тем, что далайн был довольно близок к границе мира, Шооран поселился
на пустой приаварной полосе, а днём ходил промышлять на мокрое. Время
от времени он совершал ночные походы к материку вана, располагая
новые оройхоны так, чтобы казалось, будто илбэч трудится на другом
берегу. Ёроол-Гуя он не встречал, тот бушевал где-то в центральной
части далайна, тоже сжавшейся до мизерных размеров. Когда стало трудно
выбирать место для новых островов, Шооран нанёс подряд четыре мощных
удара, от которых едва не надорвался, и превратил некогда крупный
залив в тонкую и короткую кишку вроде тех, что оставались на западе.
Казалось, следующим шагом надо бы застроить оставшийся промежуток,
но всё же Шооран ушёл. Уходя, он сам удивлялся своему поступку,
недоумевая, почему ещё ни в одной части мира не покончил с далайном
полностью, а оставляет какие-то крохи, чтобы ещё и ещё раз
возвращаться к ним. Хотя можно было объяснить и по-другому: просто
отброшенный далайн стал слишком далеко, и на дорогу к нему надо
тратить целых два часа.
К центральной части далайна Шооран подходил осторожно. Недавняя
болезнь и надрывная работа измотали его, и он не знал, выдержит ли,
если Ёроол-Гуй разрушит недостроенный оройхон. Поэтому новые острова
Шооран принялся ставить по одному, раскидывая их по разным местам,
хотя этих мест было не так много. Наконец, осмелев, поставил три
оройхона разом, в том месте, где почти год назад последний раз видел
Многорукого. Ёроол-Гуй не появился и на этот раз. Более того, сборщицы
чавги сказали, что несколько дней назад он объявился где-то на
юго-востоке. Раздосадованный Шооран едва не кинулся вдогонку за
беглым богом, но вовремя осознал абсурдность ситуации -- ведь это
Ёроол-Гуй должен гоняться за ним. Поэтому Шооран поставил ещё четыре
оройхона, обративших грозное сердце далайна в жалкую лужицу, и лишь
тогда тронулся в путь. До мягмара оставалось полтора месяца, и Шоорана
тянуло домой, в страну изгоев, где можно было хотя бы месяц пожить
по-человечески.
За прошедший год Моэртал ни на шаг не продвинулся вперёд. Дальновидный
политик понимал, что одной воинской силой братские земли не освоить, а
поток переселенцев из старых мест иссяк. Так что Моэртал счёл за благо
перейти к обороне. В самом узком месте поперёк страны был насыпан
защитный вал, тянущийся на шесть оройхонов, считая мокрые и огненные
земли. Никаких проходов в костяном частоколе оставлено не было, тот,
кто оказался западнее границы, проведённой завоевателем, мог жить
или умирать по своему усмотрению. Проходя здесь в прошлый раз, Шооран
видел странную возню с костью, но не придал ей значения, подумав, что
нельзя же перегородить рогатками весь мир. Оказалось, что можно.
Шооран начал готовиться к штурму укреплений, стараясь нарастить берег
и обойти преграду стороной. В первую ночь он установил три оройхона,
но потом должен был спасаться от нагрянувшей облавы. Стало ясно, что
Моэртал доволен достигнутым, и больше илбэч ему не нужен. С трудом
избежав опасности, Шооран сделал вид, что смирился, отошёл назад и
даже сделал там оройхон, как бы показывая, что уходит. Но сам в тот же
день прокрался обратно и проломил дорогу на ничейную землю.
Убегая от шума и воя труб, он едва не кричал от радости: только что
поставленный оройхон разменял последнюю двойную дюжину ещё не
построенных островов. Меньше двойной дюжины -- год работы! Всего год,
если опять не помешает какой-нибудь Боройгал. И всё же радость была
так велика, что Шооран остановился, схватил на руки Ай, расцеловал её
в обе щёки, приговаривая:
-- Мы с тобой молодцы!
-- Ага! -- согласилась Ай и добавила сказанную уже когда-то фразу: --
Здораво бижали!
* * *
Через день Шооран понял, в какую западню он сам себя загнал. Если три
месяца назад в этих краях было трудно прожить, то сейчас наступил
настоящий голод. В прошлом месяце земля не родила вообще ничего, и
даже наыс в подземельях алдан-шавара почти перевёлся. Что-то добыть
можно было лишь на мокром, и те люди, что оставались во владениях
добрых братьев, скопились на побережье. До поры их спасало то, что
Ёроол-Гуй редко заплывал в узкий пролив, ограничивавший страну. Но
теперь оттеснённый с востока, он начал появляться и здесь.
Шооран быстро сориентировался в обстановке и пошёл прямиком через
обезлюдевшие сухие земли. Но и широчайший проход в землю изгоев
оказался закрыт. Здесь не ставили непосильной задачи -- выстроить
защитный вал длиной в полторы дюжины оройхонов. Просто каждый
земледелец окружал своё поле колючим забором и постоянно укреплял его,
так что вал вырос сам по себе. Суровые жители приграничья захватили
землю и защищали её от недавних соотечественников. К Ээтгону они
присоединились всего несколько месяцев назад, плохо знали обычаи и
порядки новой родины. Имя Шоорана ничего им не говорило, а вот
проползти мимо их дозоров не смог бы и жирх, тем более, что на западе
тоже свирепствовал голод.
В прежние времена Шооран прибегнул бы к проверенному способу: выстроил
бы себе дорогу и пошёл куда ему надо, прежде чем хоть кто-то успеет
преградить путь. Но сузившийся далайн не позволял рвать себя, его
можно было уничтожать только с оконечности заливов, а как раз туда
было и не пройти.
В отчаянии Шооран поставил те полдюжины оройхонов, что ещё можно было
вбить на разных участках берега. Оройхоны никуда не вели, зато их
появление вызвало взрыв злобы у погибающих людей. Недавние святоши,
покинутые добреньким Тэнгэром и вынужденные жить запретной чавгой,
чуть не поголовно становились приверженцами Ёроол-Гуя и ненавидели
илбэча со всем пылом горячих неофитов. Лишь немногие продолжали
веровать по-старому, самые фанатичные из них упорно держались в сухих
краях. Про их общины рассказывали, что там царит людоедство, и в это
было нетрудно поверить.
Конечно, можно дождаться мягмара, когда и напор голодных, и
бдительность охраны ослабеют, но Шооран смотрел на Ай, прозрачную от
долгого недоедания, и видел, что она до мягмара не дотянет. Не всякий
день им удавалось найти хотя бы пару чавг.
Оставалось последнее: попытаться вернуться к Моэрталу. Залив в том
месте расширялся до трёх оройхонов и можно попробовать пробиться на
волю, проскользнув между цэрэгами и Ёроол-Гуем. То, что Ёроол-Гуй
скрывается именно там, ни для кого не было секретом -- больше для
великана нигде не было места. Не стоило сбрасывать со счетов и бродяг,
скопившихся на берегу свыше всякого счёта. Но если бояться каждой
опасности, то лучше сразу умереть со страху. Шооран решил рискнуть.
Ночная работа илбэча была знакома всем, и ревнители новой веры
устраивали по ночам засады там, где ожидали появления чудотворца,
поэтому первый оройхон Шооран поставил рано утром. Быстро перебежал
вперёд, надеясь успеть создать второй участок прежде чем начнётся
кутерьма. Но едва начал работу, как почувствовал удар -- в дело
вмешался Ёроол-Гуй. Очевидно, опомнившийся бог решил не уступать так
просто последний свободный клочок далайна.
Шооран ещё не успел втянуться в работу и удар перенёс относительно
легко. Несколько секунд он выжидал, а когда Многорукий кинулся на один
из оройхонов, спрыгнул с поребрика и побежал. Казалось, на этом
приключение должно закончиться, но едва Шооран появился на сухом, его
путь загородил какой-то человек.
-- Куда? -- крикнул он, замахиваясь гарпуном.
-- Там Ёроол-Гуй!
-- Сам слышу. Великий бог гневается. На тебя, подлый илбэч.
Отовсюду, привлечённые громоподобными шлепками Ёроол-Гуя, сбегались
люди, не меньше дюжины человек уже были рядом и нельзя было ни бежать,
ни даже убить непрошенного разоблачителя. Среди стекавшихся людей была
и Ай, но она ничем не умела ему помочь. На секунду Шооран растерялся,
но тут же понял, что бродяга ничего не мог видеть и просто бросается
на первого попавшегося человека.
-- Врё-ёшь! -- распаляя себя, прохрипел Шооран. -- Я знаю, это ты
илбэч. Я давно за тобой слежу!
-- Что?! -- размахивая гарпуном, заорал незнакомец. -- Да я!.. Да меня
все знают! А ты кто?!
-- И меня знают! -- не сдавался Шооран. -- Я вон с ней вдвоём хожу, --
использовал он свой главный козырь, -- а ты -- один! Значит, ты и
есть илбэч!
-- Да! Да! -- закричала верная Ай.
Напряжение в толпе упало. Многие действительно знали самозваного
сыщика, другим успел примелькаться Шооран, им было известно, что он
действительно ходит не один. Но разойтись так просто люди не могли.
-- Бей его! -- крикнул кто-то.
И хотя неясно, кому были адресованы эти слова, бродяга немедленно
кинулся на Шоорана. Тот отпрыгнул в сторону и выхватил хлыст. В глазах
бродяги мелькнул испуг, но отступать было поздно -- оружие обнажено,
и уйти от поединка, значит, признать себя виновным. Очевидно, шооранов
противник служил в цэрэгах не только последний год, но и раньше, когда
солдат ещё учили приёмам боя, особенно против секущих хлыстов,
которыми были вооружены кольчужники старейшин. В его руке мгновенно
появился летучий кистень с увесистым гранитным желваком, добытым,
вероятно, на кресте Тэнгэра в те времена, когда соседняя страна была
захвачена братьями.
"Всё повторяется," -- подумал Шооран, вспомнив свой первый поединок.
Если не считать орущих зрителей, всё действительно было очень похоже.
Разница заключалась в том, что на этот раз Шооран хотел убивать. Он
желал смерти этого человека, виновного в том, что не вовремя и глупо
встал на пути. И ещё одно отличие -- у Шоорана не было копья. Был
только нож, по старой бродяжьей привычке скрытый в рукаве.
Кистень с жужжанием вращался на коротком ремне, но Шооран знал, что он
может неожиданно вырасти, и тогда камень полетит словно из пращи.
Прежде всего, надобно погасить его движение. Конец хлыста на мгновение
словно слился с мягким ремнём, Шооран дёрнул хлыст на себя и сам
прыгнул вперёд. Он не надеялся вырвать ремень из руки противника,
хотел лишь не дать врагу отступить и замахнуться гарпуном. Бойцы
столкнулись, ударившись грудью в грудь, и тогда Шооран пустил в ход
нож. Опасаясь, что противник тоже носит кольчугу, Шооран ткнул клинком
в основание шеи, туда, где ключица образовывала глубокую яму. Бродяга
громко всхлипнул и, выронив гарпун, осел на землю.
-- Га!.. -- завопили в толпе. -- Убили илбэча! Так его!..
Шооран наклонился, вытер и спрятал нож, поднял гарпун, потом начал
стаскивать с убитого башмаки. Он победил в честном поединке и, значит,
имел право раздеть побеждённого. Хотя полностью раздевать убитого не
рекомендовалось, кое-что надо оставить зрителям. Кроме гарпуна и новых
башмаков Шооран забрал кожаные охотничьи штаны, которые не пропускали
к телу нойт, даже если провалиться в него по грудь. Когда-то, раздевая
убитого кольчужника, Шооран мысленно просил у него прощения. Сейчас,
взяв необходимое, он кивнул зевакам: "Это ваше!" -- отошёл в сторону и
начал примерять высокие, до середины голени башмаки.
Толпа быстро расхватала вещи и одежду, всё до последнего клочка,
подхватила нагой труп, потащила к поребрику, за которым копошились
руки Ёроол-Гуя.
-- Вот илбэч! Мы убили его! -- вразнобой закричали голоса.
Тело раскачали и бросили через поребрик. Немедленно его обвили
несколько рук и поволокли по камням к одному из малых ртов.
-- Умер илбэч! -- кричали люди фразу, которую последнее время принято
стало кричать после всякого убийства. -- Илбэча убили!
Шооран сидел, натянув на одну ногу чужой башмак. Боевой угар
рассеялся, и он слушал крики в честь своей победы с иным чувством, чем
минуту назад. Илбэча не убили, илбэч жив, а вот куда делся человек
Шооран, где растратилась его душа? Осталась в тюремной камере или
истёрлась по бесконечным оройхонам, очерствела и ожесточилась среди
чёрствых и жестоких людей? Или её задавила великая идея, долг,
превративший его из человека в илбэча? Тогда понятно, почему никто не
может любить его. Проклятие Ёроол-Гуя здесь ни при чём, просто такой
подвиг выше человеческих сил...
Узкая ладошка Ай легла на его плечо. Ай присела позади, прислонилась к
