ее все время на наркотиках. Она у них, видно, что-то вроде верховной
жрицы или верховного оракула... Да не волнуйся ты, старина, - обратился
он по-испански к жрецу. - Ну что страшного, если мы ее разбудим? Ведь
нас привели сюда, чтобы познакомить с ней, - и, я надеюсь, не со спящей!
Красавица пошевелилась, словно этот шепот потревожил ее сон; и впер-
вые за все время шевельнулась и собака: она повернула к хозяйке голову,
и рука спящей ласковым жестом опустилась на ее шею. Жрец еще повели-
тельнее загримасничал и замахал руками, требуя тишины. Все застыли в
молчании, наблюдая пробуждение прорицательницы.
Она медленно приподнялась на ложе и снова ласково погладила осчаст-
ливленного волкодава, который залился радостным лаем, обнажив свои
страшные клыки. Зрелище это внушало благоговейный трепет; но еще больший
трепет ощутили пленники, когда женщина посмотрела прямо на них. Никогда
до сих пор не видели они таких глаз - в них словно отражалось сияние
всех подзвездных и надзвездных миров. Леонсия невольно подняла руку,
точно хотела перекреститься, а Торрес, потрясенный этим взглядом, не
только перекрестился, но и стал дрожащими губами шептать свою излюблен-
ную молитву деве Марии. Даже Френсис и Генри смотрели на нее как заворо-
женные, не в силах оторвать взгляда от бездонной синевы этих глаз, ка-
завшихся совсем темными под сенью длинных черных ресниц.
- Синеглазая брюнетка! - прошептал все-таки Френсис.
Какие глаза! Скорее круглые, чем продолговатые. Но и не совсем круг-
лые. Квадратные? Нет, все-таки, вернее, круглые. Глаза такой формы, как
если бы художник, не отрывая от бумаги перо, начертил несколько квадра-
тов и все углы их заключил в один круг. Длинные ресницы затеняли глаза
женщины, отчего они казались совсем бездонными. В глазах этих не появи-
лось ни удивления, ни испуга при виде незнакомцев, а только мечтательное
безразличие. Впрочем, несмотря на томный взгляд, до сознания красавицы
явно доходило все, что она видела. Внезапно, к вящему изумлению при-
шельцев, в ее глазах отразилась целая гамма земных чувств. Где-то в глу-
бине, все нарастая, задрожала затаенная боль. Сострадание вдруг заволок-
ло их влажной пеленой, как заволакивает голубую морскую даль весенний
дождь или утренний туман - горы. Боль, все та же боль таилась в их дре-
мотной безмятежности. Огонь безграничного мужества, казалось, вот-вот
вспыхнет в этих глазах электрической искрой воли, действия. Но сонное
оцепенение тут же готово было опуститься, точно мягкий узорный полог, и
отгородить спящую от всех переживаний и чувств. Однако все это отходило
на задний план перед мудростью веков, которой веяло от всего облика нез-
накомки. Это впечатление особенно усиливалось при взгляде на ее впалые
щеки, свидетельствовавшие об аскетическом образе жизни. На щеках этих
горел яркий - не то чахоточный, не то косметический - румянец.
Когда женщина поднялась со своего ложа, она оказалась тонкой и хруп-
кой, как фея. Она была узка в кости и худощава, но не производила впе-
чатления тощей. Если бы у Генри и Френсиса спросили мнение о ней, они,
пожалуй, сказали бы, что она самая соблазнительная из всех худощавых
женщин на свете.
Старый жрец Солнца распростер свое дряхлое тело на полу, уткнувши
морщинистый лоб в травяную циновку. Остальные продолжали стоять, хотя у
Торреса и подгибались колени, - и он, несомненно, последовал бы примеру
жреца, если бы заметил со стороны своих спутников хоть малейшую к этому
готовность. Вообще говоря, колени у него подогнулись, но, взглянув на
стоявших очень прямо Леонсию и Морганов, он заставил себя выпрямиться.
Сначала Та, Что Грезит глядела только на Леонсию; внимательно осмот-
рев девушку, она повелительным кивком приказала ей подойти. Слишком по-
велителен был этот кивок, по мнению Леонсии, для такого воздушного и
прекрасного создания, и она сразу почувствовала неприязнь к красавице.
Поэтому она не сдвинулась с места, пока жрец Солнца свистящим шепотом не
приказал ей повиноваться. Тогда Леонсия направилась к красавице, не об-
ращая внимания на огромного лохматого пса; она прошла между треножниками
мимо собаки и остановилась лишь по вторичному знаку, столь же повели-
тельному, как и первый. Целую минуту обе женщины в упор смотрели друг на
друга, и тут, с невольным чувством торжества, Леонсия увидела, как та,
другая, опустила глаза. Но радость ее была преждевременной: Та, Что Гре-
зит просто с высокомерным любопытством разглядывала ее платье. Она даже
протянула свою тонкую бледную руку и чисто по-женски пощупала ткань.
- Жрец! - резким тоном сказала она. - Сегодня у нас третий день Солн-
ца в Доме Манго. Я давно уже предсказывала тебе, что произойдет в этот
день. Напомни, что именно.
Угодливо извиваясь перед ней, жрец Солнца прогнусавил:
- Что в этот день произойдут необычайные события. Так и случилось, о
королева!
Но королева уже забыла, о чем его спрашивала. Продолжая поглаживать
ткань, из которой было сделано платье Леонсии, она внимательно разгляды-
вала его.
- Ты очень счастливая, - сказала королева, жестом показывая Леонсии,
что она может вернуться к своим. - Тебя любят мужчины. Мне еще не все
ясно, но я чувствую, что тебя слишком любят мужчины.
Голос ее, мягкий и низкий, отличался какой-то удивительной чистотою
звука и напевностью; он был как вечерний звон, призывающий верующих на
молитву, а скорбящих духом - к вечному упокоению. Но Леонсии не дано бы-
ло оценить этот чудесный голос. Она лишь чувствовала, как от гнева
вспыхнули ее щеки и сильнее забилось сердце.
- Я видела тебя раньше - и не раз, - продолжала королева.
- Ничего подобного! - воскликнула Леонсия.
- Т-сс! - зашипел на нее жрец Солнца.
- Там, - сказала королева, указывая на большой золотой котел, - я те-
бя часто видела там.
- И тебя тоже, - произнесла она, обращаясь к Генри.
- И тебя, - сказала она Френсису, но тут ее большие синие глаза еще
больше расширились, и она впилась в Френсиса таким долгим взглядом, что
Леонсия почувствовала, как сердце ее, точно кинжалом, пронзила ревность,
какую только женщина может внушить другой женщине.
Глаза королевы сверкнули, когда она перевела взгляд с Френсиса на
Торреса.
- А ты кто, чужеземец? Ты так странно одет: на голове у тебя шлем ры-
царя, а на ногах сандалии раба!
- Я да Васко, - храбро ответил тот.
- Это очень древнее имя, - улыбнулась она.
- Так я и есть древний да Васко, - сказал он и без зова подошел к
ней; она усмехнулась при виде его дерзости, но не остановила его. - Этот
шлем был на моей голове четыреста лет назад, когда я привел предков За-
терянных Душ в эту долину.
Королева недоверчиво улыбнулась и тихо спросила:
- Значит, ты родился четыреста лет назад?
- И да - и нет. Я никогда не был рожден. Я да Васко. Я существовал
вечно. Мой дом - Солнце.
Изящно очерченные брови королевы недоуменно приподнялись, но она про-
молчала. Своими тонкими, почти прозрачными пальцами она взяла из золото-
го резного ящичка, стоявшего подле нее на ложе, щепотку какого-то порош-
ка и небрежно бросила в большой котел на треножнике, при этом ее тонкие
красивые губы искривились в слегка насмешливой улыбке. Из котла поднялся
столб дыма, который тотчас растворился и исчез.
- Гляди! - приказала она.
И Торрес подошел к котлу и заглянул в него. Что он там увидел, его
спутники так никогда и не узнали. Но королева также склонилась над кот-
лом и, заглядывая в него со своего возвышения, увидела то, что увидел и
он, и на лице ее появилась презрительно-сострадательная усмешка. А уви-
дел Торрес спальню на втором этаже домика в Бокас-дель-Торо, доставшего-
ся ему по наследству, и в ней колыбель с новорожденным. Жалостливое это
зрелище раскрывало тайну его рождения - и жалостливей была улыбка на ли-
це королевы. Яркое видение, вызванное волшебством перед глазами Торреса,
открыло ему то, о чем он догадывался и что давно уже подозревал.
- Ты увидишь еще кое-что, - с мягкой усмешкой произнесла королева. -
Я показала тебе начало твоей жизни. А теперь посмотри на ее конец.
Но Торрес, уже и без того потрясенный виденным, вздрогнул и отшатнул-
ся от котла.
- Прости меня, красавица! - взмолился он. - И разреши мне уйти. За-
будь то, что ты видела, как и я надеюсь это забыть.
- Там уже ничего нет, - сказала она, махнув рукой над котлом. - Но
забыть я не могу. То, что я видела, навсегда остается в моей памяти. И
тебя, о Человек, такого молодого годами и такого старого, судя по шлему,
я тоже видела прежде в моем Зеркале Мира. Ты не раз возмущал меня своим
поведением. Но не тем, что носишь этот шлем. - Она улыбнулась спокойной,
мудрой улыбкой. - Всю жизнь, мне кажется, я видела перед собой пещеру
мертвецов, где давно умершие рыцари стоят навытяжку, охраняя в веках
тайны, чуждые их религии, чуждые их расе. И среди этих мертвецов, пом-
нится мне, я и видела того, на ком был твой старинный шлем... Говорить
дальше?
- Нет, нет! - взмолился Торрес.
Та, Что Грезит наклонила голову, давая этим понять Торресу, чтобы он
отошел. Затем взгляд ее остановился на Френсисе, и она кивком подозвала
его к себе. И тут же, видимо, спохватившись, что со своего возвышения
она смотрит на него сверху вниз, смущенно ступила на пол и теперь, глядя
на него уже снизу вверх, протянула ему руку. Френсис нерешительно пожал
ее, не зная, что делать дальше. И, точно прочитав его мысли, она воск-
ликнула:
- Сделай это! Мне никогда и никто до сих пор не целовал руки. Я ни-
когда не видела, как это делают в жизни, а видела лишь в своих грезах да
в картинах, которые мне показывало Зеркало Мира.
Френсис склонился и поцеловал ей руку. И так как она не проявляла ни
малейшего желания отнять руку, он продолжал держать ее, ладонью
чувствуя, как еле уловимо, но бесперебойно пульсирует кровь в розовых
кончиках ее пальцев. Так они оба стояли, не говоря ни слова. Френсис был
смущен, королева легонько вздыхала, а в сердце Леонсии бушевала чисто
женская ревность. Вдруг Генри весело выпалил по-английски:
- Да поцелуй ты ей руку еще раз, Френсис! Ей же это понравилось!
Жрец Солнца зашикал на него. Но королева, с девическим смущением ис-
пуганно выдернувшая было руку из руки Френсиса, поспешно вложила ее об-
ратно.
- Я тоже говорю на этом языке, на котором говоришь ты, - сказала она
Генри. - И я, никогда не знавшая мужчины, не постыжусь признаться, что
мне это понравилось. Это первый поцелуй в моей жизни. Френсис - ведь так
назвал тебя твой друг? - повинуйся ему. Мне это понравилось. Мне это
очень понравилось. Поцелуй мне руку еще раз.
И Френсис повиновался; рука ее по-прежнему оставалась в его руке, а
сама королева, забыв обо всем на свете, словно завороженная, смотрела,
не отрываясь, ему в глаза. Наконец, призвав на помощь всю свою волю, она
овладела собой, быстро высвободила руку, жестом приказала Френсису отой-
ти и обратилась к жрецу Солнца.
- Итак, жрец, - начала она, и в голосе ее опять зазвучали резкие нот-
ки, - мне уже известно, зачем ты привел сюда этих пленников. Но все же
мне хотелось бы, чтобы ты рассказал об этом сам.
- О королева! Разве не повелевает нам долг убить этих пришельцев, как
требует обычай? Народ смущен, он не доверяет моему суждению и просит,
чтобы решила ты.
- А ты полагаешь, что их следует убить?
- Да, таково мое суждение. Но я хочу знать твое, чтобы оно было у нас
с тобой одинаковым.
Она еще раз оглядела четырех пленников: Торреса - с жалостью. Генри -
с сомнением, Леонсию - хмуро; на Френсиса же смотрела целую минуту взо-
ром, полным безграничной нежности, - во всяком случае, так показалось
взбешенной Леонсии.
- Есть ли среди вас не имеющие жен? - неожиданно спросила королева. -
