научных сотрудников была занята уборкой, свинчиванием, прилаживанием для
моря инструментария. Физик профессор Шеметов, метеоролог Саговский, врач
Андреев и художник Борис Лачинов ездили осматривать Холмогоры и Денисов-
ку, где возник Ломоносов, ездили на взморье к Северо-Двинской крепости,
построенной Петром I, там в рыбачьем поселке заходили к ссыльным (это
случайное обстоятельство надо очень запомнить, ибо оно чрезвычайно важно
для повести), - дни стояли пустые, призрачные, солнечные, тихие, - радио
приносило вести, что Арктика покойна. - Команда - и верхняя - "рогати-
ки", и нижняя - "духи" - все свободное время проводила на берегу, глав-
ным образом в пивных. 9-го пришла посуда, отвал назначен был на 12 часов
10-го, и команда и научные сотрудники всю ночь провели на берегу в при-
тонах. Утром "Свердруп" пошел на девиацию, и стал на рейде, - команда
возвращалась на четвереньках, и в половине двенадцатого выяснилось, что
главный механик захворал белой горячкой, ловил в машинном чертей. Меха-
ника ссадили на берег, скулы Кремнева посерели и обтянулись кожей еще
крепче, - задержались на сутки, еще сутки команда лежала костьми на
спирте. В 3 часа 11-го отгудел последний гудок, таможенный чиновник вру-
чил путевые бумаги, взял выписку для береговой конторы, проводил до Чи-
жевки. Флаг подняли еще с утра, включили радио, - военный тральщик отса-
лютовал - "счастливый путь" - и пьяная вахта долго путалась во флажках,
чтобы отсалютовать - "счастливо оставаться". Архангельск ушел за Солом-
балу. Новый механик стоял у борта, боцман из шланги поливал ему голову,
- боцман мыл палубу, механик плакал о жене, оставленной на берегу. Ра-
дист принял первое радио-приветствие из Москвы и весть о том, что у Ка-
нина носа шторм в 8 баллов. - "Свердруп" уносил на себе тридцать восемь
человеческих жизней, тридцать восемь человеческих воль. Было тридцать
семь мужчин и одна женщина, химичка Елизавета Алексеевна, так не похожая
на женщину, что матросы очень скоро приладились - и при ней и ее - обк-
ладывать "большими" и "малыми" морскими "узлами"; - она была из тех жен-
щин, которых родят не матери, а университетские колбы, для коих они и
живут; богатырственная, сильнее и выше любого матроса со "Свердрупа",
она стояла на спардеке у вельбота и плакала навзрыд, прощаясь с землей,
как плачут тюлени. Слезы текли по сизому румянцу щек, точно она вымылась
и не утерлась. Кепка съехала на затылок. Около нее стоял метеоролог Са-
говский, маленький, как гном, в фетровой шляпе, в демисезонном пальто
английского покроя, в желтых ботинках, точно он отправлялся на пикник, -
он курил трубку и говорил:
- Бросьте, Елизавета Алексеевна! Самое большое проскитаемся год. Вы
знаете, если установить причины циклонов и анти-циклонов, которые возни-
кают в Арктике, - тогда можно сказать, что вопрос о предсказании погоды
почти решен. Если бы мы знали, какое давление сейчас, какая температура,
сколько баллов ветра - ну, хотя бы на нашем меридиане под 80-м градусом,
мы могли бы знать, какая погода будет в России через две недели. - -
Сумерки наползли медленно и безмолвно, на створах вспыхнули огни.
"Свердруп" - двухмачтовое, деревянное, парусно-моторное пятисоттонное
судно, построенное по планам нансеновского "Фрама" и седовского "Фоки",
специально оборудованное, чтобы ходить во льдах - свинчивался, затихал,
мылся перед морем. Пьяные ушли по каютам. Мудюгский маяк отгорел сзади,
впереди возник Знаменский, - впереди было море. -
И тогда "Свердрупу" суждено было еще раз вернуться к земле, к родной
земле - последний раз. - Если человеку, живущему на земле, придется ког-
да-нибудь услыхать вызов радио - S.O.S., - пусть он знает, что это гиб-
нут в море человечьи души, страшно гибнут в этой страшной чаше вод и не-
ба, где внизу сотни метров морских мутей и квадрильоны метров вверху -
бесконечностей, и больше ничего. S.O.S. - это пароль, который кидает ра-
дио в пространство, когда гибнет судно, и он значит: "- спасите нас,
спасите наши души!" - В вахтенном журнале "Свердрупа" возникла следующая
запись:
АКТ.
"192* года, августа 12 дня, мы, нижеподписавшиеся, капитан э/с
"Свердруп", Алехин Павел Лукич и капитан и владелец парусного судна "Ме-
зень", Поленов Марк Андреевич, в присутствии начальника Русской Полярной
Экспедиции проф. Кремнева Николая Ивановича, составили настоящий Акт о
нижеследующем: 11 авг. в 23 часа 30 мин. в 65°04' N и 39°58'0'' W, идя
компасным курсом N 39, общая поправка 10, э/с "Свердруп" наскочил на
шедшее с грузом рыбы в Архангельск под полной парусностью при ветре NW
силою в 1 балл, при видимости за темнотой ночи от 30 до 40 саженей п/с
"Мезень", ударив его форштевнем в правый борт против форвант. При ударе
получился пролом, от которого парусник начал наполняться водой и погру-
жаться, ложась на левый борт. Команда "Мезени" перешла на "Свердрупа" в
момент столкновения по бушприту, капитан же перешел на "Свердрупа" в тот
момент, когда через несколько минут "Мезень" надрейфовала на нос "Сверд-
рупа", при чем последовал легкий вторичный удар. После этого "Свердруп"
отошел назад, была спущена шлюпка и послана команда со штурманом Медве-
девым для осмотра "Мезени" и выяснения способов спасения. По прибытии
шлюпки было решено, по просьбе капитана "Мезени", подойти к ней и взять
ее на буксир бортом; в это время "Мезень" постепенно ложилась на левый
борт. При подходе, вследствие темноты и дрейфа, "Мезени" был нанесен
"Свердрупом" третий удар, в корму, при чем "Мезень" уже лежала на левом
борту. Видя, что взять бортом на буксир "Мезень" невозможно, "Свердруп"
подошел к ней кормой и начал шлюпкой завозить на нее буксиры, которые
были закреплены за правый становой якорь "Мезени". В 0 час. 40 мин. 12
авг. была закончена заводка буксиров и начали буксировать "Мезень" по
направлению к пловучему маяку Северо-Двинский. В момент, следующий за
столкновением, на п/с "Мезень" огней нигде, кроме окон кают-компании, не
было видно, и этот огонь был виден, пока "Мезень" не погрузилась в воду.
На "Свердрупе" никаких повреждений не оказалось. Настоящий Акт составлен
в трех экземплярах и записан на страницу Вахтенного Журнала "Свердруп" -
-
Так было. Экспедиционное судно "Свердруп" свинтилось, убралось, шло в
море, чтобы месяцы не видеть ни людей, ни человеческой земли, маяк отго-
рел сзади, люди, после бестолочи Архангельска, расползлись по каютам и
притихли. Художник Лачинов долго стоял у кормы, смотрел, как из-под вин-
та выбрасывались светящиеся фосфорические медузы: от них эта черная
ночь, ночной холод, беззвездное небо, ветер, тишина просторов и плеск
воды за бортами были фантастичны, медузы возникали во мраке воды, всплы-
вали вверх и вновь исчезали в мути, погасая. Потом Лачинов пошел в ка-
ют-компанию, многие уже ушли спать. Потому что судно было отрезано на
месяцы от мира, было колбой, из которой никуда не уйдешь, Лачинову все
время казалось, что все они здесь на судне - как в зиме в страшной про-
винции, где никто никуда ни от кого не уйдет и поэтому надо стремиться
быть дружественным со всеми и за всех, и забыть все, что не здесь. В ка-
ют-компании перед вахтой и в полночь сидел второй штурман Медведев, ост-
ряк, играл на гитаре и пел о Шнеерзоне, о свадьбе его сына в Одессе, об-
летевшей весь мир. Кино-оператор, точно такой, какими судьба судила быть
кинооператорам, разглагольствовал о разных системах киноаппаратов. Меха-
ник мотал очумевшей головой, ничего не понимая. - И тогда все услыхали
отчаянный человеческий крик, и толчок, и треск, и то, как осел "Сверд-
руп", и как он дернулся с полного хода вперед на полный назад. Кто-то
пробежал мимо в одном белье. Лачинов и все, бывшие в кают-компании, по-
бежали на бак. Ночь была темна и холодна, беззвездна, и ветер шел поры-
вами. Во мраке перед носом "Свердрупа" стоял корабль, повисли над
"Свердрупом" белые паруса, уже обессилившие. И из мрака, из-за борта
"Свердрупа" на бушприте появились человечьи головы, людей, молодых и
стариков, обезумевших людей, которые плакали и кричали, - орали все
вместе, одно и то же, безумно: -
- Что вы делаете, ааая?! что вы делаете?!.. -
Люди толпились раздетые; горели прожекторы, в клочья разрывая мрак,
отчего мрак был только сильнее, - и нельзя было понять, кто приполз
из-за борта, от смерти, кто - раздетый - прибежал с жилой палубы. Кто-то
скомандовал полный назад, стоп, полный вперед, - во мраке под парусами
гибнущего парусника, в свете прожекторов, бегал, как бегают кошки на
крыше горящего здания, человек, махал руками, орал так, что достигало
только одно слово - "под либорт! под либорт!" - ныл радио-аппарат, - и
тогда ударил вновь "Свердруп" в борт парусника, и с ловкостью кошки воз-
ник из-за борта в свете прожекторов новый человек, бородатый старик, и
из разинутой пасти летели слова: - "черти! черти! черти! голубчики! -
под либорт, под либорт! берите! берите!"...
А во мраке гибла белая шхуна, повисли бессильно паруса, клонились к
воде. Ни одного огня не было на шхуне и только мирно, по-зимнему горела
семилинейная лампенка на корме в кают-компании. Вскоре узналось, что
старик, влезший на "Свердрупа" последним - капитан парусника, что он со-
рок семь лет ходит по морям, четырежды гибнул - и четыре громадных крес-
та стоят на Мурмане, около сотен других, поставленных в память спасения
от смерти в море; - и что судовую икону - Николу-угодника, - которой
благословил отец сына сорок семь лет назад, - Николу успел взять с собой
капитан [это обстоятельство настоятельно просил капитан Поленов внести в
Акт, и поклялся при всех, что пятый поставит крест он у себя в Терибей-
ке, на Мурмане]; - что "Мезень" выдержала пятидневный шторм, "держали
бурю", и тут, переутомленные, в затишьи заснули, проспали вахту, - а
"Свердруп" был пьян: тысячи верст просторов, сотни верст направо и нале-
во, и вокруг, - и надо же было двум суднам найти такую точку в этих
просторах, чтобы одному из них погибнуть; - одно утешение - теория веро-
ятности - не "Мезень" - "Свердрупа", а "Свердруп" - "Мезень"! - Гудело
радио, нехорошо, сиротливо. Белые паруса "Мезени" легли на воду, - и до
последней минуты горела, горела сиротливым огнем в кают-компании на "Ме-
зени" керосиновая семилинейная лампенка.
Лачинов чувствовал себя весело и покойно, но руки чуть-чуть дрожали.
И самым страшным ему был огонек в кают-компании на паруснике, этот до-
машний, мирный огонек, точно по осени в лесной избушке, - этот огонек
бередил своей неуместностью. Лачинов думал, что, если бы он прочел в
книге об этой страшной ночи, когда в ветре и мраке никто не спал, а ста-
рики-поморы, которые появились из-за борта, плачут от лютого страха
смерти, - об этом паруснике, который на глазах, вот с лампенкой в каюте,
затонул и повалился на борт, - вот о той лодке, которую "Свердруп" спус-
кал на воду и которая пошла к тонущему судну, а ей кричали, чтоб осто-
рожней, чтобы не затянуло в воронку, если корабль пойдет ко дну, - если
бы Лачинов прочел это в книге, ему было бы холодновато и хорошо читать.
И он думал о том, что любит читать книгу Жизни - не на бумаге. Лачинов
стоял у борта, в воде возникали и меркли фосфорические медузы, начинало
чуть-чуть светать, "Свердруп" шел к берегу. К Лачинову подошел Саговс-
кий, сказал:
- А у меня новый друг появился. Смотрите, какой котишка славный. Его
штурман Медведев привез с "Мезени", - в руках у него был котенок. - Пе-
репугались?
- Нет, - не очень, - ответил Лачинов. - Смотрите, какая медузья кра-
сота, - но, - вот тот огонек у кормы у меня все время смешивается со
скверненьким маленьким человеческим страшком! -
- А мы можем послать еще по письму, мы идем к берегу, - сказал Са-
