Олеги пили брагу из вражьих, человечьих черепов. В полумраке, Роберт
Смит взглянул в зеркало, волосы сбились на лоб, лицо показалось лошади-
ным. Во рту, от недоспанного сна, ощутился привкус свинцовой горечи. -
Смерть. Смерть. - И все же мистер Смит не поспешая принимал ванну, натя-
гивал на повлажневшие костлявые ноги шелковые тугие кальсоны, тщательно
заправлял рубашку с негнущеюся крахмаленой грудью, выбирал в гардеробе
костюм, избрал черный и затягивал сзади у брюк хлястик, защелкивал пряж-
ки у ботинок. - Лакей принес кофе, в необыденный ранний час. - Смерть.
Смерть. - Телеграммы: -
- мистрис Смит, Эдинбург: - Мама, прошу Вас, встретьтесь с Мистрис
Елисавет, она не виновна.
- Мистрис Чудлей, Париж: - мистрис Елисавет, встретьтесь с моей ма-
терью.
- Мистеру Кигстон, Ливерпуль: - - -
- Королевский банк, Лондон: - - - -
Обстоятельство третье.
Мистер Роберт Смит получил воспитание такое же, как все англичане. В
детстве - мать, мисс и церковь. Затем колледж в своем приходе, в Эдин-
бурге, коньки, тэннис, парусная лодка, кружевной воротничок и штаны до
колен. Потом Кембридж, сюртук, бокс, футбол, виски, француженка - впер-
вые и единственный раз до женитьбы. Затем годы путешествий, в Камеруне,
в Австралии, в Сибири, - банки, онкольные счета и фунты и - где-то - ни-
когда не видимые, но прекрасно знаемые и изученные, - товары. Тогда - у
себя в Эдинбурге, в замке у моря, - любовь. Она - Елисавет - хрупкая де-
вушка в белом платье, с волосами, как закат в тумане, и с глазами, как
море в облачный день. В пять часов, когда он делал визиты, она разливала
чай, они играли в тэннис. Он пригласил ее однажды поплыть с ним на боте,
под парусом, - она отказалась испуганно, и он плавал в заливе один, всю
ночь. Она стала его женой. Венчание было в двенадцать часов дня, в этот
же день они уехали в замок, чтобы побыть несколько дней наедине перед
поездкой в Италию и Египет, - и в первую же ночь, в холодной огромной
спальне, - она отдалась ему, сжав губы от боли и наблюдая не за ним, а
за собой. Так Роберт Смит прожил год. - И тогда пришла война. Женщины на
улицах одаряли мужчин белыми лентами, значащими, что этот мужчина добро-
вольцем идет на фронт. Футбольными командами мужчины уезжали обучаться
военному ремеслу. Мистер Роберт Смит поехал во Францию, рядовым, в одном
из первых полков. -
- В Шампани, после недели пребывания в окопах, их роту отвели в тыл,
на отдых. Их взвод расположился в сарае фермы. В те годы все европейцы -
мужчины знали, что такое: окоп, с единственной, промозглой, затаенной
мыслью-ощущением: - "не меня, не меня, не я - -". И все знали, что такое
- отдых в тылу, когда весь мир - мой и я - бесконечно. У германцев всех
проституток мобилизовали на фронт, и солдаты на отдыхе получали от вра-
чей ордера к проституткам. - Тогда был весенний вечер, весь в золотом
закате солнца, взвод играл перед сараем в футбол, Роберт Смит писал
письма, ему захотелось выпить вина, и он пошел на кухню, около фермерс-
кого домика. Ферма жила так, будто никакой войны не было. В кухне мыла
посуду молодая девушка, работница, с тупым веснущатым лицом. Она улыбну-
лась мужчине, не умеющему говорить на родном ее языке, и принесла бутыл-
ку красного вина. Роберт Смит, совсем юный в военной форме, жестом пред-
ложил ей выпить, - она заулыбалась и принесла еще стакан. Вечером, когда
уже стемнело, она прошла около сарая в виноградник и сейчас же вернулась
оттуда. Поднималась луна, Роберт Смит знал, что она прикрыла ставни у
кухни и одна ушла туда. Роберт Смит сделал большой круг по винограднику,
уйдя из сарая в противоположную сторону от кухни, и он оказался у кухни.
Он постучал, Девушка что-то спросила из-за двери. Он постучал еще раз,
тогда она отперла; она стояла в ночной рубашке, из грубого полотна, по-
чему-то очень короткой, прикрыв грудь рукою. Он хотел только попросить
вина, но на пороге вдруг блеснула под луной железка скребка, - он сделал
большой шаг и вошел в кухню. В кухне пахло свежим хлебом. Она, эта фран-
цуженка-работница, оказалась девственницей, - когда Роберт Смит вновь
отворил дверь, он заметил, что в тени у кухни жмется солдат-француз,
француз сейчас же за Смитом юркнул в дверь бани. Утром девушку нашли в
бане мертвой, ночью был дождь, и пол бани был затоптан грязными ногами,
точно здесь прошел полк. -
- Роберт Смит, - знал ли тогда он, что в мире есть старенький, - не
моральный, а физический, почти механический - закон: "Мне отмщение, и Аз
воздам", - что человеческий мир складывается - из человеческих единиц,
только, - что есть вина разных культур, что Европейской культуры, рома-
но-германской, одноженной, - вино и вино и уксус, - однолюбность, а одна
функция всегда - не может не влечь за собой другую? - Но однолюбовность:
есть всегда - созидание, порой горькое очень. - - Мистер Роберт Смит
много женщин познал, многих национальностей, и молодых, и старых, и це-
ломудренных и извращенных, пока не узнал старенькой этой истины, той,
что человек самое ценное - и любовь: единственное - в этом мире. Другого
же мира человеку - нет. -
- В Эдинбурге уходили мужчины на фронт. Несколько раз над тихими
улочками Эдинбурга, в ночи, во мраке, летали цеппелины, тогда люди пря-
тались по домам, а в небе ножницы прожекторов кроили темноту, и всем бы-
ло нехорошо, одиноко и сиротливо. Потом открылись лазареты и появились
искалеченные на фронтах люди, жаждущие жить, и они были с большими
деньгами, которых не жалели. На тихих улочках, вне центра города, где
дома все, как один, появились кафэ и кабаре, и кинематографы стали ло-
миться от посетителей, театры опустели. Появились гигантские, несураз-
ные, беспокоящие плакаты о войне. - Мистрис Смит - старуха - знала, что
церкви пустеют, и еще она знала - старухи в квартале шептались озабочен-
но и испуганно - молодые женщины стали сестрами милосердия - девушки
очень охотно уплывали в море на ботах под парусом - вон в том доме, нап-
ротив, N 27, девушка ходила к акушерке на street в другом конце города,
- а в этом доме видели, как на рассвете из окна выпрыгнул офицер, у офи-
цера рука была в белой повязке, кинематографы ломились от пар. - Мистрис
Смит - жена Роберта стала сестрой милосердия; старуха не знала, что раз,
в ночное дежурство, после обхода израненных мужчин, у молодой закружи-
лась, закружилась голова и в этот момент в комнату, в дежурку, где была
она одна, вошел рыжий ирландец, замкнул дверь, как раз тот, которому она
улыбнулась несколько раз вечером и которого она видела однажды во сне:
молодая тогда очнулась, разобралась в ощущениях только утром, она пора-
зилась, как все это просто, и она другими упрощенными, глазами увидела
свет, мужчин, своих подруг, матерей. Над Эдинбургом летали - изредка -
ночами немецкие цеппелины. - После года отсутствия, после контузии прие-
хал муж, Роберт, - и в первую же ночь муж испугал жену, тогда еще наив-
ную, тем, что он не мог уже удовлетвориться естественной страстью, и то,
что он делал, показалось ей мерзостью; но когда муж уехал снова на фронт
и у нее был любовник, на десятом свидании она захотела, чтоб любовник
сделал с ней то же, что делал ее муж. - -
- Потом было все, что нужно для того, чтоб они разошлись, чтоб жена
мистрис Смит вновь стала мистрис Чудлей. Тогда уже взорвала Европу Рос-
сия русской революцией, и советская революция умирала в Венгрии. Герма-
нию карнали во имя революции и мозгового оскудения Версальского мира,
мятежничала вновь и вновь Ирландия, вымирала Франция. - - Мистер Смит
понял тогда, что значит "Мне отмщение, и Аз воздам", - но случилось так,
как должно случиться: мир заслонил любовь, и - как часто случается: Ро-
берт Смит не мог примириться с любовью к ушедшей жене. Она очень скоро
применилась, она уехала в Париж.
Роберт Смит знал: -
- В великий пост в России - в сумерки, когда перезванивают велико-
постно колокола и хрустнут ручьи под ногами, - как в марте днем в сухо-
долах в разбухшем суглинке, - как в июне в росные рассветы в березовой
горечи, - как в белые ночи, - сердце берет кто-то в руку, сжимает, зеле-
неет в глазах свет, и кажется, что смотришь на солнце сквозь закрытые
веки, - сердце наполнено, сердце трепещет, - и знаешь, что это есть мир,
что сердце в руки взяла земля, - что ты связан с ее чистотой так же тес-
но, как сердце в руке, - что мир, земля, человек, кровь, целомудрие (це-
ломудрие, как березовая горечь в июне) - одно: чистота, девушка, Лиза
Калитина. - -
Мистрис Смит знала: -
- Самое вкусное яблоко это то, которое с пятнышком, - и, когда он
идет по возже к уздцам рысака, не желающего стоять, - они стоят на снеж-
ной пустынной поляне, - неверными, холодными руками она наливает коньяк,
холодный как лед, от которого ноют зубы, и жгущий, как коньяк, - а губы
холодны, неверны, очерствели в жестокой тишине мороза, и губы горьки,
как то яблоко с пятнышком. А дома домовый пес-старик уже раскинул прос-
тыни и подлил воды в умывальник. - -
Роберт Смит никогда не познал, никогда: - как -
- Лиза Калитина, одна, без лыж, пробирается по снегу, за дачи, за
сосны. Обрыв гранитными глыбами валится в море. Буроствольные сосны сто-
ят щетиной. Море: - здесь под обрывом льды - там далеко свинец воды - и
там далеко над мутью в метели красный свет уходящей зари. Снежные струи
бегут кругом, кружатся, около, засыпают. Сосны шумят, шипят в ветре, ка-
чаются. - "Это я, я". - Снег не комкается в руках, его нельзя смять, он
рассыпается серебряной синей пылью - "Надя, сейчас у обрыва меня поцело-
вал Павел. Я его люблю". -
Телеграф.
Телеграф - это столбы и проволоки, которые сиротливо гудят в полях,
гудят и ночью и днем, и веснами, и в осени, - сиротливо, потому что -
кто знает, что, о чем гудят они? - в полях, по оврагам, по большакам, по
проселкам: - -
Телеграф выкинул из России в Европу четыре телеграммы - мистрис Смит,
мистрис Чудлей, мистеру Кигстону. - -
Россия - Европа: два мира? -
В колонном зале польской миссии - на Домберге - парламент миссий.
Древнюю Колывань осаждал когда-то Иван Грозный, - публичному дому тогда
было уже полтораста лет. Здесь все, кто вне России, кто глядит в Россию.
Свет черен - не понятно, ночь иль окна в черных шторах. Парламент мне-
ний. Здесь все. Сорокин и Пильняк - не явились. У секретарского столика
Емельян Разин и Лоллий Кронидов. Ротмистр Тензигольско-Саломатино-Расто-
ров сел на окне, без шпаги. Рядом стала серая старушка - мать - мистрис
Смит. Генерал Калитин не может об'ясниться по-английски с мистером Кигс-
тоно из Ливерпуля. Министр Сарва, посланник Старк сторонятся
Ллойд-Джорджа. В зале нет мистрис Чудлей. - Иль это только бред, иль это
только муть, туман, навожденье? - в зале только истопник, и кресла, и
тишина - над мертвым городом, - а где-то там, во мгле лежит - Россия, -
где с полей, суходолов, из лесов и болот - серое, страшное, непонятное,
- что? - ..Докладчик, кто докладчик? -
- В зале нет мистрис Чудлей -
- И Париж. Автобусы, такси, трамваи, мотоциклы, велосипедисты, ци-
линдры, котелки, женские шляпки. В Париже нет извозчиков. На углу, где
скрещиваются две улицы, люди, как сор в воронку, проваливаются в двери
метрополитена. Гудит, блестит, - мчит город - в солнце, в лаке, в ас-
фальте. Оказывается, женщин надо, как конфекты, из платья выворачивать.
Дом там, против бульвара - весь в оборках жалюзи, - и мистрис Чудлей, в
прохладной тени, идет из одной комнаты в другую: - кружево, кружево,
шелк, пеньюар - утро. В умывальнике, в ванной - горячая и холодная вода.
Мистрис Чудлей у зеркала - мистрис Чудлей в зеркале, - и губы пунцовеют
в кармине, бледнеют щеки и нос, а глаза как море в облачный день, и под
глазами синяки, такие наивные, такие печальные. И плечи - чуть-чуть при-
