рез черную лестницу. По однообразной своей иронии, судьба снова приняла
псевдоним М. Сидорчук. М. Сидорчук, молодой и очень серьезный соискатель
кандидатской степени из Минска, прибыл к ним в институт за отзывом про-
фессора Колдунова, который переправил его доложиться в лабораторию, где
трудился Сабуров. Сидорчука трепали без Сабурова: он не любил избира-
тельной принципиальности.
- А вы покажите мне книгу, где есть эта формула! - защищался М.Сидор-
чук.
- А где написано, чему равно сто семнадцать умножить на две тысячи
тридцать семь? - возражали ему.
Правда, одно сидорчуковское неравенство народу понравилось. Но тут
Сабуров не смог отказать себе в удовольствии подарить М. Сидорчуку нера-
венство вдвое более сильное. М. Сидорчук понял, что в этой комнате имен-
но Сабурову легче всего будет его зарезать (он не знал, что Колдунов на-
ложением своего отзыва может мигом залечить любые сабуровские раны), и в
дальнейшем, продолжая доклад, не сводил с Сабурова страдальческих глаз
ягненка, приготовленного к закланию, вследствие чего Сабуров медоточиво
кивал на каждом слове.
В перерыве М. Сидорчук подошел к нему и, заикаясь, предложил высту-
пить у них в Минске на семинаре профессора Роговича, - М. Сидорчук был
ученым семинарским секретарем. Рогович был из тех, кто обладал частичным
правом давать добро, а кроме того, труды семинара публиковались в мягкой
обложке полтысячным тиражом.
Профессор Рогович оказался дружелюбным седеньким подростком, остано-
вившимся в душевном развитии лет в четырнадцать, - он увлекся наукой,
как мальчишки сходят с ума на рыбной ловле: умер папа - ужасно его жал-
ко, и мама рыдала так страшно, но вечером самый клев, не пропускать же!
Рогович был предельно демократичен, но когда в аудитории почему-то не
оказалось доски, он с такой растерянной укоризной посмотрел на М. Сидор-
чука, что тот покраснел как рак и бросился бегом, с тяжелым неспортивным
топотом разыскивать доску, и вскоре в одиночку, рысью припер ее и при-
нялся самодовольно отряхиваться от меловой пыли. Бегал он не по-лакейс-
ки, а по-солдатски, мужественно - словно под пулями.
Рогович еще в своей кандидатской нашел остроумнейший метод, простотою
напоминавший задачу о Колумбовом яйце, и навеки влюбился в него: с де-
сятком подчиненных шлепал статью за статьей, раз в пять лет объединяя их
в монографии, посвященные проблеме установления яиц на столах деревян-
ных, металлических, пластмассовых, а также на стульях, тумбочках, шкафах
и даже полах, и только поэтому работа Сабурова о проникновении в Америку
через пол и заинтересовала его. Как связана ваша задача с проблемой ус-
тановления яиц на театральном полу, оживившись, спросил он у Сабурова, и
Сабуров вынужден был признаться, что связи он пока что не видит. Рогович
загрустил и больше вопросов не задавал. И Сабуров несколько раз поймал
себя на том, что обращается к одному Роговичу, глядя на него глазами яг-
ненка, приготовленного к... Сабуров нахмурился, отвердел голосом и
больше ни разу не взглянул на Роговича, равно как и ни на кого другого.
Здесь, как и всюду, тоже нашлась пара дураков, которые старались
удержать разговор там, где они тоже могли кое-что понимать - на опреде-
лениях: что такое фойе, паркет, Америка, потом - на истории проблемы:
викинги открыли Америку или испанцы, - словом, на тех вопросах, в кото-
рых умные неотличимы от глупых.
Роговичу пришлось дважды возвысить голос:
- Товарищи, товарищи, дайте же докладчику договорить.
И дураки унялись, страшно довольные, что шефу приходится спасать ис-
пуганного провинциала от их убийственной эрудиции. А Рогович поощри-
тельно покивал Сабурову: не тушуйтесь, мол, ребята молодые, талантливые,
горячие...
Чтобы не метать бисера перед Сидоровыми, Сабуров злым монотонным го-
лосом, будто номенклатуру швейных изделий, перечислил перспективы полу-
ченных результатов и со злобной тоской воззрился в окно, словно надеясь
увидеть там припавшую к стеклу третьего этажа тень академика Семенова.
"Жаль, что не знаком ты с нашим петухом", - ожидал он услышать. И...
- Вот это да-а... - оглушенно выдохнул златокудрый хлопчик.
- Как прозрачно... - растроганно пропел изможденный верблюд.
Сабуров с недоверием оторвался от окна. Эти двое - он не видал лиц
прекраснее...
Потом выступил интеллигентный М. Сидорчук - оппонент, заранее изучив-
ший работу. Как и положено посредственности, М. Сидорчук ни в чем на
свете не находил предмета ни для изумления, ни для восхищения: все су-
ществовало для пользы. Он заговорил о том, что пользоваться театральным
фойе для связи с Америкой во время спектакля неудобно, а что до экспорта
овса...
- Не в этом жэ ж дело! - вдруг выкрикнул златокудрый хлопчик. - Это
жэ ж совершэнно новый рэзультат, его можэт пять ходоу трэбуется осмыс-
лять!
- И такой прозрачный... - сладострастно скалился верблюд.
И дуновение Красоты коснулось кислых физиономий... Вот что влечет к
открытиям! А не желание пользы, которое в конце концов уведет тебя не
дальше магазина, не по эту, так по ту сторону прилавка.
Слыша, какой возбужденный гомон поднялся в аудитории, Рогович, кото-
рого всегда удивляло, что люди могут интересоваться чем-то еще, кроме
установления вареных яиц на горизонтальных поверхностях, все же по-
чувствовал себя обязанным как-то присоединиться, а может быть, даже дать
немножко добра.
- Это ваша докторская? - спросил он дружелюбно.
Сабуров скромно развел руками - не мне, мол, судить. Рогович уже при-
ятно приоткрыл рот, но тут по лицу его пробежала тень.
- А... а как к вашей работе относится... э... э... товарищ Колдунов?
- Он замешкался, опасаясь неправильно произнести имя-отчество Колдунова.
- Моя работа лежит вне круга его интересов, - как бы предлагая не
сердиться на Колдунова, мягко сказал Сабуров.
На чистосердечном лице Роговича промелькнул испуг: его едва было не
впутали в какие-то сложные отношения, которые могли бы отвлечь его от
безмятежных трудов по установлению куриных, голубиных и страусиных яиц
на крышах домов и в собачьих конурах, на дне озер и горных вершинах, а
потом - кто знает - может быть, удастся выйти и на оборонную тематику:
установить вареное яйцо на сиденье подводной лодки или искусственного
спутника, а уж это верная Госпремия.
- Очень, очень интересная работа, - с облегчением выпроваживал он Са-
бурова. - Мы обязательно ее опубликуем.
Так появилось несколько страничек в захудалом издании - бутылка была
брошена в океан и неподвижным холодным камнем улеглась на дно его души.
А научная общественность продолжала заниматься собственными делами, пуб-
ликуя в солидных изданиях серьезные исследования, которые сабуровским
методом могли быть обращены в коротенькие замечания к основной теореме.
Отчего именно юнцы совершают дерзкие открытия? Оттого же, отчего но-
вые острова открывают бродяги, а не солидные домовладельцы, у которых
все есть. И если солидные домовладельцы станут возглавлять экспедиции...
Словом, нужно было не шляться по морям, а искать признания у домовла-
дельцев. Сабуров опубликовал несколько изящных заметок, суливших ре-
зультаты, солидные даже в домовладельческой валюте. Но прелестная пыльца
Красоты была снята уже в первых публикациях, - дальше оставалась только
чугунная работа. Поплевывая, Сабуров еще мог выносить всеобщее безразли-
чие; но выносить его, занимаясь каторжным трудом... Как это умел Семе-
нов: не только изобрести асфальтовое покрытие, но и собственноручно за-
асфальтировать полгорода, не только изобрести колесо, но еще и целую
осень возить картошку с полей? Он как будто и вовсе не интересовался,
что там у смертных считается престижным, а что непрестижным, - он готов
был служить и в пустом храме. "Те, прежние, и без того ощущали себя
солью земли - слугами величайшего божества. Зато мы, приживалы, кому на
каждом шагу указывают, чей хлеб едим, - нам нужны ежеминутные пластыри
на нашу израненную гордость..."
Сабуров проглядывал журнал за журналом: большей частью шли стандарт-
ные батоны без изюма - разве лишь с тараканами. Внезапно он вздрогнул:
В. М. Крайний - имен двух соавторов было не разглядеть в слепящем свете
главного имени. Сабуров поспешно заглянул в список литературы. На него
ссылались хитроумным образом, перечислив всех от Ромула до наших дней,
никак не подчеркнув, что все, кроме него, чистая историография.
Статье Крайнего шел третий год. А начался их роман...
В преддверии организованной Крайним конференции (тезисы публикуются!)
в институт приехал раскосый посланец Крайнего и прошел к Колдунову без
доклада, дерзкий, словно юный баскак. Сам Колдунов поехать не смог (ему
предстояла командировка в Карлмарксштадт), но список клевретов набросал,
включив туда и Лиду - пусть видит, где раздают добро и живут полнокров-
ной жизнью, а где морочат голову и брюзжат. Но прямо из колдуновского
кабинета баскак направился к Сабурову и вручил ему личное приглашение
Василия Модестовича Крайнего, члена-корреспондента АН СССР, а также
властителя... нет, оценщика дум.
Спустившийся от Крайнего раскосый ангел извлек из портфеля замусолен-
ную пачку ксерокопий всех до единой сабуровских публикаций по теат-
рально-американской тематике и принялся допытываться с бульдожьим прист-
растием, почему Сабуров, в таком-то месте отыскавший не доказательство,
а конфетку, в другом, родственном случае воспользовался столь неуклюжей
конструкцией (почему? Да потому, что не стоило шлифовать работу, которую
никто не будет читать). После этого, приблизив сощуренные, словно в бе-
шенстве, устрашающие прорези своих глаз цвета черной крови, баскак пред-
ложил обратить сабуровскую задачу - искать не вход, а выход. Сам Сабуров
потому не спешил браться за это, что в количестве публикаций у него ско-
пился некоторый излишек, а раздражение коллег ("конечно, Сабуров печата-
ет всякую соплю!") все-таки не стоило доводить выше определенного темпе-
ратурного порога.
Началось давно забытое Сабуровым наслаждение совместной работой среди
равных. Пожалуй, Сабуров обладал более кипучей фантазией (и дурацкой в
том числе), а баскак бил реже, но только в десятку. Он мыслил формулами,
а у Сабурова в уме громоздились целые миры, он вздувался, сжимался, вы-
тягивался, исчезал вместе с процессами, которые силился постичь.
Сослуживцы разбрелись по домам, переговариваясь с преувеличенной
громкой небрежностью, но друзей, истосковавшихся после многолетней раз-
луки, удалось оторвать друг от друга только уборщице. Сабуров провел
несколько дней в забытом чаду, а потом он вдруг подумал, что все откры-
тия придется как-то делить, вежливо поталкиваться, кто первый сказал
"Э!", чья доля в младенце папина, а чья мамина... Нет уж, увольте.
Конференция состоялась в исконно русском туристском центре - над
пестрым множеством церквей (в зимнем воздухе пахло Юоном, и захватывало
дух от красоты и надежд) возносился отливающей синью стекла и бронзой
металла небоскреб "Интуриста". Зеркальные лифты в нем носились со ско-
ростью мысли тугодума и управлялись тоже почти что мыслью: к кнопкам
этажей достаточно было приблизить палец. В лифтах носились только беле-
сые фольксдойчи да жгучие джигиты, а если попадался обыкновенный чело-
век, можно было не сомневаться, что это твой коллега. Швейцар (Сабуров
не встречал внешности благороднее) тигром бросался проверять гостиничные
карточки, видя, сколько неположенного советского люда снует мимо него.
В двухместном номере, в который Сабурова поселили вместе с доцентом
из Омска (кандидатов селили по двое, докторов по одному), самым порази-
тельным была ванная комната, обилием непонятных кнопок и переключателей
напоминающая кабину аэробуса. Для каждой части тела, без всяких дискри-
