начительном ручейке, ежели он в состоянии плыть по большой реке? Даже...
Тут Секциев хотел было добавить, что марксистский кружок - кратчайшая
дорога в партию, но умолк.
Вскоре, однако, он продолжал бодро и радостно.
- Пять с лишним лет в Головотяпске существует коммунистическая партия
и советская власть, и, надо признаться, что все головотяпские коммунисты
прекрасные практические работники...
Секциев с удовольствием подумал, что похвала может достигнуть ушей
тех, к кому она относится.
- Они много потрудились над водворением советской власти, они самоот-
верженно собирали продналог, проводили двухнедельники, субботники, они
герои, подвижники но...
Секциев помахал рукой, словно хотел облегчить себе и собеседнику пе-
ревал мысли.
- Но какие ж они теоретики? Им недостает идеологии. Они, в сущности,
незнакомы с марксизмом. А марксизм это, понимаете ли, как душа в теле.
До сих пор здесь, в Головотяпске, было пустое место. Мы заполнили его.
Мы дадим идеологию головотяпским коммунистам. Мы будем учителями этих
зарекомендовавших себя практиков. Что может быть выше, почтеннее данного
служения?
- Записаться разве в кружок? - мелькнуло вдруг у Азбукина.
- Кружок разрастется, - продолжил Секциев. - Я вижу это. Он будет
своего рода закваской, которая заставит бродить головотяпское тесто. Мы
разбудим Головотяпск. Мы мещан головотяпских превратим в марксистов.
Мы...
В соседней комнате комсомольского клуба неожиданно грянули бурные
звуки марша - того самого, который играют в Головотяпске во время всяких
торжественных шествий. Секциев вздрогнул и перестал ораторствовать. Аз-
букин вздрогнул: ему жаль было, что так некстати прервали уверенную речь
новоявленного головотяпского марксиста. А звуки марша все неслись и нес-
лись... Будто в уютную и мирную, чуть спросонья, комнату ворвалась толпа
забияк-мальчишек, и они, не зная, куда деть свою юную энергию, шныряют
по комнате, подпрыгивают, сдвигают мебель, кричат, смеются, дерутся.
Секциев взглянул на часы.
- Через полчаса собрание городского месткома. Надо сбегать домой ску-
шать яичко. Я утром и вечером съедаю по яичку.
Азбукин, оставшийся в одиночестве, предался печальному раздумью. Его
начала упрекать совесть в том, что он с корыстными целями хотел попасть
в марксистский кружок. Совесть говорила довольно таки бесцеремонно:
- Разнесчастный ты шкраб! Чего ты возжелал? Карьеры? Хочешь таким об-
разом избежать переподготовки? Вспомни прежние суровые времена, когда ты
три лета подряд отхватывал босиком, когда у тебя по неделе хлеба во рту
не бывало. Вот тогда ты точно был Азбукин, и мне приятно было итти с то-
бой нога в ногу. А теперь?.. Право, если возникнет еще раз у тебя подоб-
ное желание, мне будет стыдно показаться на улице-то с тобой. Бросайся,
брат, вместе с другими и на равных основаниях в пучину переподготовки.
---------------
Разговор с совестью был куда неприятнее разговора с Секциевым. Азбу-
кин резко оборвал его, встал и ткнулся головой в дверь, ведущую в сосед-
нюю комнату. Там, на эстраде, собралась группа комсомольцев обоего пола.
Кто-то наигрывал на рояли. Приятный баритон ухарски отбивал:
Гол я, братцы, как сокол,
Нету ни "лимона",
Запишусь-ка в комсомол, -
Буду я персона.
И как бы поднимая брошенную перчатку - вызов на состязание, женский
голос чеканил в свою очередь:
Карла Маркса мы прочтем,
"Азбуку" изучим.
Подождите - подрастем, -
Нэпманов проучим!..
На эстраде раздалось: бис, браво, товарищ Мэри. И шумно заапплодиро-
вали.
Потом долговязый комсомолец сказал картавя, но весьма внушительно:
- Товагищ Мэги. У вас - талант. Поздгавляю.
Мужской баритон, которому не аплодировали, обиженный успехом своего
соперника, снова вылетел наперед:
Есть махорка, есть бумажка, -
Вынимай-ка портсигар.
Поцелуй меня, милашка, -
Я ведь важный комиссар.
- Ха-ха-ха, - завился женский смешок. - Родионов, сами придумали?
- Сам, ей-богу, сам - уверял баритон. - Вчера, вижу лежит клочек бу-
мажки. Дай, думаю...
Но его прервал ядреный, побеждающий голос:
Нос - картошка, глаза - слива,
Лоб - могильная плита.
Руки длинны, ноги кривы,
Вшива грива, борода.
Гомерический хохот потряс зал. И опять крики: бис, браво.
Азбукин невольно был увлечен весельем собравшейся молодежи. Он даже
несколько попятился от дверей, чтобы получше разобрать то, что происхо-
дит на эстраде. Но в темноте видны были лишь силуэты, да на стене, нем-
ного фантастически, обрисовывалась бесконечная хартия прегрешений, за
которые наказывались комсомольцы, и чудилась за этой хартией древ-
няя-предревняя, христиански-знакомая голова с лукавыми рожками.
Вот куда-бы записаться, - с тайной завистью помыслил Азбукин. Но сра-
зу же с тоской вспомнил, что ни один комсомол в мире не примет его пото-
му, что он уже пережил предельный возраст, что уже седые волосы есть у
него на голове.
Пропели, верней, отрубили, еще ряд частушек, и сумрак зала, просвер-
ленный золотыми точками папирос, время от времени раздирался жизнера-
достным смехом.
- Товагищи! - обратился высокий комсомолец. - 30-го апгеля у нас в
Головотяпске состоится конгесс молодежи. Будут представители Польши и
Чехо-Словакии. Товагищи, не удагим лицом в гьязь. Устгоим такой вечег
самодеятельности, чтобы о нас заговогили в губегнии... даже в Москве.
- Устроим, устроим, - подтвердили все.
- Товагищи, угостим их на славу. Я уже исполком просил дать на это
сгедств. Отпускают 50 пудов ячменя.
- Ура! загремело под потолком. - Качать ответственного секретаря.
На эстраде поднялась дружная возня, сопровождавшаяся шутками, смехом.
А приятный баритон той порой уже наяривал составленную им экспромтом
частушку:
Эх, ячмень, ячмень, ячмень,
Золото ты русское,
Эх, кабы только не лень,
Взяли б мы французское!
- Возьмем! - крикнул ответственный секретарь. - Пусть бугжуи больше
копят. А у нас, товагищи, завелся поэт. Пгекгасный поэт. Качать поэта!
Опять возня, но только уж около баритона. Во время этой возни, через
дверь напротив волчком подкатился к эстраде какой-то человек.
- Товарищи, - раздался его голос, напоминавший голос недавно приучив-
шегося кукурекать петушка.
Все притихли.
- Товарищи. Сообщаю вам последнюю сенсационную новость. У нас скоро
будет произведено всем комсомольцам испытание по 12 предметам.
- Испытание?! По 12?! Неужели? - выпорхнуло со всех сторон.
- Да, по 12-ти. Азбука коммунизма, советское строительство, история
партии, биография вождей и прочее.
Неловкая тишина, скрадываемая только тьмой, сожрала, не жуя, прежнее
веселье.
- Тогарищи, - попробовал все же ободрить голос ответственного секре-
таря. - Не падайте духом. В нас много юношеского огня и погыва, но нужен
матегиал для того, чтобы постоянно мы гогели. Нужна подготовка, товаги-
щи. Ггызите молодыми зубами гганит науки, как сказал товагищ Тгоцкий.
- Должно быть тоже переподготовка будет, - ссутулился Азбукин и вышел
потихоньку вон.
VIII
Азбукину не было нужды заходить домой пред собранием месткома: его не
ожидало яйцо, чаявшее Секциева. Но зная, что собрание наверняка затянет-
ся, что будут много курить и что в комнате будет душно, - шкраб решил
немного побродить по городу. Сначала он шагал один по головотяпскому
большаку, осторожно передвигая ноги, чтобы не споткнуться о явственно
ощерившиеся, местами крепкие камни булыжника. Граждане Головотяпска и
его уезда совершали путешествие по этим булыжникам лишь в самом крайнем
случае, предпочитая месить непролазную грязь по окоему мостовой.
Кто-то догнал Азбукина и присматривался к нему.
- Азбукин... друг, - услышал, наконец, он знакомый голос о. Сергея.
- О. Сергей, это вы?
- Я, я. Милостию божиею и вашими молитвами.
- Ну, мои-то молитвы... - Азбукин рассмеялся.
- Нет, друг мой, не отрицайте молитвы. Ведь что значит дружеская бе-
седа в жизни? А? Иногда - все. А молитва - это дружеская беседа. Есть у
вас горе - помолитесь и горе, как рукой снимет. Ну, что в вашей жизни
нового?
- Да ничего. Вот разве переподготовка.
- Переподготовка? И у нас, друг мой, тоже переподготовка.
- Это вы что же недавнее свое заключение именуете переподготовкой.
Плохо вам пришлось там.
- Нет, не тюремное заключение, друг мой. Оно уже в область истории
кануло безвозвратно. У нас теперь содац.
- Что такое? - удивился Азбукин.
- Союз древне-апостольской церкви, - довольно вскликнул о. Сергей. -
Это и есть наша переподготовка. Довольно, друг мой, нам из-за какого-то
Тихона да монахов страдать. Белое духовенство, - мы, так называемые по-
пы, - раньше лишь пешками были в руках монахов. А, в сущности, белое ду-
ховенство - все революционное. Ему только хода не давали.
О. Сергей порывисто вздохнул и некоторое время шел, сопя.
- А теперь пришел наш черед действовать. Три дня тому назад я вернул-
ся с епархиального съезда. Теперь все, друг мой, по-новому. Мы на съезде
решили приветствовать власть, которая, не веруя, стремится к тому же, к
чему идем мы, веруя. Мы постановили многолетие возглашать в честь прави-
тельства. Мы, примкнувшие к древне-апостольской церкви, в сущности, ком-
мунисты в рясе.
- Как так? - удивился еще больше Азбукин. - Коммунисты-же - безбожни-
ки!
- Да и мы, - поспешно возразил о. Сергей, - подчеркиваем, в противо-
вес монахам, человеческую природу Иисуса Христа. Церковь, с нашей точки
зрения, тоже подобие коммунистического общества. Я уже говорил об этом
со старостой Брызгиным. Одобряет.
- Брызгин? Он-то ведь торговец...
- Жена его действительно лавочку имеет, а сам он - советский служа-
щий, заведует кооперативом. Первого мая он даже на красной трибуне пред-
полагает выступить с приветствием от кооператива.
О. Сергей вынул на ходу коробку с папиросами и спички, затем остано-
вился и чиркнул спичку. При свете спички на несколько мгновений было
выхвачено его лицо с смеющимися, хитро косящими глазами, с чувственными
губами, - лицо, поросшее насквозь густой, буйной как огородная трава,
растительностью. Лицо его привлекало к себе и было порядком знакомо
прекрасным обитательницам Головотяпска. Многие из них исправно посещали
службы, которые нес о. Сергей, и находили, что и служит он с чувством,
не спеша, благолепно, и поклоны кладет по-писанному, и наставление может
дать, и говорит всегда: - Друг мой, - а на самом деле... Но вероятно, и
без слов будет понятно, чем нравился о. Сергей прекрасным нашим обита-
тельницам. Сейчас, вернувшись с епархиального съезда, о. Сергей чувство-
вал себя настоящим героем. Окончилось приниженное, угнетенное существо-
вание. Не к чему ходить с опаской, подозрительно шушукаться. Он, о. Сер-
гей, теперь попутчик власти. Так говорили на съезде. Теперь можно так
устроить, что головотяпские коммунисты станут заглядывать к нему в древ-
не-апостольскую. Во всяком случае, он развернется.
Не желаете-ли, друг мой, в наш церковный совет попасть? - ласково
предложил тут же шкрабу о. Сергей. - Кой-кого оттуда надо будет удалить,
а на освободившиеся вакансии хорошо бы посадить представителей трудового
населения. Вы - школьный работник, и для нас были бы весьма желательны.
- Да я в церкви-то не бываю.
- Это в прежней, друг мой, а от новой не зарекайтесь. Новый дух с ней
будет, животворящий, обновляющий, - дух, который когда-то сошел в виде
огненных языков и дал им дар вдохновенной проповеди. Этот дух запечатан-
ный старой церковью семью печатями, вырвался сейчас наружу. Так-то, друг
мой.
На Азбукина, очень поддававшегося чужому влиянию, эти слова также
произвели некоторое впечатление. Уж лет пять в церкви не бывал, - поду-
мал он не без укора себе. - Надо когда-нибудь сходить, хотя бы из любо-
