притормаживал, минут пять ковырял что-то. (Нет, это за перст нельзя счи-
тать, халтура это, а не перст. Ведь не на час, не на два застряли.) А
дальше - без приключений до самой аварии.
Километров пять не доезжая Говорливой - из-за поворота < Краз> . И
разъехались бы, эка невидаль - лесовоз в тайге, но, видно, Кальтя стра-
хануться решил, показалось, что царапнет его коником. И отвильнул-то ма-
ленько, но - скользнул, заюлил - и кувырк под горку. Один оборот всего
сделали - там не слишком круто было. (Хотя девки постепенно в рассказах
до трех довели.) Никто даже испугаться не успел. И целы все остались -
кроме Оли. Ее в лобовое выбросило и контузило, наверно, потому что по-
гибла она не от травмы, а - захлебнулась. Лицом вниз в жиже лежала, го-
ловы почти не видно. Кому суждено утонуть, того не повесят - восточная
мудрость. Непонятно только - утешительная или злорадствующая.
Олю положили на обочине, Кальтя зачем-то ее шапочку все искал, а На-
дюшка кричала без выражения:
- На хуя ты стал поворачивать? На хуя ты стал поворачивать? - вроде
истерики что-то.
Погибни зэк - самое большее Кальтю бы просто закрыли на зону, досидел
бы свои полтора, с гаремом нигде не страшно. Но тут - полноценного чело-
века не стало, нельзя без последствий. На экспертизе выявили алкоголь в
крови (не докажешь ведь, что позавчерашняя бражка) и приплюсовали винов-
нику. Если жена ровесница - как раз до пенсии ей дожидаться.
ХXV Каждый, конечно, задавался вопросом: а все-таки, при всем при том
- почему мы еще не выродились? Любой специалист по евгенике подтвердит:
этих миллиардов декалитров спиртного генофонд никакой нации выдержать не
может. А вот поди ж ты
- у нас в Серебрянке всего один дебил, да и тот, если счет и письмо
не затрагивать, не глупее среднего американца. Парадокс? Мистика? - Су-
ровый материализм: действительно, давно бы согнали нас в резервацию и
шустрили бы на наших просторах расторопные азиаты и хваткие скандинавы,
когда бы не ГУЛАГ. Увы, не повезло этому слову, и само по себе оно - с
двумя гадами по краям - малосимпатично, но факт: тюрьмы, зоны, поселения
- это же заповедники трезвой спермы! (Относительно, конечно, - нет в ми-
ре совершенства.) Вполне Отец народов кликуху свою заслужил. Не берем
воплощение, уже все тут сказано, но идея-то - блеск! Не какой-то там
смехотворный сухой закон - только бандитов плодить.
Всегда иметь в государстве два-три миллиона мужиков, практически
(сравнительно с волей) не пьющих по 3-5-10 лет! - Смогли же, добились,
ввели в русло - без максимализма ненужного, без перегибов, в границах
реального (десять миллионов с четвертными на ушах - это романтизм: впе-
чатляет, но уводит от жизни).
Сейчас, с высоты творящегося бардака, особенно очевидно: мой народ
должен сидеть. Не знаю пока, как это устроить, но колония-поселение -
даже с эстетической точки зрения - оптимальный вариант. Уж не говоря про
грубые резоны:
все при деле, не озорничают, денежки на лицевых накапливаются...
Осекаюсь: не изуверствую ли? Мужиков - на шконки, девок - на каменный
фалл...
Нет. Размозжить нас в этническую слизь - вот изуверство.
Впрочем, опять я отвлекся - накипело. Но не в сердцах сказал, в пол-
ном сознании.
И себя никак не исключаю: такому, как я, - родившемуся без особой
специализации, просто одобрительно смотреть на мир, радоваться его уда-
чам, сочувствовать промахам - в Серебрянке самое место. На зэковском бе-
регу, разумеется. А что? Ни к кому чересчур не привязываться, но во всех
понемножку влюбляться. Надеяться на чудо помиловки, но спокойно и груст-
но знать, что конец срока все равно придет - и дома тебя ждут. Никакой
политики: политика - ментовское дело, а ты только щемить себя не давай.
И - главное! - никакой ответственности - даже за принимаемые кубы: сплав
все спишет!
Не могу вообразить лучшей доли.
Однако с кубами технорук что-то заподозрил - решил ревизию послать. А
я-то - да, накидываю мужичкам, если до рупь на рупь не хватает. (Не бес-
корыстно, как и другие приемщики.) Не лихачу, но, строго говоря, срок
уже можно вешать. Грозные же ревизоры - это главбух со счетоводом, то
есть Любка с Нинон. Двадцать штабелей должны переточковать и нас, уго-
ловщину, вывести на чистую воду.
Механизм ревизии прост: Нинон цифры с торцов кричит (это мы ставим,
приемщики, - диаметр каждого хлыста), Любка записывает. Но штабеля здо-
ровенные, явно за день не управиться. А радости большой нет - и назавтра
по жиже чавкать. Поэтому решили рационализировать: цифры пусть приемщики
кричат, а ревизорши обе пишут. Вместо одного - сразу два штабеля в обо-
роте. Ну, мы и накричали цифр - боюсь, переусердствовали. Как потом уз-
нал - кубов триста лишку получилось. Технорук рукой махнул, матернулся,
- но ревизий больше не засылал.
XXVI Из дальнего угла барака - восторженное:
- Писечка - як ягодка! Як черешенка! - опять Сухоненко свою терпилу
расписывает.
Десятый год за этим занятием, а всё новые краски находит, нимфоман.
- Хоть знает, за что чалится. А тут за растоптанный башмак восемь лет
кувыркайся, - печально, но без надрыва комментирует Игорек.
Семь лет уже позади - что ж теперь надрываться.
Не в моих правилах преступное прошлое ворошить, но в том-то и дело: у
Игорька его нет. (К чести нашего судопроизводства начала восьмидесятых,
из примерно двухсот откровенничавших со мною - это всего лишь второй
случай кристальной безвинности. У остальных - хоть нос разбитый, хоть
двугривенный - но фигурировали.) 117-я вообще - растяжимая статья (как
ей по содержанию и положено), и родные жены мужей по ней упекают.
Игорька же друган к своей знакомой затащил. Выпили, порезвились, и вдруг
- законный нагрянул. Ну, штанишки надели, распрощались - культурно всё.
А вечером - повязали обоих: пассия заявление накатала. Муж ли заставил,
или сама инициативу проявила - неважно это, хуже другое: в первый же год
друган помер на зоне. От тифа. У них там эпидемия была, Игорька тоже
скрутило, но - выкарабкался.
Родители подельников дружили до этого, но тут - у той матери свихну-
лось что-то.
Одна статья, один срок, на одной зоне - но чужой выжил, а мой нет.
Каждый месяц стала звонить предкам Игорька, осведомляться: "Ваш не умер
еще?" Года два доставала, потом только успокоилась.
- Мне недавно старики написали об этом, я и не знал.
- А что, друган-то твой - один у нее был?
- Ну. Она и от армии его отмазала... А тут - даже могилы нет. Конеч-
но, крыша поедет.
- Почему нет?
- Так не выдавали тела-то.
- А много перемерло?
- Да нет, не очень. Человек двадцать. Один все плакал, пока в созна-
нии, - месяц до звонка.
- А твой?
- Нет. Он не верил, что умирает. Он первый был, еще никто не крякнул.
После него и сказали, что тиф.
К 117-й возвращаясь, два замечания. Во-первых, за четвертую часть по-
ложено пассажиров опускать. И когда-то соблюдалось неукоснительно. Но в
восьмидесятых гнилой ветерок либерализма уже повеивал в уголовной среде,
уже начинали сквозь пальцы смотреть - увы, увы. Вон, пожалуйста, Сухо-
ненко со своей черешенкой. Не отсюда ли и пошло по всей стране расшаты-
вание устоев?
А во-вторых, по первым трем частям - сколько ни видел - все как на
подбор:
гвардейцы! Матушка-императрица - любого бы в полковники, за один вид!
Черт его знает, здесь буксую: как это получается? Ведь при таких статях
- только свистни
- шалавы гирляндой нацепятся. Да, может, как раз поэтому: не привыкли
к отказам.
Так что публичные дома, конечно, дело нужное и полезное (всё ле-
гальное лучше нелегального: бляди, гомосеки, коммунисты) - но не снимут
они проблему.
Насиловали и будут насиловать.
Провоцировать не надо, вот что, девчата. Ну, и там - каратэ, у-шу,
каблуком по яйцам - осваивайте потихоньку. Только не увлекайтесь черес-
чур. Все-таки мужики - это условный противник, не враг номер один.
Кстати, как у древних было с этим? - А у них не стояло так остро в
мирное время.
Да-да, 117-я - обратная сторона женской эмансипации. Посеешь, как го-
ворится, ветер...
Ничего, бабоньки. Скоро мы сопьемся все, сами же будете ностальгиро-
вать:
- Вон, деды ваши - никаких эректоров, силком, бывало, брали, кипела
кровь!
Богатыри - не вы!
XXVII Раньше думал: люди не добрые и не злые, а такие, какими их зас-
тавляют быть.
Потом понял: это меня так заставляют думать. А вот управленские чины
с непоколебленным марксистским мировоззрением так и уверены, что зэк при
каждом удобном случае должен жрать собак, пить одеколон и заниматься ак-
тивным гомосексуализмом. Бытие заедает сознание.
Но не все так просто, увы. Что, если пассажир вегетарианец? Аллергия
на одеколон? И, наконец, не стоит у него на юношей? (Случаются такие ка-
зусы.) Нет, ни о какой табула раза не может быть речи. Конечно, опреде-
ленным усилием можно в себе подавить врожденное отталкивание - или пред-
расположение, но это будет внутреннее усилие. Обстоятельства ничего не
решают.
Но вернемся к собакам. Верхний склад - не нижний, из деревни гуляш не
подманишь.
Приходится самим разводить. У Геши в будке подрастали трое: Альма,
Малыш и Мишка
- все разной беспородности, но одинаково умилительные. Воспитание -
по избытку досуга - я взял на себя и оттого лучше знал их природные за-
датки. Первый шаг - приучение к опрятности. Едва щенок напустит лужицу -
его следует повозить в ней мордой и выкинуть за дверь. Малышу потребова-
лось четыре урока, Альме - три.
Мишка же все понял с первого раза - так началась наша дружба.
Я не ошибся в нем: не было пса умнее Мишки в вишерогорском леспромхо-
зе, а может, и во всем Красновишерском районе! По экстерьеру же - что-то
среднее между лайкой и овчаркой, черный, с белоснежным жабо - красавец!
(Толян бы причмокнул:
сторублевый малахай, как минимум!) Только Мишку - когда он чуть под-
рос - я брал с собою на прогулки, с ним ходил принимать у других бригад;
однако он свою привязанность делил строго поровну между мною и Гешей.
Как определил, что Геша - бригадир, - не могу сказать. Но всех прочих:
сучкорубов, огребщиков, тракториста с чокеровщиком - щенок игнорировал.
Однажды мы с Гешей, разойдясь метров на пятьдесят, стали хором звать к
себе Мишку - жестокий эксперимент, но хотелось выяснить: кто же для него
главный? Кончилось плачевно - в буквальном смысле: стал припадать на жи-
вот и рыдать - только что слезы не катились. После чего мы сошлись еди-
нодушно: этот - не мясной.
Видимо, Мишка угадал наше решение, потому что начал сторониться Альмы
и Малыша, я бы сказал - слегка презирать.
Сойкин, забредя как-то, полюбопытствовал огульно:
- Ну что, скоро котлеты из них?
Наверное, именно тогда всех людей в форме Мишка зачислил во враги.
Это обернулось роковым исходом для лесных собак, и я не одобряю такой
юношеской горячности. Знай про себя, что ты не мясной, но ведь на лбу
ничего не написано, а человеку в форме свойственно ошибаться - еще древ-
ние подметили.
Впрочем, и Альма, и Малыш были по-своему очаровательны. Малыш - при-
хотливая помесь таксы с ротвейлером (хотя ближайшие таксы и ротвейлеры -
за шестьсот километров, в Перми) - приземистый, кривоногий, мускулистый.
Альма - тонкомордое субтильное существо, буря эмоций, море любви - ко
всей бригаде без разбора.
Утром - первая мчалась навстречу - и не выдерживала напора чувств,
шагов за десять валилась на землю, пела, кувыркалась, снова вскакивала,
неслась. К нам специально приходили - посмотреть на цирк. Была, правда,
у нее малосимпатичная привычка: обожала говно подъедать.
- Это ей витаминов не хватает, - уверял Ваня Щелкунов.
Но и в зеленую пору, в таежное многотравье - продолжала извращенно
гурманствовать, несмотря на все окрики и пинки. Вероятно, и Малыш был не
