- А я считала... мне сказали, что до Иокогамы всего одни сутки пути.
Вы... - Она запнулась, и глаза ее обежали круг ничего не выражавших лиц,
склоненных над тарелками. - Вы не имеете права так поступать, - закончи-
ла она.
- Этот вопрос вам лучше обсудить с мистером Ван-Вейденом, - промол-
вил-капитан, насмешливо кивнув в мою сторону. - Он у нас специалист по
вопросам Права. А я простой моряк и смотрю на дело иначе. Вам, быть мо-
жет, покажется несчастьем то, что вы должны остаться с нами, но для нас
это, несомненно, большое счастье.
Он, улыбаясь, глядел на нее, и она опустила глаза, но тут же снова
подняла их и с вызовом посмотрела на Меня. Я прочел в ее взгляде немой
вопрос: прав ли он? Но я уже заранее решил, что должен для виду занимать
нейтральную позицию, и промолчал.
- Каково ваше мнение? - спросила она.
- Вам не повезло, особенно если вас ждут сейчас неотложные дела. Но
раз вы говорите, что предприняли путешествие в Японию с целью поправить
здоровье, то, смею вас уверить, на борту "Призрака" вы окрепнете как
нигде.
В ее взгляде вспыхнуло негодование, и на этот раз потупиться пришлось
мне; я чувствовал, что у меня горят щеки. Я вел себя, как трус, но дру-
гого выхода не было.
- Ну, тут мистеру Ван-Вейдену и карты в руки, - рассмеялся Волк Лар-
сен.
Я кивнул, а мисс Брустер уже овладела собой и молча ждала, что после-
дует дальше.
- Нельзя сказать, чтобы он стал здоровяком, - продолжал Волк Ларсен,
- но он изменился к лучшему, поразительно изменился. Посмотрели бы вы на
него, когда он только появился на шхуне. Жалкий, щупленький человечишко
- смотреть не на что. Верно, Керфут?
Керфут был так захвачен врасплох этим неожиданным обращением к нему,
что уронил на пол нож и аромычал в знак согласия что-то маловразуми-
тельное.
- Чистка картофеля и мытье посуды пошли ему впрок. Так, что ли, Кер-
фут?
Сей достойный муж снова что-то промычал.
- Поглядите на него сейчас. Силачом его, правда, не назовешь, но все
же у него появились мускулы, чего раньше и в помине не было. И теперь он
довольно твердо стоит на ногах. А вначале, поверите ли, совершенно не
мог обходиться без посторонней помощи.
Охотники посмеивались, но сочувственный взгляд девушки вознаградил
меня с лихвой за все издевательства Волка Ларсена. По правде говоря, я
так давно не встречал ни в ком участия, что теперь оно глубоко тронуло
меня, и я сразу стал ее добровольным рабом. Но на Волка Ларсена я был
зол. Своими оскорблениями он бросал вызов моему мужскому достоинству,
как бы подстрекая меня доказать, насколько твердо я стою на ногах, -
ведь этим, по его словам, я был обязан ему.
- Возможно, что стоять на ногах я уже научился, - отпарировал я, - а
вот попирать людей ногами - к этому еще не привык.
Он пренебрежительно поглядел на меня.
- Значит, ваше перевоспитание еще далеко не закончено, - сухо обронил
он и повернулся к мисс Брустер: - Мы здесь на "Призраке" очень гостепри-
имны. Мистер Ван-Вейден уже убедился в этом. Мы идем на все, лишь бы на-
ши гости чувствовали себя как дома. Не так ли, мистер Ван-Вейден?
- Даже разрешаете им чистить картофель и мыть посуду, не говоря уже о
том, что порой хватаете их за горло в знак особого дружеского расположе-
ния.
- Боюсь, что со слов мистера Ван-Вейдена вы можете составить себе
превратное представление о нас, - с притворным беспокойством перебил ме-
ня Волк Ларсен. - Заметьте, мисс Брустер, что он носит на поясе тесак, а
это, гм, вещь довольно необычная для помощника капитана. Вообще мистер
Ван-Вейден человек, достойный всяческого уважения, но иногда он, как бы
это сказать, бывает довольно неуживчив, и тогда приходится прибегать к
крутым мерам. Впрочем, в спокойные минуты он достаточно рассудителен и
справедлив, как, например, сейчас, и, вероятно, не станет отрицать, что
лишь вчера грозил убить меня.
Я чуть не задохнулся от возмущения, и глаза мои, верно, пылали. Лар-
сен указал на меня.
- Вот, посмотрите на него! Он еле сдерживается, даже в вашем при-
сутствии. Конечно, он не привык к женскому обществу! Придется и мне воо-
ружиться, иначе я не рискну выйти вместе с ним на палубу.
- Прискорбно, прискорбно, - помолчав, пробормотал он, в то время как
охотники покатывались со смеху.
Осипшие от морского ветра голоса этих людей и раскаты их грубого хо-
хота звучали зловеще и дико. Да и все кругом было диким. И, глядя на эту
женщину, такую далекую и чуждую всем нам, я впервые осознал, насколько
сам я сжился с этой средой. Я успел хорошо узнать этих людей, узнать их
мысли и чувства; я стал одним из них, жил их жизнью - жизнью морских
промыслов, питался, как все на морских промыслах, и был погружен в те же
заботы. И это уже не казалось мне странным, как Не казалась странной эта
грубая одежда и грубые лица, дикий смех, ходившие ходуном переборки каю-
ты и раскачивающиеся лампы.
Намазывая маслом ломоть хлеба, я случайно остановил взгляд на своих
руках. Суставы были ободраны в кровь и воспалены, пальцы распухли, под
ногтями грязь. Я знал, что оброс густой щетинистой бородой, что рукав
моей куртки лопнул по шву, что у ворота грубой синей рубахи не хватает
пуговицы. Тесак, о котором упомянул Волк Ларсен, висел в ножнах у пояса.
До сих пор это казалось мне вполне естественным, и только сейчас, взгля-
нув на все глазами Мод Брустер, я понял, насколько дикий, должно быть, у
меня вид - и у меня и у всех окружающих.
Она почувствовала насмешку в словах Волка Ларсена и снова бросила мне
сочувственный взгляд. Но я заметил, что она смущена. Ироническое отноше-
ние ко мне Волка Ларсена заставило ее еще больше встревожиться за свою
судьбу.
- Быть может, меня возьмет на борт какое-нибудь встречное судно? -
промолвила она.
- Никаких судов, кроме охотничьих шхун, вы здесь не встретите, - воз-
разил Волк Ларсен.
- Но у меня нет одежды, нет ничего необходимого, - сказала она. - Вы,
верно, забываете, сэр, что я не мужчина и не привыкла к той кочевой жиз-
ни, которую, по-видимому, ведете вы и ваши люди.
- Чем скорее вы привыкнете к ней, тем лучше, - отвечал Волк Ларсен. -
Я дам вам материю, иголку и нитки, - помолчав, добавил он. - Надеюсь,
для вас не составит слишком большого труда сшить себе одно-два платья.
Она криво усмехнулась, давая понять, что не искушена в швейном ис-
кусстве. Мне было ясно, что она испугана и сбита с толку, но отчаянно
старается не подать виду.
- Надо полагать, вы, вроде нашего мистера ВанВейдена, привыкли, чтобы
за вас все делали другие.
Думаю все же, что ваше здоровье не пострадает, если вы будете кое-что
делать для себя сами. Кстати, чем вы зарабатываете на жизнь?
Она поглядела на него с нескрываемым изумлением.
- Не в обиду вам будь сказано, но людям ведь надо есть и они должны
как-то добывать себе пропитание. Эти вот бьют котиков, тем и живут, я
управляю своей шхуной, а мистер Ван-Вейден, по крайней мере сейчас, до-
бывает свой харч, помогая мне. А вы чем занимаетесь?
Она пожала плечами.
- Вы сами кормите себя? Или это делает за вас кто-то другой?
- Боюсь, что большую часть жизни меня кормили другие, - засмеялась
она, мужественно стараясь попасть ему в тон, но я видел, как в ее гла-
зах, которые она не сводила с него, растет страх.
- Верно, и постель вам стлали другие?
- Мне случалось и самой делать это.
- Часто? Она покачала головой с шутливым раскаянием.
- А вы знаете, как поступают в Соединенных Штатах с бедняками, кото-
рые, подобно вам, не зарабатывают себе на хлеб?
- Я очень невежественная, - жалобно проговорила она. - Что же там де-
лают с такими, как я?
- Сажают в тюрьму. Их преступление заключается в том, что они не за-
рабатывают на пропитание, и это называется бродяжничеством. Будь я мис-
тером ВанВейденом, который вечно рассуждает о том, что справедливо и что
нет, я бы спросил вас: по какому праву вы живете на свете, если вы не
делаете ничего, чтобы оправдать свое существование?
- Но вы не мистер Ван-Вейден, и я не обязана отвечать вам, не так ли?
Она насмешливо улыбнулась, хотя в глазах у нее по-прежнему стоял
страх, и у меня сжалось сердце - так это было трогательно. Я чувствовал,
что должен вмешаться и направить разговор в другое русло.
- Заработали вы хоть доллар собственным трудом? - тоном торжествующе-
го обличителя спросил капитан, заранее уверенный в ее ответе.
- Да, заработала, - отвечала она не спеша, и я чуть не расхохотался,
увидев, как вытянулось лицо Волка Ларсена. - Помнится, когда я была сов-
сем маленькой, отец дал мне доллар за то, что я целых пять минут проси-
дела смирно.
Он снисходительно улыбнулся.
- Но это было давно, - продолжала она, - и навряд ли вы станете тре-
бовать, чтобы девятилетняя девочка зарабатывала себе на хлеб.
И, немного помедлив, она добавила:
- А сейчас я зарабатываю около тысячи восьмисот долларов в год.
Все, как по команде, оторвали глаза от тарелок и уставились на нее.
На женщину, зарабатывающую тысячу восемьсот долларов в год, стоило пос-
мотреть! Волк Ларсен не скрывал своего восхищения.
- Это жалованье или сдельно? - спросил он.
- Сдельно, - тотчас ответила она.
- Тысяча восемьсот. Полтораста долларов в месяц, - подсчитал он. - Ну
что ж, мисс Брустер, у нас здесь на "Призраке" широкий размах. Считайте
себя на жалованье все время, пока вы остаетесь с нами.
Она ничего не ответила. Неожиданные выверты этого человека были для
нее еще внове, и она не знала, как к ним отнестись.
- Я забыл спросить о вашей профессии, - вкрадчиво продолжал он. - Ка-
кие предметы вы изготовляете? Какие вам потребуются материалы и инстру-
менты?
- Бумага и чернила, - рассмеялась она. - Ну и, разумеется, пишущая
машинка!
- Так вы - Мод Брустер! - медленно и уверенно проговорил я, словно
обвиняя ее в преступлении.
Она с любопытством взглянула на меня.
- Почему вы так думаете?
- Ведь я не ошибся? - настаивал я.
Она кивнула. Теперь уже Волк Ларсен был озадачен. Это магическое имя
ничего не говорило ему. Я же гордился тем, что мне оно говорило очень
много, и впервые за время этой томительной беседы почувствовал свое пре-
восходство.
- Помнится, мне как-то пришлось писать рецензию на маленький томик...
- начал я небрежно, но она перебила меня.
- Вы? - воскликнула она. - Так вы...
Она смотрела на меня во все глаза.
Я кивком подтвердил ее догадку.
- Хэмфри Ван-Вейден! - закончила она со вздохом облегчения и, бросив
невольный взгляд в сторону Волка Ларсена, воскликнула: - Как я рада!..
Ощутив некоторую неловкость, когда эти слова сорвались у нее с губ,
она поспешила добавить:
- Я помню эту чересчур лестную для меня рецензию...
- Вы не правы, - галантно возразил я. - Говоря так, вы сводите на нет
мою беспристрастную оценку и ставите под сомнение мои критерии. А ведь
все наши критики были согласны со мной. Разве Лэнг не отнес ваш "Вынуж-
денный поцелуй" к числу четырех лучших английских сонетов, вышедших
из-под пера женщины?
- Но вы сами при этом назвали меня американской миссис Мейнелл! [12]
- А разве это неверно?
- Не в том дело, - ответила она. - Просто мне было обидно.
- Неизвестное измеримо только через известное, - пояснил я в наилуч-
шей академической манере. - Я, как критик, обязан был тогда определить
ваше место в литературе. А теперь вы сами стали мерой вещей. Семь ваших
томиков стоят у меня на полке, а рядом с ними две книги потолще - очер-
ки, о которых я, если позволите, скажу, что они не уступают вашим сти-
хам, причем я, пожалуй, не возьмусь определить, для каких ваших произве-
дений это сопоставление более лестно. Недалеко то время, когда в Англии
появится никому не известная поэтесса и критики назовут ее английской
Мод Брустер.
- Вы, право, слишком любезны, - мягко проговорила она, и сама услов-
