белой масляной краске, - хоть в воду, хоть к чорту, лишь бы не вставать
на голову, лишь бы не понимать, что в голове окончательно спутаны мозги,
бред, ерунда, а желудок, кишечник, - желудок лезет в горло, в рот - -
- - и тогда все все-равно, безразлично, нету качки, - единственная
реальность - море, - бред, ерунда - -
...нет, с Петром I надо мириться. Лачинов стоит на верке Севе-
ро-Двинской крепости, той, что под Архангельском у взморья на Кора-
бельном канале. От Петра осталась - вот хотя б эта крепость: разрушение
Петра шло созиданием, он все время строил, а у нас, у меня, наоборот,
созидание шло разрушением. За крепостью, совершенно сохранившейся, со-
вершенно пустой, которую Петр строил против шведов, но которая не держа-
ла ни одной осады, текла пустынная река, были волны и луна была величи-
ной с петровский пятак - -
- -
На судне было тридцать восемь человеческих жизней, и одна из них была
- женскою жизнью. Но химичка Елизавета Алексеевна не походила на женщи-
ну, - ее совсем не било море, она работала лучше любого матроса, она
гордилась своей силой, она всем хотела помочь, - и, если сначала матросы
не стеснялись при ней пускать большие и малые узлы, то скоро стали крыть
ими ее - за ее здоровье и силу, за ее охоту помочь всем, - за ее желание
всем нравиться: мужчинам было оскорбительно, что женщина сильнее их в
мужских их качествах, что у нее так мало качеств женских; но когда мат-
росы уж очень изобижали ее, она плакала при всех, громко и некрасиво,
как, должно быть, плачут тюлени.
- -
30 августа "Свердруп" вошел во льды. Льды, ледяное небо были видны с
утра, и к полночи кругом обстали ледяные поля и айсберги, страшное оди-
ночество, тишина, где кричали лишь изредка редкие нырки и люрики, поляр-
ные птицы, да мирно и глупо плавали стада тюленей, с любопытством погля-
дывавших на "Свердрупа", медленно поворачивавших головы на человеческий
свист. Качка осталась позади, все отсыпались, мылись, чистились, как к
празднику, крепко спали. Утром уже кругом было ледяное небо и кругом бы-
ли льды. "Свердруп" лез льдами. Капитан был на мостике, на румбе был
норд, лицо капитана было ноябрьским, Кремнев сидел у трубы. Утром на жи-
лой палубе был шопот: ночью залезли во льды, в ледяные поля так, что ед-
ва нашли лазейку оттуда, и что у капитана с Кремневым был ночью разго-
вор, где капитан заявил, что он не в праве рисковать жизнями людей, а
льды, если затрут, могут унести "Свердрупа" хоть к полюсу и, во всяком
случае, в смерть; - на румбе остались и север, и льды. - Ночью была
станция, от двух до пяти; легли спать осенью, в дожде, в мокроти, -
проснулись зимой, в метели; - в полдень солнце резало глаза, мир был так
солнечен и бел, что надо было надеть синие очки: в это солнце впервые
после Канина носа определились, - где, в какой астрономической точке
"Свердруп", - секстан показал 78°33' сев. широты на 41°15' меридиане.
Люди первый раз после Архангельска были за бортом: вылазали на льды, хо-
дили с винтовками подкарауливать тюленей. Тюлени плавали стадами и по
ним без толку палили из ружей. Мир исполнен был тишиной и солнцем. -
Ночь была белесой, прозрачной; переутомление, которое проходило, смешало
какие-то аршины, люди бродили осенними мухами, натыкались друг на друга,
говорили тихо, дружественно и на "ты". Кругом ползли айсберги необыкно-
венных, прекрасных форм, ледяные замки, ледяные корабли, ледяные лебеди.
Отдых от качки принимался благословением и праздником. - "Свердруп" вти-
рался к ближайшему айсбергу, чтобы взять пресной воды, - и опять люди
ходили на лед; надо итти ледяным полем, идешь-идешь - полынья, - тогда
надо подтолкнуть багром маленькую льдинку и переплыть на ней полынью, а,
если полынья маленькая, надо прыгать через нее сразбегу, отталкиваясь
багром. Кинооператор ходил на айсберг фотографировать, - лез по нему ка-
кие-нибудь пять саженей с час, залез - и он редко видел такую красоту,
внутри айсберга пробило грот, там было маленькое зеленое озерко и туда
забивались волны, своб
одные, океанские, голубые... Под айсбергом и под людьми на нем были соленые воды океана, глубиною в версту. - И опять наступила пурга, повалил снег, пополз туман. - И новым утром на румбе был ост, а на жилой палубе говорили, что капитан снял с себя ответственность за жизни людей - и эту ответственность принял на себя начальник экспедиции профессор Кремнев: по законам плавания за Полярным кругом каждому
полагается в сутки по полустакана спирта, что за разговоры были между капитаном и начальником доподлинно никто не знал, но утром капитан, не спавший все эти дни, сидел в кают-компании и молча пил спирт, и молча сидел перед ним Кремнев, и все матросы были пьяны. "Свердруп" крепко трещал во льдах - - Никто из экипажа научных сотрудников не знал, никто из непосвященных не знал, что эти дни во льдах были опаснейшими днями: два матроса нижней команды, два матроса верхней команды, боцман, плотник, механик, первый штурман, капитан и начальник - бессменно, бессонно, корабельными крысами, с электрическими лампочками на длинных проводах рылись за обшивками в трюме, ползали в воде меж балок, спускались под воду к килю, а донки захлебывались, храпели, откачивая бегущую в трюм воду, - чтобы заплатать, забить, заделать пробоину в корпусе, чтоб, ползая на животах, на четвереньках, лежа на спинах - спасать, спасти, спастись. Кремнев приказал молчать об этом - и приказ матросам подтвердил ноганом. Кремнев и капитан имели крупный разговор; капитан сказал: - "назад!" - Кремнев сказал: - "вперед!". Разговор был в капитанской рубке, Кремнев жевал безгубыми губами, смотрел в сторону и тихо говорил: "все это пустяки. Судно исправно. Мы пойдем на ост, выйдем изо льдов и пойдем на норд, по кромке льда. Льды не могут быть сплошные", - лицо Кремнева было буденно и обыкновенно, как носовой платок, - и капитану было очень трудно, чтоб не плюнуть в этот носовой платок. - -
- -
И эти ледяные сотни верст, ушедшие в океан убивать и умирать, оста-
лись позади. И опять были штормы. Приходили дни равноденствия, и неверо-
ятными красками горел север, то огненный, то лиловый, то золотой, - и
тогда вода и волны горели невероятными, небывалыми красками, - но небо
только на юге, только на юге было предательски-ночным. Секстан был нену-
жен, бессилен за тучами и туманами, и судно шло только лаком и компасом,
- наугад, в туманах. - И был туманный день - такой туман, что с капи-
танского мостика не видны были мачты и бак, - клаузен всплывал уже дваж-
ды, - капитан скомандовал в лебедку пустить пар, боцман пошел, чтобы от-
дать якоря, - чтобы перестоять туман. И тогда вдруг колыхнулся и пополз
туман, - и вдруг - так показалось, рядом, в полуверсте, можно было ви-
деть простым глазом, - над туманом возникли очертания огромных, понурых
гор, - туман пополз и в четверть часа впереди открылась - земля, горы,
снег, льды, льды, глетчеры, - холодное, пустое, понурое, мертвое. Но
опять на вершины гор пополз туман - не-то туман, не-то облака, - и пова-
лил снег. До берега было миль семь. Снег перестал. "Свердруп" пошел впе-
ред в эту страшную понурую серую щель между тучами и свинцовой зеленова-
той водой. На баке вахтенный матрос мерил глубины лотом. Это была первая
земля после Архангельска. Это была Земля Франца-Иосифа, - но что за ост-
ров этого архипелага, что за бухта, что за мыс, быть может, никем еще не
обследованный, никем еще не виданный, такой, на котором не ступала еще
человеческая нога, - об этом никто никогда на "Свердрупе" не узнал. -
Здесь пришли три первых человеческих смерти, - зоолога, того, что боялся
смерти, второго - штурмана и третьего - матроса; - здесь "Свердруп" был
меньше суток. -
"Свердруп" бросил якоря в миле от берега. В бинокль было видно, что,
если ад, да не православный, который, прости-господи, немного глуповат,
а аскетически-строгий ад католиков сдан в заштат и не отапливается, то
пол в аду должен был бы быть таким же, как камни здесь на берегу, такой
же мучительный, потому что базальты стояли торчком, огромными сотами, на
которых надо рвать ногти, - и камни были такой же окраски, как должны
они были бы быть в аду, точно они только что перегорели и задымлены са-
жей, они стояли точно крепостные, по-старинному, стены. И в бинокль было
видно, что было в Европе в начале Четвертичной эпохи, когда были только
льды, туман, холоды, камни - и не было даже за облаками неба. Были видны
облака на горах, горы черные - красновато-бурые, как железо, - зеленая
вода, - и прямо к воде сползал глетчер. - Опять повалил снег, и прошел.
Со "Свердрупа" спустили шлюпку, - штурман, матрос и с ними зоолог отпра-
вились на берег, на разведку. Шлюпку приняли волны, закачали, понесли, -
и скоро она стала маленькой точкой. И тогда опять поползли туманы, по-
ползли справа, как шоры, медленно заволакивали все долинки, воду, верши-
ны - этой желтой, студеной мутью, - и остров исчез, как возник, в тума-
не. Тогда "Свердруп" стал гудеть, первый раз после настоящей человечес-
кой земли, чтобы указать оставшимся на берегу, где судно, - и минут на
пять не угасало в горах и в тумане эхо. И тогда - через туман - повалил
снег, и сразу налетел ветер, завыл, заметался, засвистел, - туман - не
пополз, - побежал, заплясал, затыркался, - ветер дул с земли, снег пова-
лил серыми хлопьями величиною в кулак, - и снег перестал, и туман исчез,
- и остался только ветер, такой, что он срывал людей с палуб, что якор-
ные цепи поползли по дну вместе с якорями, - что нельзя было смотреть,
ибо слепились глаза, и ветер был виден, синеватый, мчащийся. "Свердруп"
ревел, призывая людей с берега. И тогда увидели: от берега к "Свердрупу"
шла шлюпка, ей надо было пройти наперерез ветру - ее поставили прямо
против ветра, - и все трое на веслах гребли в нечеловеческих усилиях,
изо всех сил. На "Свердрупе" знали: если не осилят, не переборят ветра,
- если пронесет мимо "Свердрупа", - унесет в море, - гибель. И капитан
заволновался первый раз за всю путину. Все были на палубе. Видели, как
трое корчились на шлюпке, боролись с волнами и ветром, - видели, как
шлюпка влезала на волны, падала в волны, - разбивалась волна и каждый
раз предательски захлестывала за борт, зеленой мутью брызгов. Капитан
кричал: - "Вельбот, на воду! Медведев с подвахтой - на воду! На троссе,
на троссе, - готовь тросс!" - и в машинное: - "средний вперед!" - и на
бак к лебедке: - "поднимай якоря!" - Ветер был виден, он был синь, он
рвал воду и нес ее с собой по воздуху, и вода кипела. "Свердруп" пошел
наперерез, навстречу шлюпке. - Со шлюпки доносились бессмысленные крики.
И на шлюпке сделали непоправимую ошибку: зоолог бросил весла и стал кар-
тузом откачивать из шлюпки воду, - на "Свердрупе" видели, как подхватил
ветер шлюпку, как понесли ее волны по ветру: штурман повернулся на шлюп-
ке, хотел, должно быть, сказать, чтоб тот сел на весла, иль обессилил:
шлюпка завертелась на волнах бессмысленно, бесцельно, потерявшая челове-
ческую волю, - шлюпка была совсем недалеко от носа "Свердрупа", она
стремительно неслась по ветру, - она прошла совсем под носом "Свердру-
па", - и тогда стало ясно: люди погибли, их уносило море. И остальное
произошло в несколько минут: "Свердруп" крейсировал, чтобы пойти вслед,
- развернулся - и шлюпка была уже далеко, превратилась в точку, и в би-
нокль было видно, что в шлюпке остался один человек - и еще через минуту
все исчезло. - И капит
ан же, тот, что волновался больше всех, скомандовал понуро и покойно - "полный!" - шлюпку унесло на ост, - капитан окриком спросил: - "на румбе?!" - "Есть на румбе!" - ответил вахтенный. - "Зюйд-вест!" - крикнул капитан. - "Есть зюйд-вест на румбе!" - "Так держать!" - и "Свердруп" пошел в море, чтобы не погибнуть у земли самому - -
