места, где продолжалась стычка.
Шооран предполагал вернуться в восточную часть страны, некоторое
время работать там, а к началу мягмара, когда его труды, несомненно,
будут замечены, уйти к Моэрталу. Но уже на следующий день он
пожалел, что не попытался переползти к изгоям. Прежде пустынные
мокрые земли теперь прочёсывались патрулями. За один день Шооран
заметил три группы цэрэгов. Конечно, это были дурно вооружённые и
беспомощные новобранцы, Шооран мог бы идти сквозь них, усыпая путь
рассечёнными телами, но это было свыше сил. И без того слишком
большой груз висит на нём. Шооран старался спрятаться, скрыться
среди тэсэгов или в цветущем хохиуре, переползал с места на место,
пачкаясь в нойте и кося глазом: поспевает ли за ним Ай. Дурнушка по
первому знаку Шоорана покорно падала в грязь, подолгу лежала
затаившись среди стеблей хохиура и, сдерживая сопение, ползла вслед
за своим господином. Опасность, которую несли с собой цэрэги, была
отлично знакома ей и не затрудняла убогий разум.
Из разговоров проходивших мимо солдат Шооран понял, что его оройхоны
обнаружены, и илбэча решено поймать. Выручало то, что сыщики
смертельно боялись чудотворца, перед самым именем которого привыкли
преклоняться. Воины поминутно касались лба и щёк кончиками пальцев,
словно не они охотятся за святым чудотворцем, а за ними гонится дух
шавара, которого приходится отгонять ритуальными жестами.
За трое суток измученные бессонницей путники едва прошли две трети
пути и достигли последней группы оройхонов, поставленных Шоораном по
дороге на запад. Дольше обходиться без сна было невозможно, Шооран
решил остановиться на днёвку, надеясь, что на самый конец выступа
караулы не сунутся.
Спали по очереди. Первым дежурить взялся Шооран. Он поступил так,
зная, что Ай не разбудит его, а целый день просидит, следя за
опасностью и ожидая, пока Шооран проснётся сам.
Половина дня прошла спокойно, и Шооран наконец смог уснуть, велев Ай
разбудить его, как только стемнеет. Однако, ему не пришлось отдохнуть
и двух часов. Посторонний звук проник в сознание, заставив открыть
глаза и насторожиться, а в следующе мгновение Ай коснулась плеча,
потому что тоже услышала шум.
Шооран поднялся на суурь-тэсэг, прищурившись оглядел даль. Крошечные
человеческие фигурки, растянувшись длинной шеренгой, двигались по
соседнему оройхону. Несомненно, это была облава, хотя и странная.
Шооран различил, что большинство в цепи составляют женщины,
лишь кое-где виднелись доспехи цэрэгов. Неумолчный крик доносился со
стороны загонщиков. Вскоре Шооран разобрал и слова:
-- ...яви славу твою в делах светлых илбэчей твоих, их же любим
благодарным сердцем, во все века, покуда стоит далайн!
Шооран усмехнулся. Этого следовало ожидать -- всё приходит к своей
противоположности. Теперь он не случайный пленник, его ловят с
молитвой на устах, зная, кого хотят поймать. Ну, так и быть, раз они
просят, явим дела светлых илбэчей!..
Ставить оройхон, по которому можно было бы перебежать на материк,
было уже поздно. К тому же, это значило бросить здесь Ай. Шооран
поспешно спустился с холма, схватил котомки, позвал Ай и через пару
минут был на берегу. Укрыл Ай за крайним из тэсэгов, приказал:
-- Смотри туда и не оборачивайся ни в коем случае! -- а сам, сжав зубы,
шагнул к далайну.
Если бы женщины были одни, то увидев бушующие волны и встающую из
бездны землю, они бросились бы в бегство. Но верно среди цэрэгов
находились не только мальчишки. Им удалось остановить попятившуюся
цепь. Но Шооран и не рассчитывал на лёгкую победу. Едва оройхон встал,
он кликнул Ай и, не давая ей времени сообразить, что произошло, и
почему всё вокруг изменилось, побежал через оройхон к дальнему его
концу. Двигаться приходилось перебежками, укрываясь среди камней,
чтобы беглецов не заметили с вершины какого-нибудь суурь-тэсэга.
Неизвестно, что тогда случится, но добра это явно не сулит.
Они переползли завалы ноздреватого камня и укрылись на дальнем конце
острова. Отсюда можно было ставить землю, которая откроет путь на
материк. Сзади доносились истерические рыдания, крик, слова молитв и
команд. Но было ясно, что через полчаса цэрэги справятся с беспорядком
и заставят бабье войско двигаться вперёд. За полчаса надо уйти.
Двадцать минут ушло на оройхон. Пересекать его тоже пришлось
скрываясь, а это значит, что у противника было достаточно времени,
чтобы поспеть с другой стороны и преградить дорогу. Оставалось уповать
на неразбериху.
Продираясь сквозь усыпанный дохлыми тварями поребрик там, где прежде
был берег далайна, Шооран заметил спешащие вдалеке фигуры. Он кинулся
было на восток, но и там показался отряд, не меньше двух дюжин
цэрэгов, идущих чуть не по самому берегу. Они даже не считали нужным
скрываться, а шагающий впереди дюженник, дико фальшивя, горланил
песню:
Для того цэрэг на свете есть,
Чтоб за всех за них и пить, и есть!
У нырнувшего в хохиур Шоорана отлегло от сердца. Он узнал Турчина.
Значит, фронт прорван, сюда идут войска Моэртала.
Им тоже не стоит показываться на глаза, но и ловить илбэча они не
расположены. Шооран выждал, когда скроется передовой отряд, и пошёл на
восток, подальше от места неудачной стоянки. Ай неутомимо месила грязь
и лишь вечером, когда они устраивались на ночлег, сказала:
-- Уф! Здораво бижали! Устала...
Ни о каких чудесах она не помнила, а может быть, просто не заметила
их.
* * *
Обычно последний урожай перед мягмаром бывал скудным. Источники воды
слабели, и хлебная трава не наливалась как следует. Но в этом году
засуха наступила раньше, и уже одиннадцатый урожай был беден. Прежде
такое событие породило бы толпы голодающих и беспорядки во всех частях
света. Теперь земли было довольно, так что государство вана и
республика изгоев легко пережили неудачный конец года. А для живущей
впроголодь страны добрых братьев неурожай оказался роковым. Войско
могло сколько угодно грозить женским общинам, но если еды нет, то
никакие угрозы не помогут, придётся затягивать пояса.
Голод быстро сломил непобедимую армию: в обмен на хлеб цэрэги открыли
фронт и дюжинами дюжин стали переходить на сторону Моэртала. Тут-то и
пригодились великому одонту заранее вытребованные у вана баргэды.
Привыкшие к порядку и повиновению, они строго управляли обретёнными
областями.
Моэртал не спешил захапать побольше земель, тем более, что кое-где
братья ещё оказывали сопротивление. Вместо этого, он ещё раз изъявил
полную покорность вану и через своих послов (сам ехать на Царский
оройхон остерёгся, сославшись на многие дела) наладил поток
переселенцев. Моэртал хорошо изучил врага и понимал, что разгромить
войско ещё не значит победить в войне. Самая большая опасность
скрывалась в наплевательском отношении ко всему на свете и в
неистребимой привычке к воровству. Неизвестно, знал ли одонт о мерах,
принятых Маканым, но действовал он похожим образом. Земли покорённой
страны щедро раздавались переселенцам с юга, так что общинники
оказывались в окружении людей, привыкших беречь и защищать своё
добро. Часть младших братьев была отправлена в земли вана, где
освободилось немало полей.
Догадываясь, что на двенадцатый месяц хлеб уродится ещё хуже,
Моэртал объявил, что с первого урожая налог браться не будет. Никто не
разбогател на этом распоряжении, но наместник приобрёл славу доброго
и щедрого правителя. Слух об этом дошёл до ушей вана, вновь пробудив
подозрения самодержца, но теперь государь уже не мог диктовать свою
волю Моэрталу. Пожалуй, в случае конфликта, верх взял бы Моэртал. Но
тот понимал, что воюет счастливо, только потому, что старается
воевать поменьше. Уроки активной войны против изгоев многому научили
его. "Лучшая война -- это мир," -- повторял командующий и легко
принимал на службу и кольчужников старейшин, и вооружённых братьев,
и всех остальных своих врагов. Не забывал только делать так, чтобы
они зависели от него и, значит, поддерживали его власть. Тем более не
собирался Моэртал ссориться с ваном. Лучше иметь плохого союзника, чем
хорошего врага. Сейчас ничего не стоило отделиться от метрополии,
с Царским оройхоном его связывала сухая полоса, которую не так
сложно перекрыть, но Моэртал помнил, что мир меняется быстрее, чем
люди, а илбэч жив и ходит рядом.
Илбэч объявился в стране вскоре после вторжения к добрым братьям.
Сперва известие о том, что шавар с мертвецами пересох, привело одонта
в бешенство, но успокоившись, он был даже благодарен за урок. Теперь
он знал, что чудотворца следует принимать в расчёт при каждом деле, а
страшные слухи о горах изгрызенных трупов удалось погасить. В конце
концов, за погибших власть не отвечает, а живые получили земли даже
больше, чем им обещали.
Некоторое время спустя илбэч вернулся, и то в одном, то в другом месте
начали возникать оройхоны. Сегодня Моэртал уже не был заинтересован в
новых областях, но мешать строителю не собирался. Не выставил караулов
и у сухой полосы, хотя знал, что ван год назад поступил именно так.
Правда, неподалёку от дороги в метрополию располагались каторжные
мастерские страны старейшин, которые Моэртал давно восстановил. На
мокрых землях там собирали нойт, а рядом, конечно, дежурили конвоиры.
Но ведь это не секреты и не заставы, которые можно рассматривать как
враждебный акт. Просто илбэчу будет здесь неуютно.
Так и надо действовать. Только теперь, разменяв пятую дюжину лет, из
которых две дюжины он пробыл одонтом, Моэртал чувствовал себя
настоящим государственным деятелем. А началось всё с того времени,
когда его путь пересёкся с дорогой илбэча. Не только тропы на
оройхонах пересекаются, скрещиваются и человеческие судьбы, и люди
идут дальше иными. Всегда и всюду Моэртал чувствовал себя уверенно,
заранее знал, что могут сказать и сделать другие люди, и только илбэч
оставался тайной. Не раз в мыслях Моэртал беседовал с загадочным
строителем, одного его спрашивал и лишь от него ждал ответа. Илбэч
представлялся маленьким старичком с ехидным взглядом. Моэртал давно
признал, что ошибался, считая Чаарлаха илбэчем, но избавиться от
старого представления не мог, и илбэч неизменно представал в облике
сказителя. Он сидел на топчане в тюремной камере, у дверей стоял
вооружённый цэрэг, и сама дверь была наглухо закрыта, но всё же илбэч
оставался на свободе. Он улыбаясь произносил что-то такое, отчего
запоры падали, а самый верный из цэрэгов уходил следом за стариком.
Тайна илбэча не давала Моэрталу успокоиться и берегла его от ошибок.
Моэртал мучился невозможностью понять чудотворца и был благодарен ему
за это.
Неустрашимый одонт был готов, если очень понадобится, выступить
против кого угодно, но не против илбэча. Пусть ходит где угодно, он не
станет мешать, в крайнем случае, осторожно направит в нужную сторону.
А то, что за последние две недели на побережье выросло восемь новых
оройхонов, так вреда от этого нет. Пусть баргэды потрудятся. Если
хохиур не растёт, он покрывается рыжей плесенью и с этой минуты
обречён сгореть в мгновенной и бессмысленной вспышке. За примерами
далеко ходить не надо.
* * *
Мягмар был близок, и Шоораном овладело беспокойство. Слишком легко им
с Ай стало жить в опустевших мокрых краях. Такое было с ним в землях
изгоев, а потом на северной оконечности страны вана. Оба раза его
едва не высчитали и не разоблачили. С тех пор благополучие пугало
Шоорана, и он решил обязательно уйти отсюда прежде начала мягмара.
Жаль было покидать насиженное место, тем более, что Шооран подготовил
хороший плацдарм, чтобы зажать северо-восточный залив. Но ведь не один
он понимает, как удобно здесь работать. А то, что вокруг спокойно, так
перед появлением Ёроол-Гуя далайн становится особенно тих.
Оставалось выбрать путь. В агонизирующую страну добрых братьев идти не
хотелось, у вана тоже всё было знакомо до омерзения. Умел бы ходить по
аварам, ушёл бы вслед за Мозолистой Пяткой. Бесконечно мала вселенная
по сравнению с миром человека. Тесно и некуда идти.
