Раз исполнить - значит дело свято. - Да и какой же я дурак, - в мыс-
лях обругал он себя, - разве можно не исполнять повелений высшего на-
чальства, - губоно? Так, значит надо!
И Азбукин принялся внимательно читать циркуляр. Губернский отдел на-
родного образования извещал, что он высылает несколько равновеликих по
духу (да, там было употреблено такое звучное выражение) библиотек для
прочтения их шкрабами Головотяпского уезда за летние каникулы.
Азбукин пробежал заглавия книг. Их было 13. Тринадцать, - суеверно
испугался Азбукин. Постепенно, однако, испуг его из мистического перешел
в рассудочный. Эти 13 книг надо прочесть летом, когда шкрабам и законом
и традицией полагается отдыхать от школы, от своих любезных воспитанни-
ков, от их самоуправления, кружков, разбитых стекол исписанных стен и
т.д. А тут вместо отдыха, на! Положим, книжки-то не особенно увесистые,
- одну Азбукин даже просматривал как-то, но всетаки.
Азбукин стал было уже успокаиваться, прибегнув к обычно, успокаивав-
шей его думе: и не такая еще беда может приключиться с людьми. Но в это
время запущенная в тот же карман рука нашарила там... опять лист бумаги.
На листе был обозначен тот же адрес, что и ранее, и та же начальственная
надпись заведующего уоно:
исполнить
И трактовал этот лист тоже о переподготовке. Перечислялись здесь кни-
ги, которые Азбукин должен был изучить вслед за 13-ю и обнаружить зна-
комство с ними на осенних испытаниях. Это были: книга Меймана и других
авторов.
II
Погруженный в уныние, Азбукин и не заметил, как к нему подошел служа-
щий финотдела Налогов. Налогов был одет в добропорядочное демисезонное
пальто. На голове его была шляпа, подобная тем, которые в прошлом году к
празднику Интернационала получили все головотяпские комиссары. На ногах
у Налогова были ботинки, но не женские, а мужские, и на ботинках лаком
отливали новые галоши. В руках Налогов держал портфель, запиравшийся да-
же на ключ.
- Голопуп, - раздалось над самым ухом шкраба.
- А-а! Это ты! - воскликнул Азбукин и глубоко поджал под себя теткины
ботинки, мешковато и неловко посторонившиеся ослепительно сиявших галош
подошедшего.
Налогов был товарищем Азбукина по школе. Они вместе учились в городс-
ком училище и вместе окончили одногодичные педагогические курсы. Но На-
логов не пожелал быть учителем - наставлять "всякое дубье", и начал слу-
жить в казначействе.
Одной из существенных черт Налогова была его любовь врать, и - в это
вранье, в эту ложь он крепко затем верил. Его прижимали к стене, улича-
ли, но он всегда настаивал на своем, да так твердо, так божился, что
спорившие с ним не знали, что и думать: такой невероятный факт! Во время
европейской войны, приехав с фронта, Налогов рассказывал неслыханное о
своей отваге: выходило, что он с ротой задерживал неприятельский корпус.
В начале революции он рассказывал, что был избран комиссаром энской ар-
мии, часто встречался и разговаривал за-панибрата с Керенским, и Керенс-
кий, обыкновенно, соглашался с ним. - Вы, Александр Федорович, не знаете
нашего солдата, - предоставьте это нам, проведшим с ним целые годы на
фронте в окопах. - Я, Андрей Иванович, всецело на вас полагаюсь, - отве-
чал Керенский, - за вами фронт, как за каменной стеной.
После октябрьского переворота, сильно перетасовавшего людей, оба то-
варища крепко держались насиженных мест: Азбукин - школы, а Налогов -
уфинотдела. До пришествия нэпа дела у них шли почти одинаково.
- Дохлое, брат, твое дело! - встречая Азбукина, язвил его Налогов.
- А твое разве не дохлое? - не без той же занозы возражал ему Азбу-
кин, отхватавший три лета босиком по улицам Головотяпска, по целым неде-
лям не видавший хлеба и питавшийся одной картошкой.
- Хорошо, вон, в милиции, в военкоме: там пайки честь-честью, - заяв-
лял Налогов, кушавший в самое голодное время хлеб (и даже без примеси
льняного семени). Босиком Налогов совсем не ходил: летом носил сандалии,
- а зимой ходил больше в валенках. Обзавелся он также костюмом из домот-
канного крестьянского сукна и дубленым полушубком, а также хорошие одеж-
ды припрятал в места, хотя и не отдаленные, но надежные.
Налогов искренне считал себя за интеллигента. После октябрьской рево-
люции, среди интеллигенции стало модным ходить в церковь, а в губернском
городе даже два доктора и один инженер приняли священный сан. Налогов
охотно принялся за обиванье папертей церкви, куда раньше заглядывал
чрезвычайно редко. - Мы, интеллигенты за бога, - распинался он на цер-
ковных собраниях, и головотяпские мещане прониклись уважением к Налогову
настолько, что избрали его в церковный совет.
- Равенство, - говорил Азбукин с достоинством. - Голодаем, но все.
Поголодаем, зато после будет лучше, - нашим детям, скажем.
Практичный Налогов, угощая его самогонкой, попрекал и укорял его не
однажды:
- Брось ты слюни разводить! Жри.
С нэпом шкрабьи дела нисколько не улучшились. Правда, возникла как
будто надежда на родителей. Но родители в школьном деле продолжали дер-
жаться - так было куда выгоднее - принципов военного коммунизма.
Той порой дела Налогова явно поправились.
Положение служащих уфинотдела с каждым днем улучшалось. Первым подар-
ком нэпа было ниспослание сверхурочных, - оттого-то в помещении уфинот-
дела приветливо-туманно переливалось в сумерках электричество, при свете
которого уфинотдельские барышни выглядели еще привлекательнее, чем днем.
Вторым даром неба были премиальные. После него уфинотдельские барышни
стали даже замуж выходить.
После этих-то сверхурочных и премиальных и ожил Налогов и постепенно
совлек с себя одеяние эпохи военного коммунизма и облекся в старорежим-
ную, извлеченную из-под спуда, одежду.
- Что это ты, Степа, на Пасхе не зашел? А? - укоризненно проговорил
Налогов, отталкивая камешек блестящей галошей. - Да и вообще тебя не
видно. Пойдем-ка ко мне сейчас.
Азбукин не отказывался. Ему хотелось в дружеской беседе хоть немного
согнать с души своей грусть, навеянную разговором в отделе и бумагою, и
думами о переподготовке. Шкраб зашагал рядом с Налоговым, и его ежившая-
ся щуплая фигурка, на фоне плотного и жизнерадостного Налогова, напоми-
нала тот скелет, который в древнем Египте вносили в разгар пира, чтобы
пирующие вспомнили о смерти.
Когда приятели огибали трактирчик Фрумкина, над дверьми которого про-
возглашала вывеска: - Вина русские и заграничные, - Налогов многозначи-
тельно подтолкнул Азбукина:
- А не зайти ли предварительно сюда? Только что получил премиальные.
- Нет, что ты, нет уж, едва ли не шарахнулся от него Азбукин. - Я
тогда уж лучше домой пойду.
- Я пошутил, - рассмеялся Налогов. - А ты, брат, попрежнему скромник,
- насчет трактиров ни-ни.
Азбукин, точно, никогда не любил трактиров. Не то, чтобы он не выпи-
вал. Нет, он выпивал, выпивал один и за дружеской беседой в маленькой
компании, не отказывался. Он помнил, что сам Сократ любил такие дружес-
кие пирушки. Но трактир! Там много посторонних людей, много шуму, ссо-
рятся пьяные, а шкрабья душа Азбукина была нежна и впечатлительна, как
вечерняя звезда. Бог с ними уж, с трактирами-то, решил он раз-навсегда.
- Парикмахеришкой Фрумкин-то, помнишь, был? - указывая на вывеску,
говорил Налогов, - небось и ты у него стригся.
- Нет, - сумрачно ответил Азбукин. - Меня тетка стрижет. Только, го-
ворит, лишние расходы на этих парикмахеров.
- Тек, тек, - осудил Налогов.
Во дворе Налогова, когда туда вошли приятели, у самого крыльца, оче-
видно, ожидая корма, стояла корова. Налогов провел рукой по ее широкому
лбу и любовно почмокал:
- Маша! Ма-а-шенька!
Шкраб, желая оказать внимание хозяину, тоже попробовал погладить Ма-
шу. Но оттого-ли, что корове не понравился шкрабий запах, - Азбукин час-
то спал не раздеваясь, - или еще почему-либо, животное резко закрутило
головой, и несчастный шкраб легко почувствовал коровьи рога в кармане.
- Пошла прочь! - замахал на корову портфелем Налогов и с участием
спросил: - Не ушибла-ли тебя эта дрянь? Ну, а за карман не беспокойся,
Соня зашьет!
- Ничего, тетка зашьет, - сказал Азбукин и тут же в уме запнулся: до-
ма ниток нет.
Так как супруги Налогова не было дома, - она служила машинисткой в
комхозе и не вернулась еще со службы, - Налогов сам быстро соорудил за-
куску. Появилась селедка, аппетитно переложенная калачиками лука, и ку-
сок ветчины.
- Сначала я тебя деликатесами, - сказал Налогов, наливая рюмку и под-
вигая ее Азбукину. Азбукин выпил.
- Каково? а?
- Виноградное? - ответил Азбукин вопросом, выражавшим почтение к на-
питку.
- Изюмное! - торжествующе произнес Налогов. - В Клюквине работают, да
как отлично! 50 лимонов бутылка! А теперь, - тут Налогов взял маленькую
рюмочку и осторожно нацедил в нее из другой бутылки.
Азбукин выпил.
- Ну, а это?
Азбукин, вместо ответа, только смотрел на приятеля вопрошающими гла-
зами: в винах он мало понимал.
- Ликер! Наш самодельный клюквенный ликер, - умильно поглаживая бу-
тылку, пояснил Налогов. - 70 лимонов бутылочка-то! Вот, говорят, не
изобретатели мы. Да мы, брат Степа, всех Эдиссонов за пояс заткнем.
- Да это не мы, - возразил Азбукин. - В Клюквине-то евреи.
- Положим, - не нашелся, что возразить Налогов и налил Азбукину рюмку
светлой, непахнущей жидкости.
Когда Азбукин выпил, у него сильно обожгло горло и слезы навернулись
на глаза.
- Что это у тебя, - спросил он уже сам, поскорее закусывая селедкой.
- На сей раз - мы, мы, - восторженно промычал Налогов. - Самодельный
спирт! Семьдесят градусов. Без запаху. Из пшеничной муки. Знакомый
мельник уступил.
Азбукин проглотил еще несколько рюмок самодельного спирта, надеясь,
что светлая, обжигающая горло, жидкость сожжет и скверное его настрое-
ние.
- Как же ты живешь? - дружески спросил Налогов, наливая ему последнюю
рюмку и отодвигая бутылку: с остатками светлой жидкости у него были свя-
заны еще кое-какие расчеты.
- Живу. По-прежнему.
- Сколько жалованья? - в корень взглянул Налогов.
- 160 миллионов на бумаге, а на деле ничего. Дадут, а когда дадут?
Говорят, ячменем предлагают.
- Скверно.
- Что и толковать, скверно, - возбудился вдруг Азбукин. - В доме ни-
чего нет, кроме картошки, да и обносился как! Тетка поедом ест. Говорит:
вон другие-то как живут. И верно, брат: раньше, если и голодали, так
все.
Налогов приумолк. От природы он был наделен добрым сердцем, а в сло-
вах Азбукина звучала неприкрашенная тяжелая нужда.
- Придумали, придумали! - закричал он через секунду. - Ты поешь? Да,
помню, ты поешь. Еще баритоном.
- Тенором, - поправил Азбукин.
- Пусть тенором. Так вот, видишь-ли... Я теперь член церковного сове-
та, чуть-чуть не церковный староста. У нас хорик есть. По праздникам-то
тово... поет. Хочешь в хор поступить? Платим.
- Да ведь хор-то поет в церкви, - осторожно возразил Азбукин, - а я,
школьный работник. Неудобно.
- Это ничего, - весело вынесся навстречу Налогов, - у нас не просто
церковь, а живая и даже древнеапостольская. У нас о. Сергей такую пропо-
ведь вчера закатил, что и на митинге не услышишь.
- Все-таки церковь... - кратко и грустно возразил Азбукин.
- Да, понимаешь-ли, платят в хоре-то.
- Сколько же? - с некоторым любопытством спросил Азбукин.
- 20 фунтов хлеба человеку в месяц.
- Мало. Пойдешь к вам за полпуда петь, а той порой из школы выгонят.
У нас антирелигиозная пропаганда.
Это возражение немного обезкуражило Налогова. Он снова приумолк. При-
умолк и Азбукин.
- У нас, брат, переподготовка, - нарушил молчание Азбукин.
- А это что за штука, - суховато, даже с некоторой обидой в голосе,
спросил Налогов.
- А это, брат, есть такая книга - Меймана, - по педагогике. Что твоя
библия. Так вот всего таких 30 книг надо перечитать.
