его спине лбом. Шооран знал, что она делает так в минуту сильной
усталости, но всё-таки было очень похоже, что его хотят утешить. Тем
более, что уставать сегодня не с чего, весь день они провели на одном
месте.
-- Сейчас пойдём, -- сказал Шооран и натянул второй башмак.
В прошлый раз башмаки убитого жали ему, а эти были впору, словно на
него и сшиты.
Ай как всегда с готовностью вскочила, но вдруг покачнулась и,
ухватившись за Шоорана, опустилась обратно.
-- Никак, -- сказала она. -- Ноги устали.
Шооран глянул на тонкие как тростинки хохиура ноги Ай, перевёл взгляд
на осунувшееся лицо. Сколько же дней она ничего не ела? Пять? Или
может быть, семь?
-- Сиди здесь, -- сказал он. -- Я сейчас принесу еды.
Шооран осмотрел гарпуны: трофейный и свой, во время драки лежавший
среди вещей, подумал и взял оба. Приготовил связку факелов,
изготовленных из смолистого туйвана (Только в этом дурацком краю людям
могла прийти в голову мысль -- жечь дерево!). Проверил экипировку,
усмехнулся мрачно: судьба заставляет отрабатывать всё, даже чужие
штаны -- а потом направился к ближайшему из неразорённых мокрых
оройхонов. Подошёл к зеву шавара, запалил драгоценный факел и,
выставив его вперёд, шагнул в глубокий нойт. Мелькнула мысль:
Ёроол-Гуй рядом -- вынырнет, запрёт в шаваре -- и прощай илбэч. Но
делать нечего: Ай, ослабевшая от голода, сидит возле узлов и терпеливо
ждёт, когда он вернётся с добычей.
Ледяная мозглость охватила его со всех сторон, липко сгустилась на
лице, даже факел словно притух и казался не так ярок. Первые камеры и
проходы, обысканные охотниками вдоль и поперёк, Шооран миновал не
останавливаясь. Заблудиться он не боялся, за много лет привык
ориентироваться в тёмных коридорах, а вот нойт, поднявшийся уже
выше пояса, пугал его. Не страшно схватиться с видимым врагом, а
сейчас Шоорана не оставляло ощущение, что зазубренные клешни тянутся
к животу, готовясь распороть глухой жанч, смять кольчугу. Идти сквозь
едкую кисельную густоту оказалось трудно, Шооран умолял пол подняться
выше, но коридор, расширяясь и сужаясь самым причудливым образом,
подниматься наверх не желал. Зато с одного из выступов стены, мягко
всколыхнув смоляную недвижность нойта, скользнула неприметная тень.
Скорее всего, это была тукка, Шооран не успел рассмотреть. Зверёк исчез
в слизи быстрее чем это можно представить. Шооран наугад ткнул
гарпуном, хотя и понимал, что нырнувшего зверя ему не достать.
Неожиданно остриё не встретило дна, так что потерявший равновесие
Шооран едва не окунулся в нойт лицом. Впереди был скрытый жижей провал
в нижний ярус. Обычно они встречались в пещерах, а этот расположился
ровно посреди прохода.
Осторожно ощупывая путь, Шооран двинулся мимо провала. Получалось, что
сбоку вполне можно пройти, если, конечно, выдержит камень. Но Шооран
не успел вступить на узкий мостик. Что-то обхватило его ногу и сильно
потянуло вглубь, к залитой нойтом яме. Шооран рванулся, ударил
острогой -- мимо! Невидимый хищник продолжал тянуть.
Одним гарпуном Шооран упёрся в противоположную стену, другим
продолжал беспорядочно бить, стараясь поразить невидимую опасность.
Лишь бы там был не уулгуй! Никто не знает, как бороться с бледным
уулгуем, и потом... уулгуя нельзя есть... хотя сейчас об этом не
стоит мечтать.
Очевидно, зверь понял, что Шоорана вниз не сдёрнуть, потому что
хватка ослабела -- хищник начал всплывать. Воспользовавшись
мгновением, Шооран отскочил от провала, вновь натянув привязь. Нойт
над ямой нехотя взволновался, оттуда уродливым цветком выперли четыре
шипастые клешни. Две из них тут же скрылись, а верхняя пара осталась
над поверхностью. Время от времени клешни нетерпеливо щёлкали, словно
рехнувшийся музыкант бил в костяную доску. Гвааранз уверенно двигался
вперёд, туго натянутый осязательный отросток вёл его точнее, чем
крошечные глазки.
Как всегда в минуту гибельной опасности сознание Шоорана раздвоилось:
какая-то часть продолжала бороться, уже не ради добычи, а за саму
жизнь, и в то же время появился сторонний, словно ничем не рискующий,
наблюдатель. Он с любопытством следил за происходящим, успевая
оценить и предугадать ситуацию. "Теперь стоит поступить так..." -- не
торопясь, размышляло воспарившее сознание, и оставшееся внизу тело
успевало поступить именно так, а тягучего времени хватало на всё,
кроме страха и паники. Они придут потом, ежели ему удастся выбраться
на волю.
Выждав, когда гвааранз приблизится, Шооран рванулся вперёд.
Пружинящий ус помог ему, Шооран удачно миновал ждущие клешни и упал
прямо на притопленную спину твари. От толчка гвааранз осел на дно,
это спасло ноги Шоорана от бешено работающих плавательных перьев. И
вновь Шооран успел хладнокровно обдумать ситуацию, подробно объяснить
самому себе,что сейчас гвааранз стащит его со спины упругими
осязательными усами, и что надо делать, чтобы этого не произошло.
Прежде чем обхватившие его вибриссы вновь напряглись, Шооран
подтянулся к голове зверя, погрузив обе руки в нойт, нащупал бугорки
ушедших под панцирь глаз и на две пяди вогнал в один из них
оставшийся в левой руке гарпун. Теперь ему было за что держаться, и,
выхватив нож, Шооран принялся наносить удары, стараясь поразить
уцелевшие глаза и сочления вибрисс. Гвааранз заметался, клацая
клешнями и растопырив острые перья. Движения его стали беспорядочными,
ослабевший ус соскользнул с ноги Шоорана. Гвааранз замер.
Убедившись, что зверь мёртв, Шооран с трудом оторвался от панциря,
нащупал ногой потонувшие в нойте усы и потащил тело, цепляющееся
клешнями за неровности дна. Через несколько шагов увидел сбоку
свет, свернул туда. Выбраться наружу через узкое отверстие под
потолком оказалось невозможно, зато при свете Шооран сумел зажечь один
из уцелевших факелов. Спалил сидящих на стенах зоггов, осмотрел
добычу. Гвааранз был велик. Вряд ли его удастся вытащить наружу
целиком. Обычно охотники обрубали мешающие клешни и, ухватив за усы,
буксировали остальное к выходу. На усах гвааранза нет острой кромки,
за них удобно тащить. Но Шоорану всего нужнее были именно клешни --
только там есть съедобная, хотя и затхлая мякоть.
Шооран отделил клешни, перевязал из верёвкой, взвалил на спину,
придерживая левой рукой. Попытался было перехватить той же рукой
факел, чтобы правой волочить остальное, но понял, что сил не хватит.
Да и бросать уцелевший гарпун тоже нельзя, мало ли кто может
встретиться на обратном пути. Ну и пусть их... мясо он донесёт, а
панцирь, ножи перьев и остальные богатства пусть достаются шаварным
тварям. Переняв факел в правую руку, Шооран двинулся к выходу.
Ай ждала его на прежнем месте. Шооран бросил чадящий огарок факела,
поднял мешок с вещами, сказал хрипло:
-- Если можешь -- идём.
Ай пошатываясь поплелась за ним. Они пришли на тот оройхон, что Шооран
высушил сегодня утром. Странно, неужели это было лишь несколько часов
назад? Шоорану казалось, что прошла вечность.
Оройхон лениво умывался. Вода выступала далеко не так обильно, как
бывало прежде, но всё же её хватало. Шооран влез в русло будущего
ручья, смывая зеленоватый нойт с одежды, саднящих рук, лица. Вымыл
добытые клешни, провозившись несколько минут расколол одну из них,
извлёк бледное мясо. Протянул Ай:
-- Ешь.
Какие-то люди, пришедшие сюда, чтобы вымыться и набрать воды,
остановились, глядя на жующих голодными глазами, но Шооран молча
достал скатанный хлыст и положил на самом виду. Гарпун не менее
красноречиво лежал поперёк коленей, и люди отошли, ничего не сказав.
Шооран разделал оставшиеся клешни, нарезал мясо, чтобы оно обветрилось
и не портилось так быстро. Потом повернулся к Ай:
-- Ну как теперь дела? Получше?
-- Харашо! -- проскрипела уродинка. -- Вкусна... Всигда такое принаси.
* * *
Вскоре они пробрались в земли Моэртала. Для этого Шоорану
понадобилось поставить три оройхона, а потом бежать через родившуюся
землю и прятаться в шаваре. Четыре часа он простоял в нойте, держа Ай
на руках и отпихиваясь он наползающей зубастой мелочи, после чего
ползти через заросли хохиура и вновь нырять в шавар. Таких обысков,
что устроили пограничники, ему ещё не приходилось видеть. Очевидно и
здесь в свалившихся бедствиях люди начали винить илбэча. Лишь через
день, отойдя от границы, они сумели затеряться в толпе земледельцев,
выгнанных засухой на промысел в мокрые земли. До самого мягмара
беглецы кочевали вместе с голодной толпой. О том, чтобы строить тут,
Шооран и не помышлял, понимая, что Моэртал может устроить всеобщую
проверку, и на этот раз бродяги будут помогать ему. Зато в первую же
ночь после конца праздника, когда берег опустел, Шооран выстроил
четыре оройхона. Он рискнул на такое, потому что за день до этого во
время всеобщего, хотя и не больно весёлого гуляния глашатаи прокричали
новый закон: отныне запрещалось находиться на мокром в одиночку.
Шооран благодарил предусмотрительную судьбу за то, что она подарила
ему Ай. Облавы прошли как на мокром, так и на сухом, но хватали
только одиночек, и пара бродяг благополучно вышла из опасной зоны.
В стране вана облав не было, но и здесь народ говорил, что стало
слишком много земли, и воды на всех не хватает. Мягмар и в самом деле
случился не обильным, а это значит, что в конце года снова будет
засуха. Теперь Шооран и сам видел, что дело не обошлось без его
помощи. Значит, действительно, господь поскупился, создавая мир, и
илбэч добавляет к нему лишь землю, но не воду. Так что люди будут
погибать как и прежде, но уже не от тесноты, а от голода. Что ж, пусть
будет так. Но прежде он сотрёт само воспоминание о далайне.
Пользуясь безлюдьем берегов в первую неделю после мягмара, Шооран
совершил рейд вдоль берегов вана и скрылся в краю изгоев. Здесь уже
привыкли, что сказочник появляется вскоре после мягмара, и никто не
удивился его приходу.
Шооран и Ай шли по знакомым местам, по единственному во всей ойкумене
куску земли, где их ждали. Выровненная, крепко утоптанная тропа
проходила по вершине поребрика, справа и слева изгороди щетинились
рёбрами погибших рыб, но пешеходам ничто не угрожало -- гладкий
костяной поручень спасал руки и одежду. Поручень был поставлен
Шоораном ещё в те времена, когда он жил здесь. С тех пор многие
оройхоны украсились удобными дорогами, и, если бы не голод последних
лет, их было бы ещё больше. Но сейчас голод кончился, пушистые кисти
цветущей хлебной травы просовывались даже внутрь оград, а на
шестилетних туйванах свежей листвы было не разглядеть из-за кумача
лепестков. Наступал первый сытый месяц, и путешественники шли в гости
к Тамгай. Тяжёлая набухшая обувь -- в руках, босые ноги отдыхают,
касаясь тёплого камня, а язык уже ощущает вкус наыса, которым их
будут кормить, потому что первого хлеба ждать ещё целую неделю.
И тут Ай остановилась и села на обочину, спустив ноги с поребрика.
-- Я ни пайду.
-- В чём дело? Что-то случилось?
Шооран обвёл взглядом окрестности, высматривая, что напугало Ай. Да
нет, всё в порядке... хотя... ведь отсюда уже должна быть видна
палатка. Вон разбитый тэсэг, и туйван на его верхушке зацвёл, но из-за
камней не выглядывает синеватый полог из рыбьей кожи... Может быть,
Тамгай переставила палатку?
-- Я сейчас! -- сказал Шооран, опустил на дорогу вещи и побежал.
Палатки не было. Исчезла и тонкая, в один прут оградка, отделявшая
поле Тамгай от соседнего участка, и Порхоэн, хозяин того поля, возился
подле туйвана. Увидав Шоорана, Порхоэн выпрямился и, не дожидаясь
вопросов, сказал:
-- Нет их. Умерли. Голод был страшный, вот мальчишка и не выдержал. А
она, должно полагать, в далайне. Сам посуди, как ей без сына жить?
Земля, вот, мне досталась. Земли теперь много, да не кормит она.
Шооран молча слушал, неосознанно кивая головой, потом повернулся,
побрёл к ждущей на дороге Ай. Нигде не задерживаясь, они миновали
сухие земли. Шооран молчал, и Ай не требовала объяснений. Лишь когда
они остановились, чтобы обуться на пороге мокрых земель, Шооран
