только для того, чтобы собрать морских ракушек и микроскопических зверят
со дна моря, чтобы извлечь - даже не пользу, а - лишний кусок человечес-
кого знания: благословенны человеческая воля и человеческий гений! -
Тундра - такое пустынное небо, белесое, точно оно отсутствует, - такая
пустая тишина, прозрачная пустынность, - и нельзя итти, ибо ноги уходят
в ржавь и воду, и трава и вереск выше сосен и берез, потому что сосны и
березы человеку ниже колена, и растет морошка, и летят над тундрой дикие
гуси, и дуют над тундрой "морянки", "стриги с севера к полуночнику", - и
над всем небо, от которого тихо, как от смерти, - и летом белые, зеленые
- ночи; и ночью белое женское платье кажется зеленоватым; - а самоеды в
одеждах, как тысячелетье... Самоеды, когда идут в
, "на Русь", - на Тиманском Камне, в Кузьмином перелеске, где сотни сохранилось идолов, убивают оленя, мажут его кровью идолов, и съедают - "абурдают" - сырое оленье мясо, то, что осталось от идолов; тогда они поют свои песни. - Самоеды вымирают голодом, - а эти ссыльные - ни словом не стоит говорить о временности, это всегдашнее человеческое -
посланные в политику, в скуку, не понимают, спорят - вот об этих самоедах, которым... - - И тут возникает большая, прекрасная, последняя любовь, - такая же огромная и прекрасная, как - знание, гениальное, как человек, и последнее, как человеческая любовь. - Так должно написать, не зная Заволочья. -
От Вологды до Архангельска поезд ползет по тайге, и тайга - одно
тоскливое недоразумение из елей и сосен в пятилетнюю сосну ростом, да и
то наполовину сваленная и обгоревшая, - леса, леса, леса, - среди лесов
болотца, ерунда, ржавая травка, да иной раз целое поле, полянишка точ-
нее, в лиловорозовых цветочках. Станции одна от другой в расстояниях
тоскливо-долгих, и все станции однообразны, как китайцы, - и такие, око-
ло которых нету ничего, ни человека, ни души, ни куска хлеба. - В Архан-
гельск поезд пришел утром. Двина заброшена, дика, пустынна, - свинцовая
и просторная, и у карбасов носы, как у турецких туфель, и волны - синие
- закачали карбас, а солнце было янтарным. На карбасе пошли через Двину,
"Свердруп" стоял на рейде, - поднялись по шторм-траппу, поодиночествова-
ли, пока не определился угол. На развороченной палубе заливали и убирали
в ящики бутылочки и баночки. Кроме матросов, одного доктора, четырех
профессоров, - остальные все студенты. Студенты шутят, пакуют ящики, по-
купают на набережной простоквашу, - пропахли варом и треской. - Архан-
гельск всего в три улицы, тротуары деревянные, каждая улица по семи
верст, - за этими улицами в трех шагах начинается тундра. И весь Архан-
гельск можно обследовать в один день, хоть и будут ныть ноги. В местном
музее - моржи, белый медведь, - все, что здесь произживает, - потом
вальки, пимы, юрты, избы, деревянные божки, - все, что создал человек:
невесело! Этакие длинные тротуары из досок, старинный пятиглавый собор,
сумерки, колокола звонят, и мимо идут люди, как сто лет назад, особенно
женщины в допотопных платьях и в самодельных туфлях из материи, - на
рейде парусные корабли, как при Петре, поморы приехали на своих шхунах,
привезли треску, - и кажется, что от Петра Архангельск отодвинулся на
пустяки, - Заволоцкая Пятина!.. На пристани тараторят простоквашные и
шанежные торговки, говорок странный, пришепетывающий и се: - "женки,
идемте, та-та-та", - речь, ритм четырехстопные. И над всем пустое небо.
- В сумерки, когда поднялась петровская луна, кричал: - "Э-эй, со
упа" - шлюпку!" - "Свердрупа" чуть-чуть колышет, -
деревянный, все время мажется варом, построен по планам смертнейшего китобойного парусника. Люди живут в трюме, рядом ванная и там - по анекдоту - живет англичанин. А рубки над палубой - лаборатории - все пропахли лекарствами, в колбочках. Проснулся утром, пошел в ванную и вымылся с ног до головы, вода и холодная и теплая, - выбрился, брился по-странному: коридор между кают на жилой палубе ведет до двери в складочную часть трюма, которая открыта сейчас божьему свету, там светло, - так вот там и брился; в каюте же бриться нельзя, потому что судно стояло на рейде и чистились котлы и не горело электричество, а когда оно не горит, в каютах темно, едва можно читать; на складе свалены были ящики, бочки, канаты, гарпуны, пахло треской, замечательным, единственным в мире запахом, - куда до него тухлой селедке и зеленому сыру! - там он и брился, приладившись на ящике и голову задрав под небеси. А наверху на палубе один другому диктовал: - температура, вес, щелочность, H2O, анализ, - две удачные пробы из трех, - планктон, - сети 250,245, - что-то непонятное - -
- - а потом пришла моторная лодка из Петровского учреждения, называе-
мого таможней, из дома, построенного еще при Алексее, - и она понесла на
взморье, пошла ласкаться с синими двинскими волнами; день был янтарен в
этой сини волн. Обогнули Соломбалу, перешли Маймаксу, отлюбовались
шведскою стройкой таможни, старою крепостью, отслушали воскресный коло-
кольный перезвон (примерно так сороковых годов), - и корабельным каналом
пошли в Северо-Двинскую крепость, построенную Петром. Пикник, был, как
всегда, с пивом, водкой, колбасой на бумаге. По Корабельному каналу при
Петре ходили корабли, теперь он обмелел и заброшен, - и там на взморье с
воды видны невысокие бастионы, серого гранита маленькие ворота к воде -
и все. Северо-Двинская крепость не видела ни разу под своими стенами ни
одного врага, не выдержала ни одного боя, - она сохранилась в подлиннос-
ти, - теперь она заброшена, там пусто, никого, - только в полуверсте ры-
бачий поселок. Все сохранилось в крепости, только нет пушек, только
чуть-чуть пооблупились бастионы внутри крепости, да в равелинах стены
заросли мхом, да все заросло бурьяном, - и в бурьяне есть: - малина, ма-
люсенькая, дикая и сладкая, она только что поспевала! - Прошли крепост-
ными воротами внутрь, под стеной, прямо в бастион над воротами, - воро-
та, воротины - в три ряда и спускаются сверху на блоках. Тишина, запус-
тение. В других воротах, спустив воротины, местные поморы устроили ко-
ровник, загоняли туда в стужу скот. Стены облицованы гранитом, а внутри
- из земли, насыпаны высокие валы, кое-где отвесные, кое-где так, что
могут въехать лошади с пушками. Под землей прорыты всяческие ходы и пе-
реходы, мрак, каплет вода с потолков, пахнет столетьями и болотами: шли
ощупью, со свечой, - наткнулись на потайной колодезь, в круглой чаше
гранита. Каменные бастионы - на крышах растут полуаршинные березы, мо-
рошка, клюква, малина - внутри опустошены, исписаны "красноармейцем та-
кой-то роты", валяется щебень, двери выломаны, разбиты ступени, лестни-
цы. Вокруг крепости каналы со сложною системой водостоков, так что воду
можно было произвольно поднимать и опускать, здесь некогда стояли кораб-
ли, - сейчас эти каналы затянуты зеленым илом. - - Вокруг крепости - се-
верный простор, синяя щетинистая Двина, взморье, северная тишина, - на
берегу в поселке сушатся сети и вверх килями лежат карбасы. - Лачинов
стоял на верке, поднималась петровская луна, были зеленые зыбкие сумер-
ки, от реки шел легкий туман, - но чайки вили "колокольню", к шторму, и
-
- под верком, в белом платье [зеленовато-зыбким было платье], с вени-
ком вереска в руках, - прошла она - -
- - и нужен был год Арктики, сотни миль дрейфующего льда, умиранье,
мертвь, - чтобы скинуть со счетов жизни этот год, чтоб скинуть целое
двадцатилетье, - чтоб после Арктики, после Шпицбергена, - прямо со Шпиц-
бергена: -
- были ветренные, пасмурные сумерки, в красную щель уходило лиловое
солнце, в красную щель между лиловых туч, - но на востоке поднималась
луна, и под луной и под остатками солнца щетинилась Двина. Парус клал
карбас на борт. Помор был понур, Лачинов все время курил. Очень простор-
но и одиноко было кругом. На взморье уже были видны верки крепости, тог-
да померкло солнце, луна позеленела, и в поселке в одном единственном
оконце был свет. Помор сказал: - "Приехали, - ишь, какие гремянные воды
в сегодушнем лете", - пришвартовались, вышли на берег. Было кругом без-
молвно и дико. Помор пошел к знакомому дому, постучал, спросил: - "Спи-
те, православные?" - ответили из избы: - "Повалилися!" - "Где здесь по-
селенка у вас живет?" - Поселенка жила в крайнем доме, - в крайнем доме
был один единственный на все становище в оконце свет. - "Ну, прощай,
старик, - сказал Лачинов, - я здесь останусь" - -
Лачинов постучал в окно. Отперла она. Он вошел и сказал:
- Ну, вот, я пришел к вам. Вы меня не помните. Я принес - вам всю мою
жизнь - -
Заключение.
В Москве были мокрые дни. И как каждый день, после суматошного дня,
после ульев студенческих аудиторий, после человеческих рек Тверской и
лифтов Наркомпроса на Сретенском бульваре, - в пять часов проходил тихим
двором старого здания университета профессор Кремнев, шел в зоологичес-
кий музей и там в свой кабинет - к столу, к микроскопу, к колбам и бан-
кам и к кипе бумаг. В кабинете большой стол, большое окно, у окна рако-
вина для промывания препаратов, - но кабинет невелик, пол его покрыт
глухим ковром, - и стен нет, потому что все стены до потолка в банках с
жителями морских доньев Арктики. Каждый раз, когда надо отпирать дверь,
- вспоминается, - и когда дверь открыта, - смотрит из банки осьминог:
надо поставить его так, чтобы он не подглядывал! - Это пять часов дня. -
От холодов, от троссов, от цынги - пальцы рук Кремнева узловаты, - впро-
чем, и весь облик сказывает в нем больше пиратского командора. В кабине-
те тишина. - От полярной экспедиции у Кремнева осталась одна ненор-
мальность: он боится мрака, в кабинете его светлее, чем днем, горят две
пятисотсвечные лампы, - и первым его делом, когда он вернулся изо льдов,
была посылка ящика семилинейных стекол на Новую Землю, самоедам [эти
стекла пришли к самоедам через год]. - Кремнев готовился к новой экспе-
диции в Арктику. Мифология греков рассказывала о трех сестрах Граях - о
Страхе, Содрогании и Ужасе, которые олицетворяли собою седые туманы; с
рождения они были седовласы, старухи, и у всех трех был один глаз: - Ев-
ропейская Международная Комиссия Изучения Полярных стран проектировала
послать в Арктику Цеппелины; метеорологи полагали, что, если человечест-
во - радиостанциями - включит Арктику в обиход Земного Шара, вопрос о
предсказании погоды будет решен, почти целиком. Международная Полярная
Комиссия посылала через полюс, от Мурманска до Аляски, Цеппелины. Цеппе-
лин должен был совершить этот путь в 70 часов. Первые Цеппелины должны
были изучить места, где человек еще не бывал, определить места для ра-
дио-станций, организовать эти радио-станции, - а затем только три Цеппе-
лина, - из которых один будет стоять в Мурманске, второй - в Красноярс-
ке, третий на Аляске, три Цеппелина будут сторожить Арктику; каждый бу-
дет связан с сетью радио-станций, раскиданных у полюса, - и каждый всег-
да, каждую минуту, связанный радио, будет готов пойти на помощь людям,
радистам, закинутым в седые туманы. Человечество сменило трех седых сес-
тер Грай - тремя Цеппелинами. - Кремнев должен был лететь с первым Цеп-
пелином. Он обрабатывал предварительные материалы, составлял план поле-
тов, - собирал охотников лететь в Арктику. В кабинете было тихо, - чело-
век, отодвинув микроскоп, сгорбившись над бумагой, - писал: - больные
руки выводили мельчайшие буквы. Человек, не отрываясь от бумаги, писал
очень долго. Затем он достал из кармана твердый конверт с английскими
марками, вынул письмо, прочитал - и написал на него ответ. Потом он
придвинул микроскоп и стал, глядя в микроскоп, делать заметки для своего
труда, того, который он писал по-русски и по-немецки одновременно. - За
окном шумела улица Герцена и шелестел дождь: часы в кабинете шли так же
