От полустанка они пошли мимо дач, лесной просекой, вышли на пустыри, в
поле, за которым был лес. Мистер Смит шел впереди, высокий, в черном
пальто, в кэпи. Было немного прохладно, и у обоих были подняты воротни-
ки. Уже совсем стемнело. Шли они без дороги, и когда подходили к лесу,
Емельян Емельянович выстрелил сзади, из револьвера, в затылок Роберту
Смиту. - Через час после убийства Емельян Емельянович был на квартире
мистера Смита, в Москве, где спрашивал, дома ли мистер Смит? - и оставил
ему записку, в которой сожалел о неудавшейся поездке.
---------------
Через два дня агенты русского уголовного розыска арестовали граждани-
на Разина, он был увезен. Через месяц на суде, где судили бандитов, Ра-
зин говорил в последнем своем слове:
- Я прошу меня расстрелять. Я все равно мертв. Я убил человека, пото-
му что он был богат, а я не мог - физически, органически не мог видеть
стоптанных ботинок жены. Я, должно быть, болен: вес мир, все, русская
революция, отовсюду, от столов, из-под нар, из волчка на меня глядит
черный кружок дула ружья, тысячи, миллионы, миллиарды дул - на меня,
отовсюду. Я все равно мертв. -
Гражданин Разин был расстрелян. -
---------------
- - Фиты из русской абевеги - нет, не может быть. Есть абевеги без
фиты. Емельян Емельянович Разин - был и мистером Смитом - но и ижицы -
нет. Я кончаю повесть.
Богомать.
Я, Пильняк, помню день, выпавший мне написания этой повести, весной,
в России, в Коломне, у Николы на Посадьях, - и помню мои мысли в тот
день. Сейчас я думаю о том, что эти мысли мои не историчны, неверны: это
ключ, отпирающий романтику в истории, позволивший мне крикнуть:
- Место - места действия нет. Россия, Европа, мир, братство. -
- Герои - героев нет. Россия, Европа, мир, вера, безверие, культура,
метели, грозы, образ Богоматери. - -
1) К соседям приехал из голодной стороны, - год тому назад она назы-
валась хлебородной, - дворник. На Пасху он ходил в валенках, и ноги у
него были, как у опоенной лошади. Дворник был, как дворник: был очень
молчалив, сидел как подобает на лавочке около дома и грелся на солнце,
вместо того, чтобы подметать улицу. Никто на него, само-собою, не обра-
щал внимания, только сосед раза два жаловался, что он темнеет, когда ви-
дит хлеб, мяса не ест совершенно, а картошки с'едает количество неверо-
ятное. - И вот он, дворник, третьего дня - завыл, и вчера его отвезли в
сумасшедший дом: дворник пришел, здесь у нас, в какое-то нормальное, че-
ловеческое состояние и вспомнил, рассказал, что он - с'ел - там, в хле-
бородной - свою жену.
Вот и все. Это голод.
О голоде говорить нечестно, бесстыдно, нехорошо. Голод - есть:
го-лод, ужас, мерзость. Тот, кто пьет и жрет в свое удовольствие: конеч-
но, участник, собутыльник, состольник того дворника, коий с'ел свою же-
ну. Вся Россия вместе с голодной голодает, вся Россия стянула свои чаш-
ники, чтоб не ныло брюхо: недаром в России вместе с людоедством - эпопея
поэм нарождения нового, чертовщин, метелей, гроз, - в этих амплитудах та
свеча Яблочкова, от которой рябит глаза миру.
2) Но в те дни я думал не об этом. - Вот о чем. -
Двести лет назад император Петр I-ый, в дни, когда запад, северо-за-
пад, Украйна щетинились штыками шведов, на Донщине бунтовали казаки, в
Заволжьи - калмыки, на Поволжьи - татары, - когда по России шли голод,
смута и смерть, - когда на-двое кололась Россия, - когда на русских,
мордовских, татарских, калмыцких костях бутился Санкт-Питер-Бурх - в
ободранной нищей, вшивой России (Россия много уже столетий вшива и ни-
ща), в Парадизе своем - дал указ император Петр I-ый, чтоб брали с церк-
вей колокола и лили б из тех колоколов пушки, дабы бить ими - и шведов,
и разруху, и темень Российскую. -
Как ни ужасен был пьяный император Петр, - дни Петровской эпохи оста-
нутся в истории русской поэмой, - и глава этой поэмы о том, как перели-
вались колокола на пушки (колокола церковные, старых, многовековых, со
слюдяными оконцами, с колокольнями, как шатры царей, - на пушки, чтоб
развеивать смуту, муть и голод в России) - хорошая глава русской исто-
рии, как поэма. - И вот теперь, шестой уже год, вновь колется Россия
на-двое. Знаю, Россия уйдет отсюда новой: я ведь вот видел того дворни-
ка, который с'ел свою жену, он не мог не сойти с ума, но мне не страшно
это, - я видел иное, я мерил иным масштабом. Новая горит свеча Яблочко-
ва, от которой рябит в глазах, - шестой уже год. Знаю: все живое, как
земля веснами, умирая, обновляется вновь и вновь.
3) Вот, вчера, третьего дня, неделю, месяц назад - и неделю и месяц
вперед - по России - по Российской Федеративной Советской Республике -
от Балтики до Тихого Океана, от Белого моря до Черного, до Персии, до
Алтая - творится глава истории, мне - как петровские колокола. - Утром
ко мне пришел Смоленский и сказал, что в мужском монастыре сегодня соби-
рают серебро, золото, жемчуга и прочие драгоценности, чтоб менять их на
хлеб голодным. Мы пошли. - -
В старенькой церкви, вросшей в землю, с гулкими - днем - плитами пола
и с ладонным запахом - строго - днем в дневном свете и без богослужения,
- за окнами буйствовал весенний день, - здесь был строгий холодок, ос-
тавшийся от ночи. Мне - живописцу, - - художнику - жить от дать до дать,
от образа, к образу. - В иконостасе, у церковных врат, уже века, в по-
темневших серебряных ризах хранился образ богоматери и видны были лишь
лицо и руки и лицо ребенка на коленях. Все остальное было скрыто сереб-
ром: к серебру оправы я привык, к тому, и серебро залито воском и на
сгибах чуть позеленело. -
- И это
серебро с иконы сняли и этот образ богоматери без риз мне, отринувше-
муся от бога, предстал иным, разительным, необычайным, в темных складках
платья ожившей матери господней. Матерь божья предстала не в парче се-
ребряной, засаленная воском, а в нищем одеянии. Образ был написан много,
сотен лет назад; образ богоматери создала Русь, душа народа, те безымян-
ные иконописцы, которые раскиданы по Суздалям: богомать - мать и защит-
ница всех рождающих и скорбящих. Мне - художнику - богомать, конечно
только символ. -
...А за монастырем, за монастырскими стенами, под кремлевским обрывом
текла разлившаяся Москва-река и шли поля с крестами сельских колоколен.
И был весенний буйный день, как века, как Русь. Образ богоматери - в
темной церкви - звено и ключ поэмы. - В сумерки ко мне пришел сосед, ку-
рил, и, между прочих разговоров, он сказал, что дворник в сумасшедшем
доме - повесился. - - А ночью пришла первая в тот год гроза, гремела,
рокотала, полыхала молониями, обдувала ветрами, терпкими запахами первых
полевых цветов. Я сидел - следил за грозой - на паперти у Николы, - у
Николы - на-Посадьях, где некогда венчался и молился перед Куликовым по-
лем Дмитрий Донской. - Была воробьиная ночь. Гроза была благословенна. -
- А ночью мне приснился сон. Я видел метель, мутный рассвет, Домберг,
- то, как под Домбергом, толпой оборванцев шли наши эмигранты - за Кат-
ринталь, в лес к взморью, - шли из бараков - пилить дрова, валить лес,
чтобы есть впроголодь своим трудом: эти изгои. И там в лесу трудился,
обливаясь потом, Лоллий Кронидов, протопоп Аввакум, Серафим Саровский, -
во имя центростремительных сил. Была страшная метель. Мутное, красное
вставало солнце из России. - -
- Ну, конечно:
- все это неверно, неисторично, все это только ключ отпирающий роман-
тику в истории. - - Я, Пильняк, кончаю повесть. -
- И идут:
июль,
август,
сентябрь -
годы - -
Конец.
... И где-то, за полярным кругом, в льдах, в ночи на пол-года
бодрствует мистер Эдгар Смит. Льды выше мачт. И ночью и днем, ибо нет
дней, на небе, над льдами горит северное сияние, вспыхивают, бегут,
взрываются синие, зеленоватые, белые столбы беззвучного огня. Льды, как
горы, направо, налево, на восток, на запад (и восток, и запад, и север,
и юг смешаны здесь) на сотни верст одни льды. Здесь мертво, здесь нет
жизни. Здесь северный полюс. - Уже много месяцев судно не встречало ни
одного живого существа, - последний раз видели самоедов и среди них
русского ссыльного, сосланного и закинутого сюда еще императорской
властью, - этот русский ничего не знал о русской революции. Уже много
месяцев, как Эдгар Смит ничего не знает о том, что делается в мире, и
телеграфист с погибшего радио, ставший журналистом, спит двадцать часов
в сутки, в бездельи, ибо вся жизнь стала. - Но жизнь капитана Эдгара
Смита идет по строжайшему английскому регламенту: так же, как в Англии,
в семь обед, - и безразлично, в семь дня или ночи, ибо все время ночи и
нельзя спать, как телеграфист. Перед обедом приходит Стюарт, говорит ме-
ню и спрашивает о винах. Все судно промерзло, сплошная льдышка. После
обеда, после сигары, Эдгар Смит поднимается на палубу, в полярный мороз:
над головой безмолвствует, горит северное сияние, выкидываясь с земного
шара в межпланетное пространство. Мистер Смит гуляет по палубе. Он бодр.
- До утреннего завтрака в четверть первого, перед сном в постели, мистер
Смит думает, вспоминает: все уже прочитано. Капитан Смит редко уже дума-
ет о Европе, о революциях и войнах. Он часто вспоминает о детстве и мно-
го думает - о женщине: он знает, что в немногом, что отпущено человеку
на тот недлинный его путь, который вечность ограничивает рождением и
смертью, - самое прекрасное, самое необыкновенное, что надо боготворить,
- величайшая тайна - женщина, любовница, мать: изредка он вспоминает ту
страшную, осклизлую ночь, когда его брат Роберт застал его с мистрис
Елисавет; - он знает, что единственное в мире - чистота. Все же иногда
он думает не о человеке, а о человечестве, и ему кажется, что в этой не-
разрешимой коллизии нельзя жертвовать человеком, и единственные револю-
ции истинны, - это те, где здравствует дух. - Мир капитана Смита ограни-
чен: вчера на собаках у
ехали матросы, взбунтовавшись, в надежде пробраться на юг, на Новую Землю, - капитан Смит знает, что они погибнут. - Приходит Стюарт, говорит об обеде. Капитан заказывает
коньяку не больше, чем следует. - Сигара после обеда дымна и медленна. - И там на палубе безмолвствует мороз, воздух так редок и холоден, что трудно дышать, и горит, горит в абсолютном безмолвии сияние, выкидывая земную энергию в межпланетную пустоту.
Коломна, Никола-на-Посадьях.
Бор. ПИЛЬНЯК
ЗАВОЛОЧЬЕ
"Уже Pearl отмечает постоянно наблюдающуюся при работе с Decapoda ко-
сость кривых, объясняющуюся тем, что при промерах не различается возраст
экземпляров. Этим обстоятельством несомненно объясняется и пораболичес-
кая регрессия. Необходимо особенно подчеркнуть, что мы наблюдаем здесь
явление прогрессирующего с возрастом деформизма".
В. В. Алпатов, "Decapoda Белого, Баренцова и Карского морей".
"Полундра!" - значит по-поморски - "берегись!".
Даль. Словарь.
[Пустая страница]
Посвящается О. С. Щербиновской.
...На острове Великобритания, в Лондоне был туман и часы на башнях,
на углах, в офисах доходили к пяти. И в пять после бизнеса потекла из
Сити человеческая волна. Великая война отсмертельствовала, из средневе-
ковых закоулков Сити, где здравствовали до войны и священнодействовали в
домах за датами 1547, 1494 только черные цилиндры, сюртуки и зонтики му-
жчин, черная толпа могильщиков, - теперь потекла пестрая толпа брезенто-
вых пальто, серых шляп и женщин-тэписток, розовых шляпок, шерстяных
юбок, чулок, как гусиные ноги, разноцветных зонтиков. Туман двигался
вместе с толпой, туман останавливался в закоулках, где у церквей на тро-
туарах калеки рисовали корабли, горы, ледники, чтобы им кинули пенни на
хлеб. И через четверть часа Сити опустел, потому что толпа - или прова-
