дырой зрачка, - так выполз белок из орбит. Вот - молодая женщина, у ней
отрезана левая грудь, кусок груди - мяса - лежит рядом на цинке. Вот ле-
жит юноша, и у юноши нет подбородка: там, где должен быть подбородок, -
каша костей и мяса - и первого пушка усов и бороды. - Но фотографии
воспроизводят не только морг, фотографии запечатлевают и место, и то,
как и где нашли умерших. - Вот - в замочном, кирошном и ратушном городке
- за стеной во рву лежит человек, головою в ров, ногами на шоссе; чело-
век смотрит в небо, и на нем изодранный - пиджачишка, человек - vogabon
- бродяга. Почему у убиваемых всегда открыты глаза? - и не столкнешь уже
взора мертвых с той точки, куда он устремлен. - Здесь социальные задвор-
ки государств, они пахнут тухлым мясом. - Ночь. Мороз. Нету метели. Пах-
нет запахом человеческого трупа, непереносимым человеком также, как со-
баками - собачий трупный запах. Их много, этих голых мертвецов в Европе,
их собирают, убирают, меняют ночами. Они тоже пляшут в этой своей череде
уборок, про них никто не помнит, их никто не знает. -- Ах, какое про-
мозглое, продроглое одиночество - человечески-собачье одиночество - ис-
пытывать, когда женщина, девушка, самое святое, самое необыкновенное,
что есть в мире, несет бесстыдно напоказ сукнам мужчин с жареным шашлы-
ком сердец, - когда она, женщина, девушка, должна - должна была бы прит-
ти к одному, избранному, - не ночью, а днем в голубоватом свете весенних
полдней, в лесу, около сосен на траве. - Помните -
- - ...В черном зале польской миссии - бродят тени, мрак. Ночь. Мо-
роз. Нету метели. За окнами - газовый фонарь, и газовые рожки бросают
отсветы на колонны и на лепной потолок. В колонном зале - ночное совеща-
ние - враги: мистер Смит, министр Сарва, посол российский Старк и - хо-
зяин - польский консул Пиотровский. Враги. И разговор их вне политики, -
выше, - над - - Иль это только бред? - Колонный зал безлюден, - кресла
спорят? - докладчик: Питирим Сорокин.
- Милостивые государи, - не забудьте, что в Европе восемь лет под-ряд
была война. Шар земной велик: не сразу вспомнишь, где Сиам и Перу. В ми-
ре, кроме белой, есть желтая и черная человеческие расы. Последние две
тысячи лет мир на хребте несла Европа, человеческая белая раса, одножен-
ная мужская культура. Людей белой расы не так уж много. - Милостивые го-
судари! война унесла тридцать три миллиона людей белой расы, - желтая и
черная расы почти невредимы. Тридцать три миллиона - это больше, чем по-
ловина Франции, это половина Германии, это Сербия, Румыния и Бельгия
вместе. Но это не главное: не главное что вся Европа в могилах, что нету
семьи, где не было бы крэпа, не главное, что мир пожелтел от войны, как
европейцы пожелтели в преждевременной дряхлости, от страданий и недоеда-
ния. - Милостивые государи! - Равенство полов нарушилось, ибо война
мужской аггрегат, и гибли мужчины, носители мужской европейской культуры
- за счет одиночества, онанизма, проституции и иных половых извращений.
Но война унесла в смерть самых здоровых, самых работных - и физически и
духовно, - оставив жить человеческую слякоть, идиотов, преступников и
шарлатанов, скрывавшихся от войны. Но война унесла, кроме самых лучших
физически и духовно, и мозг народов; - это касается не только России -
Россия - страна катастрофическая; - Англия - богатая страна, - на тысячу
населения в Англии два университетских человека, - едва ли после войны
осталось на тысячу полчеловека: студенты Кембриджа - все пошли на войну
офицерами - и к маю 1915 года живыми из них осталось лишь 20%. Европа
обескровлена. Мозг ее высушен. Остались жить и плодиться: больные и ка-
леки, старики, преступники, шарлатаны, трусы безвольные. Но это не все.
"По векселям войны платят после нее", - это говорил Франклин, и он был
прав. Есть в мире закон, который гласит: каковы семена, таковы и плоды,
такова и жатва. Война уничтожает не только лучших, но и их потомство.
Война унесла не только лучших, но вообще мужчин. Новые семена будут се-
яться в дни развала семьи, половых извращений. Те мужчины, что вернулись
с фронтов, навсегда понесут в себе разложение смерти. Где-то Наполеон
сказал об убитых в сражении: "Одна ночь Парижа возместит все это". - Нет
Sir был не прав: тысяча ночей Парижа, и Лондона, и Рима не возместят эту
гибель лучших производителей, - количественное возмещение - это не зна-
чит еще качественное, а новый посев буде
т посевом "слякоти". - Милостивые государи! Вы все знаете старую истину, - что совершенство государственной организации, исторические ее судьбы. -
находятся в исключительной, в единственной зависимости от культуры, быта и особенностей народности этого государства: каков поп, таков и приход, - русский император Николай II в Англии должен был бы быть парламентским королем, а английский Георг VII стал бы в России деспотическим императором, - - восстановятся разрушенные фабрики, заводы, села и города, задымят трубы, - но человеческий состав будет окрашен человеческой слякотностью. - Милостивые государи! Мало нового под луной. В Европе много могил, если помнить историю Европы, - под Лондоном, Римом, Парижем гораздо больше человеческих костяков, чем живых людей, - но за две тысячи лет гегемонии Европы над миром, - впервые теперь центр мировой культуры ушел из Европы - в Америку и к желтым японцам. В Европе много кладбищ. В Европе не хватает моргов. Вы знаете об этом жутком помешательстве Европы на танцах дикарей. И еще надо сказать о России. Эстия, Латвия, Литва - отпали от России. Вместе с Россией они несли все тяготы, но у них нет советов, разрухи и голода, как в России, потому что у них нет русской национальной души, русско-сектантского гипноза. Я констатирую факт. -
В черном зале польской миссии бродят тени, мрак. Ночь. Мороз. Нету
метели. - И вот идет рассвет. Вот по лестнице снизу идет истопник, несет
дрова. В белом зале - серые тени, в белом зале пусто. За истопником идет
уборщик. В печи горит огонь. Уборщик курит трубку, закуривая угольком, -
и истопник закуривает сигаретку. Курят. Тихо говорят. - За окнами, под
крепостной стеной внизу - ганзейский древний город, серый день, синий
свет, - где-то там вдали, с востока, из России мутное восстает, невесе-
лое солнце. -
- И в этот час, в рассвете, под Домбергом идут (- в те годы было мно-
го изгоев, и - просто, русский наш, сероватый суглинок) офицеры русской
армии из бараков, те, что не потеряли чести, - за город, к взморью, в
лес - пилить дрова, лес валить, чтобы есть впроголодь. Впереди их идет с
пилой Лоллий Кронидов, среди них много Серафимов Саровских и протопопов
Аввакумов, тех, что не приняли русской мути и смуты. Они не знают, что
они лягут костьми, бутом в той бути, которым бутится Россия, - они живут
законом центростремительной силы. Благословенная скорбь. -
- Но в этот миг в Париже - еще полтора часа до рассвета, ибо земной
шар - как шар, не всюду сразу освещен, в Париже шла страшная ночь. Нация
французов, после наполеоновских войн понизилась в росте на несколько
сантиметров, ибо Наполеон был неправ, говоря об "одной ночи Парижа" и -
ибо после Наполеона осталась слякоть человеческая. - В эту ночь еще с
вечера потянулись толпы людей на метрополитенах, на автобусах, на таксо-
моторах, на трамваях и пешком: на такую-то площадь, у такой-то тюрьмы, у
такого-то бульвара. Все кафэ были переполнены и не закрывались всю ночь.
В три часа ночи толпа прогудела о том, что приехала гильотина. Гильотину
стали безмолвно собирать у ворот тюрьмы, в пятнадцати шагах от ворот,
против ворот, на площади, чтобы толпа могла видеть, как будут резать го-
лову. Полиция все время просила толпу быть бесшумной, ибо тот, которому
через час отрежут голову, - спал и должен был ничего не знать о приго-
товлениях к отрубанию головы. Казнь, по закону, должна была быть до
рассвета. В тюрьме - в такой-то тюрьме, у такого-то начальника тюрьмы -
прокурор, защитник, священник и прочие начальники томились от неурочного
бездействия и пили глинтвейн, на минуту заходил палач, в черном сюртуке,
в белых перчатках и белом галстуке. Имя палачу - такое-то. Имя палача -
такое-то - было во всех газетах, вместе с его портретом. А когда пришли
к тому, которому должны были отрубать голову, он на самом деле спал.
Прокурор разбудил его, коснувшись плеча.
- Проснитесь, Ландрю, - сказал прокурор и заговорил о законах Фран-
цузской Республики.
Ландрю попросил уйти всех, пока он вымоется и переоденется. Священни-
ку он сказал, когда тот хотел его исповедывать, - что ему не надо пос-
редников, тем паче, что он очень скоро будет у Бога. Ландрю тщательно
оделся, надел высокий крахмальный воротничек, выпил стакан кофе. Проку-
рор спросил, и Ландрю ответил, чо он не считает себя виновным. Внизу в
парикмахерской палач остриг Ландрю и тщательно обрезал ворот рубашки
вместе с крахмальным воротником, обнажив шею: - концы галстуха упали за
жилет. Батюшка вторично приступил к молитвам. Из парикмахерской было
слышно, как морским прибоем гудит на площади толпа: в гул человеческих
вскриков и слов врезывались бестолково гудки автомобилей. Но когда воро-
та открылись и вместе с прокурором, защитником, батюшкой и прочими пала-
чами и сволочью Ландрю вышел к гильотине, к палачу, в белом галстухе, -
толпа смолкла. -
Мерзко, знаете ли, братцы! -
Фита.
Но эта фита не из русской абевеги.
В Лондоне, Ливерпуле, Гавре, Марселе, Триесте, Копенгагене, Гамбурге
и прочих портах портились в тот год корабли за бездействием и бесто-
варьем. В Лондоне, Ливерпуле, Гавре, Марселе, Триесте, Копенгагене, Гам-
бурге и прочих городах, на складах, в холодильниках, в элеваторах, под-
валах - хранились, лежали, торчали, сырели, сохли - ящики, бочки, рого-
жи, брезенты, хлопок, масло, мясо, чугун, сталь, каменный уголь. Сколько
квадрильонов штук крыс в Европе?! - -
---------------
Обстоятельство первое.
"Гринок", судно Эдгара Смита, идет на пол-румба к северу. Судно нахо-
дится 70°45' северной широты. Льды, которые обязательно должны были бы
быть здесь, не видны. Над волнующеюся свинцово-серою поверхностью нет
уже никаких живых существ кроме обыкновенных чаек, буревестников да из-
редка темных чаек - разбойников, которые бросаются на простых чаек,
только-что поймавших в воде рыбу. Морская тишь оглашается тогда жалобным
криком обижаемой птицы. Весьма возможно, что, когда судно войдет во
льды, лоцману посчастливится высмотреть из обсервационной бочки белого
медведя. К одиннадцати часам вечера светлело как днем. Телеграфист шлет
радио. Динамо гудит все сильнее и сильнее, жалобные призывы уносятся с
антен в небесный простор, упорно повторяясь через ровные промежутки. Ди-
намо останавливается, и телеграфист прислушивается к ответу. Югорский
шар ответил, передали письма.
К часу по полуночи - синее небо, открытое море и полный штиль. Солнце
начинает золотить небо и скоро появится над горизонтом. Море совсем по-
койно и кажется таким безбрежным, что в три часа "Гринок" меняет курс,
повернув почти на норд-норд-ост, чтобы пройти Белый Остров. Твердо уве-
ренный, что это удастся, капитан мистер Эдгар Смит, начальник экспеди-
ции, пошел спать.
Но в шесть часов капитан Смит проснулся от толчка. Стало-быть, опять
лед. Оказывается, лед уже давно виднелся с севера, но теперь появился и
впереди. Судно наткнулось на небольшую льдину, не повредив даже обшивки.
Кругом полосами полз синий, как датский фарфор, туман, его уносил утрен-
ний восточный ветер. Все оказалось пустяками, и мистер Смит собирался
уже вернуться в рубку. Но тогда прибежал полуодетый телеграфист с лицом,
покрасневшим и побледневшим пятнами и с разбитой прической: от толчка
провод сильного тока упал на изоляционные катушки, пробил изоляционные
обмотки, и радио-аппарат был испорчен непоправимо. "Гринок" оказался от-
