научная часть под командой метеоролога Саговского, К.Р.; начальником от-
ряда назначен был первый штурман Гречневый, В.Н.; по полученным впос-
ледствии сведениям до жилого Шпицбергена из этого отряда дошел только
художник Лачинов, Б.В., - остальные погибли от цынги и переутомления.
Отряд ушел с острова Н. Кремнева 4 ноября, взяв с собой нарты и каяки
[идет перечисление всего, что было взято отрядом]. На острове Н. Кремне-
ва осталось 13 человек, которые охраняли собранные материалы и вели на-
учные работы. Отряд, пошедший на Шпицберген, должен был сообщить о мес-
тонахождении оставшихся с тем, чтобы за ними пришло экстренное судно.
Оставшимся пришлось перезимовать две зимы и живыми остались только двое
- начальник экспедиции проф. Кремнев, Н.И., и научный сотрудник проф.
Шеметов, В.В. Спасательное судно "Мурманск" пришло 11 сент. 192* года, и
остров Н. Кремнева был покинут 15 сент. Все научные матерьялы были заб-
раны. В доме N 2 оставлены продовольствие и огнестрельные припасы (пере-
числение).
Начальник экспедиции проф.Кремнев.
Научн. сотр. экспедиции проф. Шеметов.
О. Николая Кремнева.
15 сент. 192* г."
---------------
...Можно рассказывать долго, дни за днями, о том, как бессмысленен и
страшен взгляд моржа, как кровавы его глаза, - как добродушно и хитро
смотрят медведи, - что в апреле, когда только солнце на небе, непереда-
ваемо болят глаза человека, - как мучителен постоянный мрак зимой, о
том, что профессор Шеметов, друг Кремнева, установил актиничность окрас-
ки морских животных, что кожа их светочувствительна так же, как фотогра-
фическая пленка; - можно рассказать, как на полатях бесконечными ночами
перерассказаны были все русские были и сказки, и случаи, как умирают лю-
ди от цынги; профессор Кремнев продолжал работу Алпатова Decapoda, точ-
нейше проследил применяемость ее к условиям природы; - как шелестит По-
лярное сияние - -
- - университеты, а не матери, родят иной раз людей - и женщин, стало
быть. Елизавета Алексеевна, единственная в экспедиции женщина, была та-
кой женщиной. Ее все не любили, потому что она была некрасива, не-
женственна, говорить могла только о хлорах, белках и атомах, - была
сильнее любого мужчины и похвалялась этой силой. Она одевалась, как муж-
чины, в меховые штаны и куртку, волосы она стригла. Она знала - матросы
ее звали моржом. Матросы знали, что она - ни разу не была любима мужчи-
ной, она сама говорила об этом, она была хорошей химичкой. Ей было - 27,
и она - она как все - чуяла иной раз, как заходится кровью сердце, как
немеют, путаются химические формулы в мозгу, как немеют колени - вот эти
ее моржовые колени. И знала она: - только неуменье понравиться, неуменье
быть женщиной заставляют ее хвалиться здоровьем и силой - к тому, чтоб
понравиться. И это она обрезывала ногти гарпунеру Васильеву, и она што-
пала рубашки всем: и это она - от обиды, от стыда - плакала в углу,
громко по-моржовьи, когда вдруг услыхала, как шутили матросы и младшие
сотрудники о том, что на этой земле ни разу не было женщины, тем паче
девственницы, не было свадьбы, - и надо кинуть жребий, кому быть ее му-
жем - во имя необычности земли и обстоятельств, - и все же тогда, за
стыдом и слезами, нехорошо, бессмысленно, мутно ныла ее грудь. Они жили
все в одной избе, у нее был угол за печью, на нарах под полатями. Все
были уравнены в правах и костюмах, и она, как все по очереди, растапли-
вала по утрам снег, чтобы умываться, пилила со всеми дрова, слушала мат-
росские были и небылицы, - иногда она ходила в лабораторию к колбам и
препаратам. Мужчины много говорили о женщинах. Была сплошная ночь, мели
метели, горели звезды и северные сияния. К утрам, определенным условно
часами, углы избы промерзали, покрывались колким, звенящим инеем,
большим, как серебряные гривенники. Люди спали в полярных мешках. - Муж-
чины издевались над Елизаветой Алексеевной. - Потом они перестали гово-
рить с ней, о ней, о женщинах. И тогда она заметила, что ее ни на минуту
не покидают мужчины. О ней перестали говорить, - она видела, куда б она
ни шла, неподалеку от себя мужчин, и мужчины следили не за ней, а друг
за другом. Но на себе она ловила упорные, бессмысленные взгляды. И ей
казалось, что она погружена в сладковатую, дурманящую, липкую муть, от
которой неуверенными делались ее движения, от которой часами хотелось
лежать, вытянувшись, откинув голову и за голову закинув руки, крепко
сомкнув колени. Это было в первый месяц, как отряд ушел на Шпицберген, в
сплошной ночи. Люди вдруг замолчали. Метели и снега по крышу заровняли
дом. Кремнев приходил и силой гнал вахты на работы. - На "Свердрупе" в
трюме распиливали на дрова скрепы, выбивали их изо льда. - Елизавета
Алексеевна пилила в паре с гарпунером Васильевым, Хромой и Хрендин кида-
ли в люк дрова на лед; Хромого позвали наружу, - Хрендин закурил и вы-
полз за Хромым; - и тогда Васильев, бросив пилу, очень нежно, стоном,
прошептал: - "Лиза", - и беспомощно протянул руку, и беспомощно, бесс-
мысленно приняла эту руку она, опустила голову, опустилась, села на
бревно - беспомощно, бессмысленно, покорно, в той сладкой липкой мути,
что так ныла у сердца; - и тогда из мрака, из-за балок, прыжками, с ос-
тановившимся лицом набросился на Васильева штурман Медведев, - он схва-
тил его за плечи, он бросился ему на горло и стал душить, - и два чело-
века, молча, храпя, покатились по льду, душа друг друга, с остановивши-
мися, бессмысленными лицами. Она сидела покорно; сверху вниз бросились
люди разнимать. Ни Васильев, ни Медведев ничего не помнили и не понима-
ли, - иль им хотелось не
помнить и не понимать, - они дружески заговорили о пустяках, покури-
ли, стерли снегом кровь и пошли работать. - Она ушла в избу, забилась
молча в свой угол и лежала неподвижно там до конца вахты. После вахты
она вдруг вновь заговорила со всеми, весело, шумно, позвала итти гулять,
на лыжах; пошли за нею многие, кроме профессоров и врача [у врача уже
пухнули в цынге десны и ноги], у избушки, где был скат и наст, она толк-
нула вдруг Медведева, тот схватил ее, чтобы не упасть, и вместе они по-
катились вниз по снегу, а за ними попрыгали все, друг на друга, зарыва-
ясь, зарывая в снег. Тогда была луна, снег был синь, горы и глетчеры
уходили во мглу, снег сыпался и звенел, казалось под луной, что эти люди
на луне, - скелет "Свердрупа" распух от инея. Играли в снежки, катались
с гор, все хотели скатиться с Елизаветой Алексеевной, все хотели засы-
пать ее снегом, все валяли ее в снег. Под безглагольной луной по пояс в
снегу эти люди, в мохнатых одеждах, с их криками, рассыпающимися в пус-
той тишине, двоились синими своими тенями. Медведь влез на льдину, прис-
лушался, присмотрелся, пошел в сторону под ветер, чтобы обнюхать; не
его, а его синюю тень увидел матрос Хромой, побежали за винтовками,
стихли, рассыпались цепью, пошли в облаву, охоту повел Кремнев, вышедший
для этого из избы; медведь попятился на лед, - люди прятались за тороса-
ми, обходили ропаки, медведь вырос на ледяной горе и скрылся за нею.
Елизавета Алексеевна шла одна, с винтовкой. Она остановилась, посмотрела
на луну, - и сразу, круто повернувшись, пошла обратно, в сторону, спря-
талась в торосе, легла на снег - - вдали затрещали выстрелы, выстрелы
стихли, мимо прошли двое к избе, возбужденно говорили об убитом медведе,
- тогда стали кричать: - "Елиза-авета Алексеевна-а!", - выстрелили, -
она лежала на снегу и плакала - -
- - ночью, когда все спали, она услыхала шопот, шептались штурман
Медведев и гарпунер Васильев; Медведев сказал, и голос его прервался: -
"ты разбуди ее, замани, скажи, начальник позвал, я буду у избы. Ты -
первый" - - и Елизавета Алексеевна замерла, - слышала, как бесшумно
скрипнула дверь, как скрипнула у стола половица, - потом все исчезло за
шумом сердца: тогда она поспешно зажгла одну, две, три спички, в полуар-
шине от нее было лицо Васильева, оно было страшно, рот был искривлен, -
но в спичечном же свете она увидела, что у печки, босой, стоит младший
гидролог Вернер, с поленом в руке, что свесил ноги с полатей напротив
Хрендин. Из тесного угла, из-за перегородки, хрипло и покойно сказал ка-
питан: - "Васильев, собака, на место!" - Капитан стал одеваться, оделся,
вышел из избы. Сказал Хромой: - по начальству пошел, доносить! Пущай, не
боимся. Все равно никому не дадим бабу! Он все начальника убеждает пере-
вести ее в лабораторию, для себя, значит!" - Спать можно было еще много
часов, но, потому что безразлично, когда спать, ибо круглые сутки ночь,
все стали одеваться. Хромой сказал: - "Васюха, твоя очередь, грей воду".
- Тогда из угла за печкой послышались рыдания Елизаветы Алексеевны, и
тот же Хромой полез утешать ее. - Брось, девынька, дело такое, ты посу-
ди, мужики ведь, сила, ты прости нас, дело такое!.. что же это мы са-
ми-то? с ума сошли все, что ли? - ты потерпи!.." - Подошел гидролог Вер-
нер, товарищ Елизаветы Алексеевны по университету, взял руку - думал ли,
что делает? - прижал ее руку к лицу, сказал тихо: - "Ты прости меня, Ли-
за, прости, любимая! Я готов за тебя отдать жизнь, прости меня!" - С ка-
питаном вошел в избу Кремнев, сказал: - "здравствуйте!" - сел к столу,
помолчал, посмотрел в сторону, заговорил: - "Ну-те, с сегодняшнего дня
приступаем к работе, видите ли. С положением нашим шутить не стоит. Дой-
дет ли отряд Саговского до людей, неизвестно, - а доктор у нас уже зах-
ворал, ну-те, повидимому, цынгой. Приказываю разобрать по бревнам, выру-
бить изо льда остатки "Свердрупа" и сложить их на берегу. Работать
трехсменной вахтой, по три человека. Вахтенные начальники - я, профессор
Шеметов и капитан. Весной, когда взойдет солнце, по моим чертежам мы
построим большой бот и пойдем на юг под парусами. Работать предлагаю как
можно усерднее, ну-те... Затем я хотел сказать, до меня дошли слухи,
знаете ли. - Елизавета Алексеевна, вас просил к себе Василий Васильевич,
- пойдите к нему"... - Кремнев подождал, когда она вышла. - "До меня
дошли слухи, что здесь установились болезненные отношения с Елизаветой
Алексеевной. Причины, видите ли, мне совершенно ясны. Обвинять я никого
не намерен, но погибнуть мы можем все, так как на этом часто сходят с
ума. Единственным разумным средством было бы удалить отсюда Елизавету
Алексеевну, остальное все паллиативно, - но такой возможности у нас нет
[с полатей перебил Кремнева Хромой, он сказал: - "сделать надо одно,
приказать ей спать с каждым по очереди, а то мужики перережутся, - не
погибать же нам всем из-за нее одной!" Кремнев сделал вид, что не слышал
Хромого...] Ну-те, возможности удали
ть Елизавету Алексеевну у нас нет, допустить насилия над ней я не могу. Такая напряженная обстановка возбуждает ее, несомненно: если она изберет кого-либо из нас, остальные не допустят этого... Я, знаете ли, могу сообщить и заявляю об этом, что каждого, кто посягнет, - застрелю!" - Кремнев встал. - "Определите, кто в какой вахте хочет работать" - -
Прошли еще недели.
- - Была метель, такая, когда ветер дул, как из трубы, разметал снег,
ломал льды и камни, нес их вместе со снегом. Люди не выходили из избы,
избу заровняло снегом с землей. Вахт не было. В избе были - тепло, духо-
та и мрак. На столе чадили масленки. Двое играли в шахматы, один писал
дневник, остальные лежали по нарам во мраке. Только что поужинали. На
нарах Хромой рассказывал, как мальчиком он ходил на поморском паруснике;
поморы, тайком от жен, в трюмах увозили с собой из Вардэ норвежских де-
вок; и Хромой рассказывал, что делали поморы с этими девками; - Елизаве-
та Алексеевна лежала у себя в углу, сказала гидрологу Вернеру, чтобы он
принес огня от масленки, закурить. Закурили оба, и Вернер сел на койку
рядом с Елизаветой Алексеевной. Хромой продолжал рассказывать. Папиросы
