спасения революции не очутился. Его заслуга состояла в том, что он лично
присутствовал на почте, когда головотяпский комиссар временного прави-
тельства от имени всего Головотяпска отправлял воинственную телеграмму о
том, что Головотяпск ждет лишь призыва, чтобы стать на защиту демократии
и родины. Присутствовал при отправлении - это почти тоже, что сам отп-
равлял. Секциев так говорил: мы с комиссаром отправляли. Прохромало вре-
мя междуцарствия - от октября, приблизительно, до мая, - когда не разоб-
рать было, что творилось в Головотяпске: демократия - не демократия, со-
веты - не советы; ни демократический рай, ни советский ад.
Кто бы из приехавших в Головотяпск большевиков, учредивших голово-
тяпскую советскую республику - так оффициально был назван новый строй в
городе, - мог вперить свой пристальный взор в какого-то Ижехерувимского,
который и неприметен-то был, как отдельная былинка среди густой голово-
тяпской травы, буйно ринувшейся на божий свет разными крапивами и лопу-
хами?
Но Секциев был человек мнительный и побаивался: а вдруг узнают, что
он присутствовал на почте при отправлении телеграммы Керенскому? А вдруг
найдут под текстом этой телеграммы среди сотни других подписей и его фа-
милию, которую - осторожность никогда не вредит, - он написал так мелко
и неразборчиво, что нужна была лупа, чтобы разобрать ее? Отчасти только
успокаивала мысль, что головотяпские большевики, которые по натуре были
кипучими деятелями, а отнюдь не кропотливыми исследователями, вряд ли
станут возиться с таким инструментом, как лупа. Но вдруг совет голово-
тяпских народных комиссаров, - так-называло себя на первых порах новое
головотяпское правительство, лишь впоследствии властною рукою центра
превращенное в скромных заведующих разными отделами, вдруг он среди
списка служащих выищет фамилию Ижехерувимский? Или вдруг кто-нибудь, в
присутствии комиссара, назовет его не по имени и отчеству, а возьмет, да
и бухнет Ижехерувимский!
Ижехерувимский долго блуждал по улицам Головотяпска, раздумывая, что
делать со своей фамилией и, наконец, решил переменить ее. Предварительно
он обиняками навел справку, можно ли это, и оказалось, что это вполне
возможно. Но какую фамилию избрать? Избрать какую-либо ярко-красную фа-
милию, например: Коммунистов, Большевиков, Советский было заманчиво, по-
тому что хорошо обеспечило бы службу и даже повышение. Но кто знает,
долго ли продержится новый строй? А вдруг переменится? Тогда опять меняй
фамилию. И вот однажды, когда Ижехерувимский был погружен в раздумье над
тем, какую фамилию ему избрать, и в уме его промелькнули сотни фамилий,
взор его ненароком упал на надпись на дверях одной комнаты:
Культурно-просветительная секция головотяпского совдепа.
Тут Секциев оживился и, в счастливом предчувствии разрешения долго
мучившего его вопроса, перевел свой взгляд на двери соседней комнаты, и
там опять, как огненные, горели буквы -
Юридическая секция.
Тогда головотяпский совет разделялся еще на секции. - Секция - про-
шептал Ижехерувимский и сейчас же по какому-то вдохновению произвел от
этого слова свою новую фамилию: Секциев. И необычайно обрадовался: фами-
лия была во всех отношениях хороша. Что такое слово: секция. Что оно го-
ворит русскому духу? Да ничего. Есть ли в нем какой-либо цвет, запах? Да
никакого. Удобнейшая фамилия! С ней можно смело отправиться в бушующее
революционное море: она и на огне революции не сгорит, и в воде
контр-революции не потонет. В заявлении, которое Ижехерувимский подал в
совет, говорилось:
Желая освободить себя от позорного клейма, которым еще, вероятно, в
бурсе запятнали моих предков, прошу головотяпский совдеп дать мне новую
фамилию: Секциев, в честь благородных секций, на которые разделяется
совдеп.
Совдеп согласился с просьбой и в местной газете -
"Известия головотяпского уездного совета народных комисаров" - издал
соответствующий приказ. И Ижехерувимский умер навсегда.
После того Секциев спокойно служил делопроизводителем и даже секрета-
рем отдела образования. Иногда он испытывал волнение, но это было волне-
ние наблюдателя. Шел Колчак, верховный правитель, и виднейший в Голово-
тяпске меньшевик - кооператор говорил Секциеву при встрече: "Идет и ниг-
де не могут остановить. И не остановят." Больше меньшевик ничего не го-
ворил: он был очень лойальный человек и предпочитал говорить между сло-
вами. Секциев верил ему и несколько месяцев был настроен по-колчаковски.
Колчак сгинул, но на смену ему явился Деникин и никто другой, как о.
Сергей, нынешний глава Головотяпской древне-апостольской церкви, говорил
Секциеву: "Ну, Иван Петрович, к Покрову пресвятой богородицы Деникин в
Москве будет, а мы благодарственные господу богу молебны служить будем."
И некоторое время Секциев мыслил по деникински. На следующий год грозили
поляки. - Это вам не Колчак и не Деникин, - говорили про них в Голово-
тяпске. - Это народ культурный, образованный. За ними стоит Западная Ев-
ропа. Конец советам! Секциев тогда настроился по польски и ждал поляков.
Но и поляки не дойдя до Головотяпска, где-то застряли, израсходовали во-
инственный задор и - мир даже заключили. Исчезли оперативные сводки в
газетах, настало спокойное время во всей республике, и в третью годовщи-
ну революции ученый Лбов, свободный, разумеется, от всяких предрассуд-
ков, в публичной речи воскликнул: "Раз три года просуществовали советы -
значит будут существовать вечно". Это была мистика, связанная со значе-
нием числа 3, и слова комиссара произвели довольно сильное впечатление
на Секциева.
С пришествием нэпа, Секциев понял, что главная пучина революции уже
осталась позади, и в нем опять появилась жажда общественной деятельнос-
ти, побудившая его в свое время присутствовать при отправлении телеграм-
мы Керенскому. Секретарь отдела образования, - он произнес несколько ре-
чей на месткомах и был избран в правление уработпроса. Случилось так,
что остальные коллеги по правлению совсем не интересовались профессио-
нальными делами, а он любил сидеть в правлении, выслушивать посетителей,
писать протоколы, налагать резолюции. Для того, чтобы он мог всецело
сосредоточиться на профессиональной правленческой работе, его даже от
должности секретаря освободили. Так протекали революции год четвертый и
пятый. И все время Секциев в анкетах под графой партийность ставил: бес-
партийный.
Пошел шестой год революции. В этом году в уездном экономическом хаосе
обеспечания материальными благами служащих ясно обозначились орбиты, по
которым стали вращаться полуторамиллиардные и выше оклады ответственных
работников. К окладам, - это произошло как-то само собой - присоединя-
лись: лучшая в городе одежда, важность, сановитость и другие подобные им
свойства, осевшие наслоениями на первоначальном облике головотяпского
революционера. Хорошо быть ответственным работником, - в один голос за-
говорили тогда в Головотяпске. Говорил об этом и Секциев. Для того, что-
бы занять это почетное место, у него не хватало лишь партийности. А тут
на губернском съезде работников просвещения, куда он ездил обыкновенно
один от уездправления, поставили на вид, что среди головотяпского союза
работников просвещения мало партийных работников. Секциев понял это, и
решил записаться в члены головотяпской организации коммунистической пар-
тии. Чтобы вернее обеспечить себе место ответственного работника, Секци-
ев решил проделать некоторую необходимую по его мнению, подготовительную
работу. Нужно было не просто попасть в партию, нужен был осел для тор-
жественного въезда в нее, чтобы по пути постилали одежды и махали вайя-
ми. Таким ослом избрал было Секциев профессиональную дисциплину: не про-
ходило собрания, чтобы он не говорил о профессиональной дисциплине.
- На основе профессиональной дисциплины, - стало его любимым выраже-
нием.
Но ослик оказался спорным и начал спотыкаться: головотяпские партий-
ные деятели разъяснили Секциеву, что профессиональная дисциплина при нэ-
пе не то, что профессиональная дисциплина при военном коммунизме. И тог-
да без всякого сожаления прогнал от себя этого осла Секциев, избрав в
качестве орудия другого осла. Таким оказался марксистский кружок. За це-
лые пять лет революции не додумались до него в Головотяпске. Додумались
до клуба имени Маркса, в котором меньше всего говорили о Марксе; додума-
лись до постановки гипсового бюста Маркса на базарной площади, бюста,
который был очень похож на соборного головотяпского протоиерея. Но, что-
бы открыть марксистский кружок - до этого никто пока додуматься не мог.
Это был надежный осел, на котором смело можно было совершить торжествен-
ный въезд.
- У нас марксистский кружок! Мы марксисты! Мы изучаем теоретическую
основу коммунизма, - анонсировал всюду Секциев, и к его голосу стали
настолько прислушиваться в партийных кругах Головотяпска, что начала да-
же затмеваться звезда самого Лбова. Секциев был избран от междусоюзной
профессиональной организации оратором на митинге 1-го мая и должен был
говорить непосредственно за председателем исполкома. Он уже мысленно
составил эту речь, вращающуюся около главного положения, которое он не-
однократно подчеркивал и в разговорах: из маленьких марксистских кружков
выросла великая коммунистическая держава. Тут был очевидный намек на
свой маленький марксистский кружок. Закончить речь он предполагал воск-
лицанием: да здравствует коммунизм во всем мире! Кто бы мог предсказать,
что Секциев, меньшевик Секциев произнесет во всеуслышание, публично,
когда-нибудь эти слова? Вот и толкуйте после сего о значении личности,
об ее независимости от среды, толкуйте об индивидуализме, когда на про-
тяжении всего пяти лет человеческая личность, даже личность меньшевика,
может так измениться, что сама себя не узнала бы, если бы ей показали,
какой была она пять лет тому назад. Катит себе волны огромная человечес-
кая река, неизвестно откуда начавшая свой исток и неизвестно куда стре-
мящаяся, и плывут по ней щепки - разные Секциевы, Лбовы и многие из них
самоуслаждаются, думая: - Сами плывем, никто нас не гонит; вздумаем и
переменим течение, это мы управляем течением, это у нас сопоставлены
вернейшие теории о том, куда плывут окружающие нас миллионы щепок. И на
тебе: волна на ряд мгновений ставит их торчком, так что видны им делают-
ся не только соседние щепки, но и берег, и его извилины и тогда они
убеждаются, что грош цена всем их теориям, и не сами они плывут, а несет
их в бесконечность беспечная и равнодушная волна.
До сегодняшнего вечера Секциев был уверен в скором вступлении в пар-
тию, фантазия уже малевала ему сперва уездную, а потом губернскую
карьеру. Но, сегодня, перед самым приходом Азбукина, роясь в газетах, он
прочел постановление 12-го съезда партии о том, что в течение ближайшего
года в партию следует принимать преимущественно рабочих, - остальные же
должны быть все это время кандидатами. Постановление ушатом холодной во-
ды окатило честолюбивую мечту Секциева. К рабочим его, при всем желании,
не причислить. Копти целый год в кандидатах, - все под знаком вопроса и
в тумане.
Прощай мечты о быстрой карьере!
Неудивительно, что и на неопределенном и сером лице Секциева было не-
довольное выражение, когда вошел Азбукин.
VI
Азбукин, подойдя к столу, неуклюже, словно туловищем въезжая в него,
поклонился и тихо сказал: здравствуйте!
Комиссары подняли головы. Лбов ограничился тем, что посмотрел на
шкраба поверх очков, а Молчальник испустил изо рта сильную струю возду-
ха, будто дуновением хотел прогнать надоевшую ему муху. Впечатлительный
и мнительный Азбукин решил, что это от него нехорошо пахнет. Съежившись,
он скромно подсел к Секциеву, с которым был знаком и протянул руку. Сек-
