- и синей, как индиго, вдали; льды, ледяные поля были белы, в снегу,
айсберги сини, как эмаль... - Там, вдали в бинокль восставал из ледяных
гор огромный каменный квадрат, одна сплошная скала, обрывающаяся в море
и льды, вся в снегу, и снег под солнцем и в бинокле был желт, как воск,
блистал глетчер, черными громадами свисали скалы, - все одной громадной
глыбой, наполовину освещенной солнцем, другою половиной, серой, уходив-
шей за горизонт и во мглу. Кругом судна были горы айсбергов. Земля без-
молвствовала и величествовала, как никогда в жизни каждого: земля, эти
мертвые скалы и льды, где никто, кроме белых медведей и птиц, не жил, не
живет и не может жить, - величественна, промерзшая навсегда, навсегда
мертвая, такая, которая никогда, никогда не прийдет в подчинение челове-
ку, которая вне человечества и его хозяйничаний. - В каждом человеке,
все же, крепко сидит дикарь: эти земли, эта пустыня, эта мертвь - прек-
расны, здесь никто не бывал, - так прекрасно и страшно видеть, изведать
и знать первый раз! - Застревали во льду, все были на палубе, капитан на
мостике, штурмана по местам, на юте, на баке, у руля. Прошли уже часы, и
земля впереди видна простым глазом, до нее каких-нибудь тридцать миль, -
веяла холодом, морозами, величием и тишиной. Лед, ледяные поля обстали
вокруг сплошною стеной. Тюлени смотрят из воды удивленно, целые стада.
Земля видна ясно, и непонятно, как забраться на нее: она вся в снегу и
льдах, и льды отвесами падают в воду... - Земля!.. К земле "Свердруп"
пришел в 0 часов 10 минут. Всю ночь на севере стояла красная, как кровь,
никогда не виданная заря, от которой мир был красен. Вода была красной,
лиловой, черной, зеленой: потом, за день и за ночь, вода была и как бу-
тылочное стекло, и как первая листва, и как павшая листва, и лиловая
всех оттенков, и коричневая, и синяя. А небо было - и красным, и бурым,
как раскаленная медь, и сизым, как вороненая сталь, и белым, как снег, и
розовым, как розы, - и в полночь ночное небо - темное - на юге. Понурая,
земля лежала рядом, горы, глетчеры и
снег, - и в извечной тишине кричали на скалах, на птичьем базаре -
птицы, словно плачет, стонет, воет, рвет горечью и болью - нечеловечес-
кими! - земля свое нутро, точно воет подземелье, нехорошо!.. - "Сверд-
руп" отдал якорь в полночь. Лачинов, кинооператор, врач, метеоролог и
два матроса - они сейчас же пошли на шлюпке к берегу, чтобы впервые
вступить на ту землю, на которую не ступала еще нога человека. Они были
вооружены винтовками, в полярных костюмах, - прибой долго не давал воз-
можности пришвартоваться, - и сейчас же на берегу, на снегу они увидели
следы медведя. Они пошли группой, молча. Было очень тихо, мертво горели
север и небо. Они слезли на косе, на отмели, вдалеке от гор, и перед ни-
ми восстали колонны базальтов, которые с борта казались величиной в та-
бурет, но оказались в хороший двухъэтажный дом; они стояли, словно кре-
постные, по-старинному, стены, точно окаменевшие гиганты-соты, нет, не
бурые, а как заржавленное железо. Влезли на них, и под ногами началось
адово дно: камни, черного цвета и цвета перегоревших железных шкварков
(что валяются у доменных печей), лежали так и такие, что по ним надо хо-
дить в железе и лучше ползать на четвереньках; в иных местах эти камни
размещались в порядок, словно земля родит каменные яйца, по-прежнему
черные, величиной в человеческую голову. В лощинах были озерки с пресной
водой, во льду: отряд ломал прикладами лед, чтобы пить. - - И отряд на-
шел избушку. Они нашли избушку на косе, на юру, вдали от гор, где был
только один смысл устроиться жить: это - чтобы быть елико возможно
больше видным с моря, воды пресной там поблизости не было. Давно извест-
но, что все северные моря изброжены русскими поморами и что Шпицберген
был известен на Мурмане под именем Грумант - за четыреста лет до того,
как его открыл Баренц, и что на многих островах разбросаны безвестные
поморские часовни, - но эта избушка была не русской, - там жил, долж-
но-быть, норвежец, - судя по этикетке на табачной коробке и по аптечной
надписи на пузырьке [и эта коробка от сигар указывала, что здесь жил не
зверолов-норвежец, а кто-то иной, ибо он курил сигары, а не трубку]. Из-
бушка была развалена, она стояла на камнях, она построена была из тонко-
го теса, как строят рубки на кораблях, снаружи она была обложена камнем.
Крыши на ней уже не было, не было одной стены. Все было развалено и раз-
бито - чем? как? - Валялись кое-какие домашние вещи, штаны, стояла пе-
чурка из чугуна, около нее кресло из плит базальта; были нары из дерева,
в стен
у воткнуты были вилка и столовый нож, осталась на столе солоница, с порыжевшей лужей соли. Ни запасов, ни пороха не было. И все было разбито: совершенно бессмысленно, - кто-то ломал в припадке сумасшествия, или это ломал не человек, - а, если человек, то он был вчера здоров и жил буднями, а утром сошел с ума и стал громить самого себя, - самого себя, дом, забыв в стене нож и солоницу на столе... Вокруг
избушки были разбросаны боченки, обручи, утварь, кастрюли, консервные банки, два весла, топор, - и было вокруг много костей разных животных, медведей, моржей, тюленей, белух: и одна кость была костью человеческой ноги, так определил врач. Кости лежали около ящиков, стоявших в тщательном порядке. Ни одной приметы о сроках и времени не было, когда здесь жили: три, тринадцать, двадцать лет назад?.. Кости!.. - Потом отряд в мусоре нашел самодельное ружье: оно было сделано, вырублено топором, из бревна, и ствол был - из газонапорной трубы. Этого острова не знало культурное человечество, - отряд обыскал все и не нашел ни одной пометы, какие обыкновенно оставляют все приходящие в эти страны. Кругом камни и льды, и море, - полгода ночи и полгода дня, десять месяцев зимы и два месяца русского октября. Отсюда никуда не крикнешь, и - кто был здесь? кто разгромил избушку - медведи, буря, человек? - как? - здесь погиб человек, о котором никто ничего не знает, погиб, не успев ничего оставить о себе, чтобы его и о нем узнали, - человек, спасшийся от аварии и построивший себе избушку из остатков судна и добывавший себе мясо, чтобы не умереть, самодельным, сделанным помощью топора самострелом с дулом из газонапорной трубы. - Кругом избушки - кости и смерть, обломки бочек, остатки костей, - нехорошо, непонятно. Оттуда, от избушки слышно, как плачет скала птичьего базара, точно воет подземелье и сама земля рвет себя, - нехорошо. Горы стоят серые, скалы нависли хмуро, грузно, гранит и базальт, мертвью наползает глетчер. - У цынготных, за несколько дней до смерти, появляется стремление - бежать, их находили умершими на порогах, - на Кап-Флоре медведи разгромили избушку, оставленную Джексоном - должно быть, из любопытства: никто ничего не знает о том человеке, что погиб в этой избушке, никогда не узнает, - как погиб он? как возник он здесь? - -
- - у берегов этого острова, который был назван островом Кремнева,
погиб "Свердруп" - - "Свердруп" набирал здесь пресную воду, в вельботах
возили ее с берега, все ходили на вахту по наливке воды, спускали воду
из озерка шлангой, носили ведрами, - спешили, чтобы уйти отсюда на юг, в
Европу, - не спали и отсыпались по тринадцати часов под-ряд, - убили
моржа и двух медведей, - тюленей не считали, - за обедом пили спирт и на
жилой палубе устраивали странные концерты: один умел петь петухом, дру-
гой мычал бараном, третий хрюкал по-свинячьи, лаяли собаки, мычали коро-
вы, - всем было весело; воды набрать осталось только для котлов. - Гео-
лог пропадал в горах, в поисках минералов, - ботаник собирал лишайники и
мхи, в его лаборатории на стенах и столах ткались прекрасных красок ков-
ры, красивей, чем из Туркестана. - И радист впервые изловил неведомое
радио. - Радио достигало слабо, ничего нельзя было понять, неизвестно
было, кто посылал радио - земля ли или пароход, - уже недели "Свердруп"
был отрезан от мира, и часами плакали антенны "Свердрупа"; новые прихо-
дили радио, разорванные, на норвежском языке, непонятные, - и тогда
пришло радио, четкое, по-немецки. В радио говорилось:
"Все время вызывает неизвестное русское судно, идущее, по-видимому,
от полюса - место стоянки судна неизвестно - содержание телеграмм уста-
новить не удалось" - говорила радиостанция Шпицберген - -
Все эти дни были пасмурны и тихи, море чуть-чуть зыбило, льды, ледни-
ки и снег были серы, как сумерки. Круглые сутки возили воду, - люди над-
рывались с водой и спали все часы отдыха, только. Была полночь, - и тог-
да с моря загудел ветер, завыл в такелаже, заметал волны, повалил сне-
гом; полночь была стальная, горел красным север, ночное - черное - небо
было на юге. На берегу кричала вахта, махая веслами, ведрами, шапками, -
на судне скрипели якорные цепи. Капитан вышел первым на палубу, он дал
авральный сигнал, команда бросилась на места, все на палубу: "Свердруп"
полз на берег - на "Свердрупа" наползали льды, горы, ветер ревел, рвал
людей. Капитан давал сигналы в машинное - "полный! полный! полный!" -
сматывали цепи якорей, бросали траллы, бросили на троссе лебедку, - что-
бы зацепиться за дно, чтобы не ползти на берег. - Ветер выл, ломился,
неистовствовал. - Горы ползли на "Свердрупа". - И тогда треснула и под-
нялась корма, - судно остановилось, - судно стало на кошку: и из машин-
ного сейчас же дали сигнал - авария - машины буксуют - винт и руль сби-
ты, - а еще через минуту судно повернулось, по ветру, и, уже без руля,
без винта, с оборванными якорями, легко поползло на берег. Можно было
уже не считать, как оно тыкалось с кошки на кошку, трещало и ломалось. -
Потом оно стало, легло у берега, так близко, что с оставшимися на берегу
можно было разговаривать простым голосом. И тогда только люди заметили,
что у иных сорвана кожа рук, что все мокры, что шквал уже прошел, что на
часах уже далеко за полдни. Капитан бросил шапку [она покатилась по па-
лубе, ставшей боком, скатилась в воду], прислонился к вельботу и запла-
кал. Откуда-то появился - дошел до сознания всех - профессор Кремнев, он
был в одних подштанниках, босой, скула его была разбита до крови, - он
спросил у Лачинова папиросу, закурил и медленно сказал, как ни в чем не
бывало, глядя в сторону:
- Да, знаете ли... Пустяки, - будем здесь ночевать год. Да, знаете
ли!.. - и обратился к капитану: - Павел Лукич, команду я беру на себя,
да. Все пустяки! Вы посмотрите на часы, мы все-таки боролись четырнад-
цать часов - -
И через час, - это был уже отлив и "Свердруп" лежал почти на берегу,
- были положены уже сходни, и люди тащили с судна на берег все, что мож-
но было стащить - мешки, тюки, доски. Кремнев, тщательно, осторожно, как
у себя в университетском кабинете, переносил баночки, колбы, инструмен-
тарии и материалы лабораторий. Работали все весело, очень поспешно, не-
доумело, чересчур бодро. Матросы топорами расшивали рубки, - механик и
радиист прилаживались, чтобы снести на берег динамо-машину и радио-аппа-
рат, и у них ничего не выходило. "Свердруп" лежал бессильною рыбой, брю-
хом наружу, - мачты свисли ненужно. На берегу уже растягивали временные
палатки из парусов, и повар на костре готовил ужин. - А к ночи после
ужина, в палатках, а кое-кто еще на "Свердрупе" в незалитых каютах, -
заснули все: первый раз после Архангельска заснули на земле, без вахты,
непробудным, земным сном. И только один Кремнев, должно быть, не спал,
потому что с утра он разбудил часть людей, послав их на вахту, определив
две вахты на день, - а когда те пошли тащить остатки судна на берег, он
лег и заснул около своих баночек. - Через неделю от "Свердрупа" на воде
остался один лишь костяк, а на берегу против него - неподалеку от без-
вестных развалин избушки - были построены две русских избы и амбар. Эту
