которая сама собой складывается в гигантские небесные тела, которые сами
собой летят по никем не вычерченным заранее кеплеровским орбитам: всюду
клубится сложнейшая упорядоченная жизнь - и нигде нет управляющего цент-
ра...
Оттенки партий и учений - какими малыми и кратковременными они стано-
вятся среди веков и тысячелетий всемирной технологии! Бедный Николенька
признавался, что наедине с природой им овладевает ужас и отчаяние от
своего бессилия и мимолетности перед громадностью и безразличием стихий.
Бедный, бедный... Ужасаться красоты и мудрости!.. Вот пень, обжитый му-
равьями, - никакому китайцу-косторезу не выточить такой замысловатый ла-
биринт - попробуй-ка усовершенствовать его, разумный царь природы! Вот
муравьишка, надрываясь, тянет сосновую иголку, и никак ему не одолеть
вершковый бугорок, - но тут подбегает на помощь другой муравьишка... Ви-
дишь, Николенька? А вон мужик, надрываясь, тянет бревно, но другой мужик
подхватил второй конец - вот из каких пылинок взаимопомощи складываются
миры. И не нужны этим мужикам ни роман, которым зачитывается "вся Рос-
сия", ни сто томов законоуложений с пятьюстами томов комментариев к
ним...
Петру и в голову не пришло, что бревно добыто из его фамильной рощи,
но мужики-то прекрасно замечали подобные оттенки, и скоро Сабуров приоб-
рел между ними репутацию блаженного. И Сабуров отнюдь не пришел в вос-
торг, когда это заметил. Приглядевшись, он увидел, что мужики очень вни-
мательны к тому, чтобы каждый вел себя как ему "надлежит быть": "Уже ес-
ли ты барин - так и будь барин, а если мужик - то и будь мужик". Ему по-
казалось даже, что непривычный покрой одежды или "неположенная" укладка
волос обесценивают в их глазах самое мудрое, благородное и доходчивое
слово. И в душе Петра зашевелилось весьма популярное в салоне Варвары
Петровны словечко "косность" - так мы именуем устойчивость вкусов и при-
вычек, которые нам не по душе. А когда он по вечерам начал упражняться в
прыжках с шестом, выбрав для этого гибкую жердь, цена его речей упала
окончательно - и словечко "косность" сделалось довольно частым гостем на
его устах. Но в прыжках он достиг незаурядных по тем временам результа-
тов, и проходившие мимо усадьбы старухи крестились, видя, в какую высь
взметывается молодой барин.
Отношения с крестьянами разладились, зато наладились отношения с от-
цом: вдоволь налюбовавшись, как сын играючи взлетает на крышу флигеля,
отец понял, что перед ним мальчишка, а на мальчишку не стоит сердиться
за его направление. Поэтому, вступив в прения с сыном сначала как бы из
снисходительности, Николай Павлович иногда забывался даже и до горячнос-
ти. А Петр за всякой горячностью угадывал какую-то правду...
Бессомненности у Николая Павловича сильно поубавилось, когда он -
впервые в жизни - принялся за дело, которое нужно было доводить до ре-
зультата, не ограничиваясь составлением приказов. Однако все происходило
как будто само собой - ломалось, сгнивало, протекало... Это приводило
Николая Павловича в тем большее негодование, что решительно каждое его
нововведение сулило явные выгоды и мужикам, однако это дурачье упорно не
желало понимать даже собственную пользу. Уж не оттого ли, всего-навсего,
что ему не доверяют? Но мог ли генерал и кавалер признать, что его побе-
дили чувства каких-то смердов? Оттого-то Николаю Павловичу впервые впер-
вые в жизни понадобились оправдания.
- Ни машин новых не хотят, ни... Я уж и немца нанял, плачу ему... Мо-
жет, Сенька Быстров с ними лучше бы поладил, да вот удавился, дурак, за-
чем-то. Как Иуда. Косность мужичья сегодня всю державу тормозить начина-
ет, это ты правильно говоришь!
Петр не без яда заметил, что мужики сделались закостенелыми оттого,
что слишком долго жили по чужим приказам, - и осекся: ведь он желал до-
казать независимость нравов от механических воздействий. Его ответ не
устроил и Николая Павловича:
- Они же и без нас все равно от самого Адама по приказу живут: им вся
природа приказывает. Весна - сеять, осень - убирать, сушь - поливать,
дождь - сушить... От таких приказов не отвертишься!
И подлинно... Не оттого ли в мужиках такой запас бессомненности, что
они в течение веков жили по неукоснительным и неизменным приказам самой
природы? Более того, в жизни крестьян неизмеримо меньше разнообразия,
чем в жизни так называемого культурного общества, - а значит, меньше и
возможностей для выбора, а следовательно, и для сомнений. Одинаковость
вкусов - основа их прочности.
Самостоятельность ставила отца перед необходимостью искать и размыш-
лять. А в этом и заключается высшее человеческое счастье, в теплую мину-
ту поделился с ним Петр.
В тот вечер Николай Павлович выглядел особенно усталым и озабоченным
и перед ужином выпил одну за одной пять рюмок водки. Он уже утратил не-
победимый дар пропускать мимо ушей слова всякого, кто не был его на-
чальником, и после тягостного раздумья произнес как приговор самому се-
бе:
- Не размышлять, а исполнять не задумываясь - как на военной службе -
вот в чем счастье. Я теперь понял: человек не разумом, а привычкой жи-
вет. Разум дает ему тысячу советов, и каждый поперек другому - а привыч-
ка, как корпусной командир, один приказ - и кругом налево. А "искания"
твои - это все равно как дырка в земляной плотине: сейчас она в палец,
через час с кулак, а назавтра с ворота. Потому что разум - он у каждого
разный. И в армии это хорошо поняли, я теперь только вижу. Что, вроде
бы, за беда, если у солдата ворот расстегнут или нога не по форме отс-
тавлена? А то за беда, что расстегнутый ворот - дырка в плотине: через
нее солдат непременно возомнит, будто своим разуменьишком может устав
улучшить - и где эти улучшения остановятся?! Кончится тем, что он и ко-
мандирам повиноваться перестанет. Вот мы столько про мужиков толковали:
косность, косность... А она, матушка-косность, одна, может быть, всех
нас и хранит. Если мужик землю начнет пахать не по привычке, а по разуму
- он, глядишь, и государю станет повиноваться по разуму - и куда его ра-
зум приведет - это ни мне, ни вам, умникам, не ведомо. Главное что - у
любого немчуренка или жиденка направление есть: он с малолетства знает,
к какой ему карьере стремиться, а наш Иван только до тех пор хорош, пока
ходит по кругу "изба-поле", "изба-поле". А чуть выбьется в город, чуть
легких городских целковиков да чистых городских бабенок понюхает... Вы
не рассчитывайте: он, ракалья, не ваших профессоров и волосатых
смутьянов берет в образец - нет: лакея! холуя! Жилетки, сигарки начина-
ются, "ренское винцо-с", "А мы-с, эфто-с, ня хуже образованных-с", - в
отцовском голосе сквозь глухую усталость отдаленно раскатился гене-
ральский гнев. - Пока у наших Саврасов направления нет, до тех пор их
привычку трогать нельзя: она и для них, и для нас спасение!
- Привычка свыше нам дана - заменой счастию она...
- Это кто сочинил? - заинтересовался отец.
- Пушкин.
- Тоже, значит, что-то понимал... А то все слышу: Пушкин, Пушкин... С
умом сочинил: жить можно только по привычке, а начнешь думать, так...
Это как болезнь неотлипчивая. Вы все мужика сейчас кинулись жалеть, а
лучше бы себя пожалели: мужик сомнений не знает. А лучше кору глодать с
уверенностью, чем кушать блины с сомнением.
В Петербург Сабуров вернулся, уже с тайным убеждением, что жизнь
должна течь сама собой, без управляющих центров, но посредством триллио-
нов добровольных поступков составляющих ее частиц. В конце концов, миром
правит не тот, кто распоряжается телами людей, а тот, кто управляет их
желаниями. Но управлять желаниями - химическими реакциями - при помощи
молотка и зубила...
Тиран может согнать на новое место целый народ - но и там люди будут
воздействовать на желания друг друга по законам, уже неподвластным ника-
кой тирании.
Теперь в устойчивости народного нрава Сабуров усматривал самый надеж-
ный бастион против злоупотреблений власти.
И однажды, когда у Варвары Петровны при обсуждении очередного нашу-
мевшего мошенничества подвели привычный итог: чего ж, мол, ждать - при
деспотизме все это неизбежно, - Петр внезапно взорвался:
- Да что же это: "деспотизм", "деспотизм" - как будто мы сами ничего
не стоим! Этот взятки берет - виноват деспотизм, тот горькую хлещет -
тоже виноват деспотизм... Разве мы пузыри гуттаперчевые: чем деспотизм
пожелает - тем нас и надует? Разве в Ассирии не было деспотизма или в
Египте? Деспотизм... Да если бы все исполнялось по его воле, то и людей
на свете давно не осталось бы - только звери да холуи бессловесные! Но,
благодарение судьбе, сквозь все деспотические зверства и мерзости люди
проносят нечто бессмертное, неподвластное никаким деспотам! Деспотизм
как монгольская конница: оставляет за собой пожарища, а люди переселяют-
ся в землянки, согревают их своим дыханием - и выживают! И в конце кон-
цов побеждают могущественную машину всего лишь тем, что не хотят ста-
раться: каждый делает только то, что опасно не делать - и великие импе-
рии повергаются в прах со всеми ревизорами и палачами!
- Позвольте, но разве беззакония власти не рождают и в подданных неу-
важения к закону? - снисходя к неумеренной пылкости юнца, спросил из-
вестный в то время правовед.
- И очень хорошо, что рождают! Подчинение власти не погубило нас, но
уважение к ней непременно погубит!
- Вы путаете уважение к власти и уважение к принципам, к законам, ко-
торые служат не узким видам власти, но священным принципам...
- А принципов тоже не нужно! Есть живые, реальные люди с их вечными
заботами о детях, о куске хлеба, есть отношения со знакомыми, с соседя-
ми, с каждым встречным... Что за раболепие - непременно смотреть на
что-то снизу вверх, ждать приказа откуда-то свыше - будь это полицей-
мейстер или Господь Бог, закон или принцип?
Однако видный правовед как дважды два доказал увлекшемуся юнцу, что
деспотическое правление проникает и в нравы людей: разве чиновник, рабо-
лепствующий перед высшими и презирающий низших, не частица народа? А
стражники, а тайные осведомители? Нет, молодой человек, деспотизм отра-
жается и на нравах - и притом самым пагубным образом!
- Именно поэтому его и необходимо уничтожить! - подвел итог Сабуров,
сверкая глазами: имущественные злодеяния власти никогда не вызывали у
него такого гнева, как ее покушения на души людей, на их отношения друг
с другом. И государства, и партии должны складываться снизу как добро-
вольные союзы маленьких дружеских кружков, в которых все лично знакомы и
симпатичны друг другу. Только такие микроорганизмы имеют шанс уцелеть
под деспотической стопой. Губка жизнеспособнее слона!
Сабуров был бы пристыжен еще гораздо сильнее, если бы у Варвары Пет-
ровны узнали о том, что, вступив в качестве камер-пажа в тесные отноше-
ния с императорской фамилией, он начал невольно видеть в угнетателях са-
мое обыкновенное семейство, хотя членам августейшего семейства было го-
раздо затруднительнее ощутить в управляемых существа, подобные им самим,
потому что они совсем никогда не вступали с подданными в личные отноше-
ния, а пользовались исключительно механическими сведениями в виде цифр,
сводок, докладов (душевной изоляции правителей посвящена особая главка в
книге Сабурова "Психопатология одиночества"). С другой стороны, души
вельмож не были свободны от уважения к родству и чину! И, что гораздо
сквернее, этот разврат шел все ниже и шире: в губернии, уезды, волости и
семейства - нет, этой растлевающей язве необходимо положить конец!
Когда дело касалось душ, Сабуров не знал колебаний.
В высших семействах самым будничным образом велись разговоры, которых
постыдились бы в доме мужика. Обсуждались и пересчитывались не только
ордена и аренды, но и милостивые взгляды - в особенности, взгляды, бро-