с Кальтей, помню, каламбурили по этому поводу, насчет передка, то
есть). В самый-то непролаз нет с городом сообщения, в Вишерогорске мост
разбирают, чтоб не снесло ледоходом. Но потом налаживают паром, и у нас
рейсовые дни возобновляются. В основном девчата ездят - по делу, без де-
ла, но - тянет:
цивилизация все-таки. Даже аэродром есть (каждый день "аннушка" до
Перми). Да мало ли чего: поживи в тайге - и хрущевка за небоскреб сой-
дет. (Моего земляка занесло как-то в кудымкарский изолятор. Питерских и
вообще недолюбливают - живем без талонов, суки, и еще власть поругиваем
- а тут чуть не опустили.
Раскричались: фуфло двигаешь! Это он про разводные мосты рассказал.
Чудом отмазался - баландер знакомый прошустрил газету с фоткой. Больше
земляк мой не занимался просветительством. Понял, что и вправду мы дале-
ки от народа. И у меня, помню, пожилой станичник все допытывал: рукомой-
ники у нас в Питере на дворе или в хатах? А сам я? - Всего-то три года в
командировке, а как в метро заходят - забыл, вылетело напрочь, сейчас
даже не верится.) Стало быть, протянул Кальтенбруннер ходовую, выжимной
подшипник заменил - рейс так рейс, пусть девчата разомнутся. Немного и
собралось в этот раз - человек пять. Лебедиха с Надькой, Катя Богдано-
вич, из зэковских жен кто-то. Я потом со всеми разговаривал, спрашивал:
не екнуло ли у кого? Хоть и глупо задним числом дознаваться: соврут - не
проверишь. Но нет, никто не беллетризировал: мол, у меня сапог два раза
слетал, а я сумку дома оставила, пришлось вернуться, - обычно все было,
как всегда. (Меня раздражает эта ленца, недобросовестность Фатума: кому
и зайцев через дорогу напустит, и зеркал наколотит - вовсю старается. А
тут, видишь, молчок. Дескать, обойдутся: подумаешь - зэк да шалавы таеж-
ные, зайцев не наберешься на всех...) Поехали. Оля впереди села - тянуло
ее к Кальте: единственный из гаража, кто не притиснул ни разу, даже
обидно. Заинтересовалась, какая у Федорыча жена. Кальтя отбрехивался од-
носложно. В самом деле, вот уж с Лебедихой никак бы не стал свою полови-
ну обсуждать. Но вежливый дядька, оборвать не может, хоть и коробит все-
го.
У восьмой ветки (это ответвление от магистрали к лесосекам) Кальтя
